Ирландия. Тёмные века 1
Шрифт:
И тогда из толпы вышел он.
Высокий, широкоплечий, с медвежьей шкурой на плечах и золотой гривной на шее и шлеме с рогами. Его борода, заплетённая в две косы, была перехвачена серебряными кольцами, а в глазах читался холодный расчёт, а не безумная ярость берсерка.
— Я — Хальфдан, сын Рагнара, — объявил он, и его голос, низкий и спокойный, разнёсся по двору. — Конунг Дублина.
Руарк стиснул меч, но не двинулся с места.
— Зачем ты пришёл? — спросил он. — Этот замок — моя земля.
Хальфдан усмехнулся, словно услышал детскую угрозу.
—
Его палец указал прямо на меня.
Сердце ёкнуло. Что я мог знать о конунге Дублина? Ничего, кроме слухов. Но почему он искал меня?
— Бран, — продолжил Хальфдан, — монах, который варит пиво, достойное богов.
Я остолбенел. Пиво? Всё это — из-за пива?
— Ты… пришёл с войском ради этого? — не удержался я.
Хальфдан рассмеялся, но в его смехе не было веселья.
— Нет. Я пришёл с войском, потому что мне надоело платить перекупщикам.
Он сделал шаг вперёд, и воины расступились, пропуская его.
— Твоё пиво продают в Дублине по два серебряных за бочонок. Оно того стоит — лучше, чем наше, крепче, с ароматом хмеля, который не сравнить ни с чем. Но… — его голос стал жестче, — когда я узнал, что монастырь отпускает его по два бочонка за серебряный, мне это не понравилось.
В голове всё завертелось. Два бочонка за серебряный — это была наша цена для местных торговцев. Но они продавали его вчетверо дороже?
— Я не знал, — честно сказал я.
— Верю, — кивнул Хальфдан. — Поэтому я здесь. Чтобы договориться напрямую.
Руарк нахмурился.
— И для этого нужно было сжечь пол-графства?
Конунг пожал плечами.
— Если бы я прислал гонца, ты бы его выслушал?
Молчание. Руарк не ответил.
— Вот и я так думал, — усмехнулся Хальфдан. — Но теперь, когда мы познакомились… — он повернулся ко мне, — предлагаю сделку.
— Какую? — спросил я, стараясь не дрожать.
— Ты будешь поставлять пиво мне лично. По серебряному за бочонок.
Я едва не поперхнулся. Это вдвое дешевле, чем он платил перекупщикам, но вдвое дороже нашей отпускной цены.
— А перекупщики?
— Их дело — моё, — холодно ответил Хальфдан. — Они больше не будут мешать.
Я перевёл взгляд на Руарка. Он понимающе кивнул.
— И что ты предлагаешь взамен? — спросил я.
— Во-первых, я не сожгу этот замок дотла. Во-вторых… — он достал из-за пояса мешочек и бросил его мне. — Аванс.
Мешок тяжело упал в мои ладони. Я развязал его — внутри блестели серебряные монеты. Не меньше десяти.
— За десять бочонков, — пояснил Хальфдан. — Доставь их в Дублин через две недели.
— А если я откажусь?
Конунг улыбнулся, но в его глазах не было тепла.
— Тогда я возьму твоего аббата в заложники. Или… — он оглядел двор, — может, этого рыжего? — указал он на Финтана.
Финтан стиснул кулаки, но промолчал.
— Договорились, — быстро сказал я.
Хальфдан удовлетворённо кивнул.
— Умный выбор.
Он повернулся к своим воинам и что-то крикнул на их языке. Те начали отступать,
строясь в колонны.— Через две недели, — напомнил он, уже уходя. — И, Бран… — он обернулся, — если пиво будет хуже, чем в прошлый раз, я вернусь. Но уже не для переговоров.
Когда последние викинги скрылись за воротами, двор замка взорвался криками. Кто-то ругал судьбу, кто-то благодарил богов за спасение, а Руарк подошёл ко мне, скрестив руки.
— Ты только что спас нам жизни, — сказал он. — Но теперь у нас проблемы.
— Какие?
— Хальфдан не просто так хочет твоё пиво. Оно делает его сильнее.
— Как?
— Пьяные воины — плохие воины. Но твоё пиво — крепкое, но не до безумия. Оно бодрит, а не валит с ног. Его воины могут пить и оставаться опасными.
Я задумался. Возможно, он был прав.
— Что теперь?
— Теперь, — Руарк хлопнул меня по плечу, — ты будешь варить пиво. Много пива.
Через неделю караван из пяти повозок, гружённых бочонками, двинулся в сторону Дублина. Я ехал впереди, рядом с Финтаном и десятком воинов Руарка — на случай, если перекупщики решат помешать.
Дорога заняла три дня. Когда на горизонте показались стены Дублина — низкие, но крепкие, из серого камня, — сердце заколотилось. Нас встретили у ворот, провели через шумные улицы, где викинги торговали, пили и спорили, и привели к длинному дому с резными столбами у входа.
Внутри, на деревянном троне, сидел Хальфдан.
— Вовремя, — заметил он, увидев меня. — Проверим?
Один из его людей вскрыл бочонок, налил пиво в рог и поднёс конунгу. Тот отхлебнул, задержал на мгновение во рту и проглотил.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Даже лучше, чем в прошлый раз.
Я выдохнул.
— Как договорились, — напомнил я, указывая на повозки. — Десять бочонков.
Хальфдан кивнул и махнул рукой. Кто-то поднёс мне ещё один мешок — такой же, как в прошлый раз.
— Следующую партию жду через месяц.
— Будет, — пообещал я.
Конунг вдруг улыбнулся, и в его глазах впервые появилось что-то, напоминающее дружелюбие.
— Знаешь, Бран, — сказал он, — может, ты и монах, но делаешь дело, достойное воина.
Я не знал, что ответить.
— Спасибо, — пробормотал я.
Хальфдан рассмеялся и поднял рог.
— За пиво!
Его воины подхватили клич, и я понял — теперь у меня появился самый опасный клиент в Ирландии.
И самый щедрый.
***
Запах свежеиспеченного хлеба витал над монастырскими полями, смешиваясь с ароматом влажной земли после дождя. Я стоял на краю одного из участков, сжимая в руках свиток с записями о севообороте, который обнаружил в библиотеке среди римских трактатов по земледелию. Текст был старым, потрепанным, но слова в нём звучали как откровение: "Поле, на котором год за годом сеют одно и то же, истощается. Но если менять культуры — земля остается живой." Этот свиток мне пришлось очень тщательно подделать, так как реальное четырёхполье изобретут только в восемнадцатом веке.