История дьявола

Любопытно, что святые отцы на протяжении первых трех столетий отделяли, по всей вероятности, Сатану от демонов, а дьявола от ангелов. Они почти ничего не говорили о природе демонов, кроме Игнатия [728] , называвшего их «бестелесными» [729] . Возможно, они относили на их счет разные неблаговидные дела? Никто теперь не смог бы ответить на этот вопрос, но противоречие в мировоззрении отцов церкви нашло отражение в идеях Юстина, который заявил, что «князь злых демонов» — это змей. Но он так и не уточнил, где же тогда находились добрые демоны.

728

Игнатий Богоносец (умер в 110 г.), епископ Антиохийский. — Прим. переводчика.

729

«Demon d’apres les Peres». Dictionnaires de theologie catholique. Letouzey & Ane, 1924.

Самую спорную мысль высказал в IV веке Григорий Нисский [730] , прозванный также Св. Григорием, брат Василия Великого [731] , епископ Кесарии Кападокийской: Бог в отношениях с Сатаной прибегнул к хитрости. Первородный грех дал Сатане права на людей. Между Богом и дьяволом «было заключено нечто вроде соглашения, согласно которому Бог предложил Иисуса Христа в качестве Искупителя. И Сатана с радостью согласился, ибо понял, что столь чистое существо как Иисус представляло для него гораздо больший интерес, чем все человечество вместе взятое» [732] . Можно верить или не верить, но именно такими были слова Григория Нисского: «Бог хитростью принес Иисуса в жертву дьяволу. Однако смерть Иисуса открыла его божественное происхождение, и Сатана в ужасе отступил. Так дьявол попал в подстроенную Богом ловушку».

730

Епископ г. Нисса (330—390 гг.).

731

Епископ (330—379 гг.). — Прим. переводчика.

732

Francois Bonifas. Histoire des dogmes de I’Eglise chretienne. Fischbacher, 1886.

Столь абсурдная гипотеза в свое время была довольно распространенной, ибо ее поддерживали такие известные христианские теологи и видные церковные деятели, как Амвросий [733] , Лев Великий [734] и Григорий I Великий [735] , представлявшие Сатану чем-то вроде мелкой рыбешки, клюнувшей на приманку и тут же попавшей на крючок. Гипотеза была опровергнута в IV веке Григорием Назианзином (Богословом) [736] , который считал недопустимым, чтобы Сатане в качестве отступного отдали Сына Божьего, который и сам был богом. Однако Григорий Богослов в своих религиозных проповедях и посланиях не продвинулся ни на шаг вперед по сравнению со своими предшественниками ни в вопросе о происхождении Сатаны, ни в объяснении сущности самого Искупителя.

733

Епископ Миланский (340—397 гг.). — Прим. переводчика.

734

Лев I Великий, папа (440—461 гг.). — Прим. переводчика.

735

Папа (540—604 гг.). — Прим. переводчика.

736

Епископ Назианзский (330—390 гг.). — Прим. переводчика.

Как мы видим, святые отцы оказались втянутыми в неразрешимый спор: был ли дьявол причиной или следствием Зла? И этот спор будет длиться веками и так и не найдет решения. И это вполне закономерно, если считать, что дискуссии шли вокруг не поддававшейся проверке концепции. Начиная с IV века споры больше велись вокруг роли Сатаны, чем природы его происхождения. Полемика зашла было в тупик, когда во II веке представитель раннехристианской апологетики Тациан, родившийся в Сирии, но воспитанный в духе греческих традиций, заметил, что некоторые ангелы оказались грешными [737] , так и не дав объяснения причин и природы их греховности. Тем не менее на протяжении последующих веков в ходе дискуссии все больше прояснялась роль Бога и выстраивалась теория, объяснявшая сущность дьявола.

737

«Оratiо versus Graecos», n. 7.

Однако полемика породила новую проблему: останется ли человечество в заложниках у Сатаны или же Бог в своей безграничной доброте сжалится над людьми и откажется от своего уговора? Сторонником этой гипотезы стал в IV веке эллинист, епископ Александрийский Афанасий (вначале рассорившийся с императором Константином I Великим из-за того, что был несправедливо обвинен в убийстве епископа Арсения, а затем потому, что на него свалили вину за перерыв в снабжении Рима зерном из Египта [738] ). Так, Афанасий впервые за всю историю раннего христианства поставил во главу угла Бога и человека, оттеснив Сатану на второй план. И, похоже, теология наконец-то распрощалась с Сатаной — этой поистине адской машиной, придуманной в эпоху зарождения эссенистской доктрины, которая навсегда осложнила отношения между человеком и его Создателем. Афанасий, по-видимому, вычеркнул дьявола из списков, что вполне отвечало его эллинистическому мировоззрению, главным в котором было достижение свободы личности.

738

«Athanase». Dictionnaire encyclopddique du christianisme ancien. Cerf, 1990.

Однако полагать, что дороги теологов с дьяволом окончательно разошлись, означало бы не учитывать динамики народных верований и соперничавших с христианством религий и, что еще хуже, оппозиционных течений, развившихся внутри раннехристианской церкви. Ибо в то время еще не существовало христианской доктрины, а был лишь заложенный еще школой апостола Павла фундамент, составленный из разных кирпичиков, вокруг которого суетились священники, кто во что был горазд, стараясь придать будущему зданию хотя бы какой-то презентабельный вид.

Священнослужителям и богословам приходилось соблюдать определенную осторожность, а порой и прибегать к хитрости. В самом деле, мы подошли к временам Римской империи, объединившей большую часть западного цивилизованного мира. Вплоть до отказа Константина Великого [739] от язычества в 312 году, когда впервые императорский престол занял христианин, у учеников Иисуса были связаны руки; они постоянно подвергались преследованиям, и даже после обращения Константина в христианство соперничавший с ним соправитель Лициний [740] объявил в 321 году гонения на христиан [741] . Епископы не могли не только позволить себе открыто высказываться против других религий и религиозных течений, но даже называть, например, дьяволами божества других вероисповеданий из боязни задеть религиозные чувства друзей императора. И даже после того, как христианство было объявлено государственной религией и оказалось под покровительством самого императора, жизнь епископов не изменилась в лучшую сторону, ибо Константин оставил за собой право пресекать теологические споры, как мы уже видели выше на примере гонимого Афанасия.

739

Константин I Великий Флавий Валерий (285—337 гг.), римский император. — Прим. переводчика.

740

Лициний Валерий Лициниан (250—325 гг.), римский император. — Прим. переводчика.

741

История восхождения на императорский престол Константина заслуживает не просто короткого замечания, а отдельного рассказа, ибо дробление империи сопровождалось сложными процессами и потрясениями. Я только ограничусь перечислением некоторых фактов. Побочный сын Констанция I и содержательницы постоялого двора, Константин, начиная с 308 года, разделил титул «сына Августа» с Максимином Дайя, в то время как Лициний получил титул цезаря — соправителя западных провинций. После смерти Максимина Дайя Константин потребовал титул Августа, который он мог получить при поддержке войск, выступивших на его стороне против императора Максенция. Лишь после того, как он одержал победу над своим соперником Лицинием в 323 году, Константин получил римский и византийский престолы.

Несколько ослабла напряженность, возникшая еще во времена первых Посланий Павла между христианами и нехристианами, и необращенные народы постепенно приобщались к идеям христианства, и то тут то там возникали новые христианские общины; однако это не означало, что неверные толпой спешили в церковь, чтобы обратиться в новую религию. До самой победы Константина христиане оставались в империи чужаками. Проповедники нового учения часто сносили оскорбления толпы, их осыпали бранью, а порой убивали.

И в этих труднейших условиях первым соперником зарождавшегося христианства стал воинствующий иудаизм, по отношению к которому истинный основоположник римской церкви Павел (Савл) занял, как известно, самую непримиримую позицию: «Нет ни одного греческого города и нет ни одного варварского народа, где бы не было еврейского поселения или иудеев», — писал Иосиф Флавий. И этот средиземноморский, в основном восточный, иудаизм, избежавший сколько-нибудь заметного влияния идеологии эссенов, сохранял верность законам Ветхого завета. По всей вероятности, иудеи не считали дьявола какой-то важной фигурой, скорее всего потому, что не разделяли концепции искупления. Однако христиане, считавшие искупление своим основополагающим принципом, уже внесли, как нам известно, существенные изменения в образ Сатаны. И своей главной задачей святые отцы видели размежевание с иудаизмом, даже ценой пересмотра роли дьявола. И решение этой проблемы не терпело отлагательства, ибо евреи так стремительно обращали в свою веру, что вскоре завербовали великое множество сторонников, прозванных по-гречески зелотами, проявляя при этом не меньше рвения, чем христианские миссионеры. Некоторые ревностные блюстители иудейской религии договорились до того, что стали проповедовать «всеобщее обращение в иудаизм, скрепленное, словно печатью, обрядом обрезания» [742] . И действовали зелоты вопреки императорским указам, объявившим обрезание преступлением.

742

Marcel Simon. La Civilisation de l’Antiquitd et de christianisme. Arthaud, 1972.

Вторым соперником христианства, по крайней мере до самого восхождения на престол императора Константина, было греко-римское вероисповедание. Как известно, римская религия была государственной, в то время как с культом греков у всех средиземноморских народов была тесная связь на протяжении столетий. Ни в той ни в другой религии не содержалось и намека на такое понятие, как искупление, и, как мы знаем, им также была глубоко чужда идея дьявола. И что самое главное: эти две столь близкие по боговдохновенности религии предоставляли своим верующим такой глубокий душевный покой и давали столь обильную пищу для ума, что христианство никак не могло быть им соперником: эти культы не принижали личность, как это делало христианство с его первородным грехом и следствием — страхом бытия, и не исповедовали добродетели, основанные только на отвлеченных философских понятиях.

Все это было хорошо известно отцам церкви, и в частности, родившемуся в Афинах и обратившемуся впоследствии в христианскую веру Клименту Александрийскому. Живший во II веке теолог [743] , имевший /неосторожность быть учителем «отступника» Оригена, всеми силами старался представить греческую философию «дорогой, ведущей к Иисусу». Для эллиниста поневоле Климента «греховным было то, что противостояло здравому смыслу, а именно тому, что глагол или Логос вложил в человека» [744] . Надо сказать, что его высказывания были продиктованы желанием зарекомендовать себя ревностным христианином, но грош цена была такой вере!

743

Он почитался раннехристианской церковью настолько высоко, что его назвали «блаженным» и причислили к лику святых (и только в XVIII веке папа Бенедикт XIV вычеркнул его из мартиролога).

744

Marcel Simon. La Civilisation de l’Antiquitd et de christianisme. Arthaud, 1972.