Иван Премудрый

Подали сходни. По ним с величайшим бережением, под белы рученьки, на берег сошла великая посланница царя Салтана, тоже великого - Матрёна Марковна. Вот что значит Синее Море - поверхность нетвёрдая и вообще, жидкая. Ступив на поверхность твёрдую, на землю-матушку, Матрёну Марковну пару раз слегка качнуло, не иначе по привычке. Да и выглядела она не ахти как. Не смотря на все белила и румяны со всей возможной щедростью на лицо нанесённые, бледность зеленоватого оттенка всё-таки просматривались.

"Так вот ты какая, Матрёна Марковна.
– глядя на посланницу, подумал Тимофей. Нет, доселе он её ни разу не видел, но много о ней слышал и в том числе о том, что при помощи какого-то лупанария в котором, говорили, баб видимо-невидимо, эта Матрена и царя Салтана и всё его царство в бараний рог скрутила.

"Дела! Если царь Салтан послом этого чёрта в юбке отправил, значит серьёзное что-то намечается.
– продолжал думать он и на всякий случай решил дать команду своим молодцам, чтобы были наготове, а к чему наготове, видно будет":

– Здравствуй, матушка-государыня, Матрёна Марковна!
– Тимофей был сама галантность. И где только нахватался?

Сразу же после приветствия на передний план вышел распрекрасного вида и молодости юноша с караваем на рушнике. Поясно поклонившись, юноша протянул каравай Матрёне Марковне. Как это у него получилось: одновременно каравай протягивать и поясно кланяться - сам не представляю, люди так рассказали. Но даже такие противоречивые по своей совместимости телодвижения не помешали юноше послать Матрёне Марковне страстный и зовущий взгляд.

Матрёна Марковна, ясно дело - не дура, ритуал гостеприимства соблюла: отщипнула кусочек от каравая, макнула в солонку и отправила в рот. Взяла каравай, слегка поклонилась и передала его подбежавшему посольскому помощнику. А вот страстный и куда-то зовущий взгляд юноши Матрена Марковна напрочь проигнорировала, как-будто его и вовсе не было.

"Это что же вы себе думаете?
– глядя на Тимофея и его свиту, случаю подобающую, с весёлой злостью подумала Матрёна Марковна.
– Думаете я куплюсь на этого вашего сопляка? Как же!"

– Как добралась, доехала, матушка-государыня, Матрена Марковна?
– продолжал исторгать из себя галантности Тимофей. То, что с мальцом фокус не вышел, его не смутило: "Ничего, - подумал он.
– ещё что-нибудь предоставим".

– Благодарствую, Тимофеюшка.
– как будто любимая тёща к любимому зятю приехала, сказала Матрёна Марковна.
– Если бы не твои молитвы, то и неведомо, осталась бы целой или нет? А так, как видишь, жива и здорова.

– Откуда же, Матрёна Марковна, ты обо мне ведаешь?
– разумеется Тимофея такая его известность не удивила, это политесы начались, любому посольству столь необходимые.

– Ну кто же не знает ближайшего и вернейшего слугу и помощника Тимофея?
– продолжала Матрена Марковна.
– Почитай по всем царствам-государствам слава идёт как о тебе, так и о делах великих твоих.
– вывалив эту политесную чепуху Матрёна Марковна едва заметно подмигнула Тимофею, как бы говоря: "Все о тебе, мил-соколик, знаю. И о делах твоих лесных, тоже всё ведаю. Так что, ты не очень-то". И тут же, как-никак политесы:

– А тебе, откуда имя моё знакомо? Я женщина тихая и скромная и никакими великими делами, подобными твоим, вовсе не прославлена.
– во даёт!

– Ну как же, Матрёна Марковна! Весь честной мир только о тебе и говорит, о делах твоих, не в пример моим, великих.

– "Говорить про лупанарий или рано ещё? Ладно, если что, попозже скажу".
– О том, как ты оберегаешь и спасаешь жизнь и душу государя великого, царя Салтана, как о семействе его печёшься, все только об этом и говорят.

"Неужели пронюхали что-то?! Или Царица с царёнышем здесь, у них, и уже наговорила с три короба?":

– Благодарю тебя, Тимофеюшка, за слова моей скромной персоне столь лестные, однако устала я чтой-то, да и возраст, сам видишь какой. Отдохнуть бы мне с дороги, да и людям моим отдохнуть, тоже не помешает.

"Ну вот, поплыла ты, карга старая. Видать и правду люди говорят: ухайдокала ты Царицу с царевичем. Быстро ты однако слабость свою показала. Неужели хитрость какую затеяла? Ладно, посмотрим...":

– Всё готово, матушка-государыня, всё только тебя и дожидается.
– продолжал соловьём лесным заливаться Тимофей.
– Покои тебе определены и подготовлены. Слуги, все в ожидании твоих приказаний. Банька натоплена, вся пылом-жаром дышит, тебя дожидается. А покуда от соли морской и от ветров злых и студёных себя освобождать будешь, хлеб да соль на стол успеют поставить и лебяжьего пуха перины взбить. А пока, пожалуй матушка-государыня, Матрёна Марковна в возок, специально для твоей персоны изготовленный.

Тимофей взял Матрёну Марковну под руку, всё честь по чести, по культурному, и проводил к стоящему чуть поодаль возку. С великим бережением и почестями усадил в него и закрыл дверцу. Тем временем прочая посольская мелочь и сволочь была распределена по другим возкам. Встречающие, кто верхом, как Тимофей, а кто тоже в возке, на правах хозяев, двинулись по направлению к городу, ну а посольские, вслед за ними. Дабы продолжать подчёркивать значимость Матрёны Марковны и выказывать к ней уважение, Тимофей ехал рядом с возком, делая вид, что внимательно смотрит, всё ли хорошо, не ли каких препятствий?

"Эх, Тимофей, Тимофей, - глядя на Тимофея через щёлочку от неплотно закрытых занавесок думала Матрёна Марковна.
– быстро ты однако купился. Подожди, милай, и ты, князюшка Иван, подожди, я вам устрою кордебалетус",

***

– Ну, про какое волшебство ты мне хочешь рассказать?
– хоть принимал Иван Премудрый Матрёниху и не в тронном помещении - чести много, выглядел он так, как и подобает выглядеть князю, во всей красе.

Уж неизвестно, пусть в этом учёные с историками разбираются, только постепенно личный покой князя Ивана Премудрого стал превращаться в учёный кабинет, точь в точь, какие у профессоров, в университории. Был тут и стол письменный, здоровенный, иноземной работы, и глобус, тоже здоровенный и неизвестно для чего надобный. Ну и конечно все стены помещения были шкафами заставлены, а в них книг видимо-невидимо. Зачем человеку столько книг - нормальным людям непонятно. Но даже не это самое главное. Пусть ты даже все их прочёл, хотя вряд ли - жизни не хватит. За каким, спрашивается, ты их все сохраняешь?