Книга чародеяний

– Это оказалось проще, чем я думал, – заметил Арман, вертя в руках готовое изделие. Милош фыркнул.

– Проще! Потому что не ты огонь заговаривал.

– Не говори мне, что это сложнее, чем заговаривать воду.

– Сложнее, – тут же заявил Милош. – Просто вспомни свою сестрицу и представь, что ты пытаешься уговорить её что-то сделать. Представил? То-то же.

– Да ладно, для тебя-то это раз плюнуть, – хитро сказал Арман с самым невинным видом. От такой грубой лести Милош едва не упал со стула, хотя ему было приятно. Он ограничился малой местью – назвал Армана коварной бубланиной и отказался объяснять, что это такое.

Они едва успели проверить ключ на ближайших дверях, когда во дворе кто-то появился – Мельхиор погавкал и отправился к порогу. Похоже, свои. Милош обрадовался, что сейчас и познакомится с подружкой Армана, но не тут-то было: на крыльце стояла мама, вежливо улыбаясь и держа в руке метлу. Ветер растрепал её огненно-рыжие волосы, зато лицо от полёта помолодело лет на двадцать – Милош при всём желании не мог на неё злиться.

– Пани Эльжбета, – охнул Арман, оттаскивая от двери обманутого пса: видимо, для нелюдимого Мельхиора сегодня было слишком много гостей. – Проходите, пожалуйста.

– Здравствуйте, мальчики, – пани Росицкая шагнула внутрь, прислонив метлу к стене, и, не тратя время на лишние разговоры, взяла лицо сына в горячие ладони. Милош знал, чем кончается проявление семейной нежности, и взвыл не хуже Мельхиора, но в этот раз он ошибся – мама нежно коснулась губами его лба, и следов щелбана как не бывало. Зная, что капризному Милошу этого будет мало, она сделала что-то ещё, и по всему телу разлилось приятное умиротворяющее тепло. – Так-то лучше. Прости меня, Милошек: я не знала, что так получится. Зато ты погостил у Армана!

– А чего ты ждала? – недоверчиво спросил Милош.

– Я думала, ты ойкнешь и сядешь в кусты, – призналась мама.

Ну что ж, в кусты-то он в самом деле сел. Только не в Праге, а в Лионе.

– Арман, подойди, – велела пани Росицкая. Арман проявил невиданную мудрость и даже не попытался возразить, молча подставив ей лоб; Милош краем глаза заметил, что он улыбается, и покачал головой. Только сирота мог так радоваться внезапному появлению Эльжбеты-младшей…

– Что ты с ним делаешь? – полюбопытствовал Милош.

– То же самое, мне понравилось. Вы изготовили ключ? Какие молодцы! Арман, тебе не нужно зарядить талисман, пока я здесь?

Матушка уселась ворожить над новой тросточкой Армана. Наверное, раньше этим занималась Адель – иногда магия вещиц, которые колдуны носили с собой, нуждалась в обновлении. Мало кто мог ответить на вопрос, какова вероятность, что без талисманов будет совсем худо, и Милош считал, что это скорее дань традиции. Сам-то он был достаточно ведьмой, чтобы обойтись без помощи, и всё равно не брезговал ею, а без часов чувствовал себя неуютно. Однажды он отдал их Арману в надежде, что обмен талисманами как-то поможет, но, кажется, чуда не произошло. Жаль! Получился почти братский обряд.

Они с мамой едва не затащили Армана в гости прямо сейчас, но тот заартачился и отказался оставлять собаку на ночь: Мельхиор и без того натерпелся в отсутствие обоих хозяев, а к котам его не пригласишь.

– Ничего, всё равно мы скоро встретимся, – подмигнула пани Росицкая, лихо усаживаясь на метлу. Милош был готов и переночевать, и вернуться с помощью ключа, но мама! На метле! – Нет, Милошек, даже не думай.

– Ну пожалуйста. Один раз!

– Если я сделаю это, ты вспомнишь свою любимую семейную историю и украсишь её новым враньём, – категорически отказалась пани Росицкая. – Давай-ка, ключ в замок – и спать, приду – проверю. Спокойной ночи, Арман.

Матушка взмыла в воздух слишком быстро и тут же пропала из виду, оседлав попутный ветер – им осталось лишь задирать головы, глядя ей вслед.

– Вот так-то, – пробормотал Милош и потянулся за своим пальто, которое бросил где-то в коридоре. – Хорошо посидели. Если не придёшь с ответным визитом, я натравлю на тебя свою сестру.

– И я был рад тебя видеть, – в том же тоне откликнулся Арман, выгребая его шляпу из-под завалов, которые они устроили в поисках масла. Прежде чем уйти, Милош добавил то, что давно вертелось у него на языке:

– Ты слишком много думаешь, особенно о том, что лучше вообще не трогать. И Бер такой же. Мне кажется, если б вы перестали сами себя путать, то давно бы уткнулись носом в голую правду.

– Я бы предпочёл, чтобы при первой встрече правда была одетой, – отшутился Арман, но глаза его тревожно замерцали. – Ты на что-то намекаешь или просто так?

– Конечно, просто так. Ты что, первый день меня знаешь? – с этими словами Милош стиснул его в объятиях. Взгляд упал на Мельхиора – пёс сидел за спиной Армана и в ужасе таращил глаза на чешские нежности. Не рассмеяться было невозможно. – Да, собаку свою не бери… Коты-то переживут, а в Мельхиоре я не уверен.

И он угадал. Едва страшный чёрный пёс остался наедине с хозяином, то испытал невероятное облегчение – Милоша и его матушки, как в своё время Адель, было слишком много, они шумели, даже когда молчали, и могли в любой момент ударить током. Мельхиору гораздо больше нравилась Лотта. Жаль, что он не мог сказать об этом вслух.

XVII.

«После ужина Дамблдор встал и пригласил всех последовать его примеру. Взмахнул волшебной палочкой, столы отъехали к стенам, образовав пустое пространство. Еще один взмах, и вдоль правой стены выросла сцена – с барабанами, гитарами, лютней, виолончелью и волынкой.

На сцену вышел ансамбль «Ведуньи», встреченный восторженными рукоплесканиями. [...] Гарри с нетерпением ждал, чтобы они заиграли, совсем забыв, что за этим последует».

Джоан Роулинг, «Гарри Поттер и Кубок огня».

***

Шарлотта Дюмон была далеко не единственной ведьмой, недовольной устройством осеннего бала.

В современном мире осталось не так много общих магических праздников, что до европейской его части, более всего чтились два события – шабаш и последняя ночь октября. Первый, как мы видим по воспоминаниям Адель Гёльди, целиком и полностью принадлежал женщинам: огни костров, свобода души и тела, дикие и опасные развлечения, безграничная власть магии и природы. Что до второго знакового дня, ему и так досталось за всю историю человечества, и в конце концов он закономерно стал… мужским.

Отмечали-то последний урожай да уход лета, ничего особенного, но встревоженная католическая церковь – ну только повод дай! – решила кое-что подправить. Грань между почитанием святых и страхом смерти оказалась слишком тонка, люди перемахнули через неё, даже не заметив, и праздник снова оказался не в чести. А злые духи и в самом деле изгонялись – по своей воле, разумеется. Большинство из тех, кого люди боялись и отгоняли от своих ворот, в последнюю ночь октября прихорашивались и отправлялись на танцы – себя показать и других посмотреть, обсудить последние новости, посвататься и поругаться. С годами мероприятие становилось всё более и более цивилизованным в противовес шабашу: никто не прыгал через костёр, не напивался в хлам и даже не ходил нагишом. В конце концов, устав от путаницы с кельтско-языческими, смешанно-католическими и прочими названиями, маги остановились на «осеннем бале», а правила шли в ногу со светскими мероприятиями большинства людей.