Книга чародеяний

– Не стоит переживать раньше времени, – ободряюще сказал он, намеренно повысив голос, чтобы прекратить перешёптывания. Всё-таки не стоит так делать под носом у Берингара.

Книга так и манила. Мадам дю Белле тихо охнула и коснулась его руки. В следующий миг к ней вернулось самообладание, и госпожа посол Франции с достоинством замерла – дальше она не пойдёт.

Арман стоял на грани света и тени в облике Хартманна, опершись на трость и склонив голову к плечу. Пытливый взгляд его светлых – теперь светлых – глаз скользил по страницам книги, живущим своей жизнью. Насколько сильна эта вещь сама по себе? Очевидно, её не до конца обмануло оборотничество – что-то в Армане всегда сохранялось прежним, и книга это чуяла, иначе бы оттолкнула его. Оборотень досадливо поморщился и переступил с ноги на ногу, будто колеблясь. Все должны видеть, что ему не по себе.

«Книга чародеяний может принадлежать даже одному человеку, хотя совет старейшин пока не одобряет этот вариант…» А должен одобрить. Арман ещё немного помялся, поозирался, будто бы ища поддержки; на него смотрели Эрнест и Вивиан, пан Росицкий и сэр Дерби, совет старейшин и Берингар. Он нервно сглотнул и сделал ещё один крошечный шаг – совсем ненамного дальше, чем сделала Вивиан, – и только после этого позволил себе отпрянуть.

– Роберт, – послышался испуганный голос пана Росицкого. – Не надо так рисковать!

– Ну что вы, пустое, – успокоил его Арман, не забыв, впрочем, с тревогой оглянуться на артефакт. – Я и не могу, как видите.

Но все увидели именно то, что он хотел им показать: Роберт Хартманн продвинулся чуть дальше, чем другие. Не настолько далеко, чтобы старейшины и Берингар насторожились, и всё же достаточно, чтобы публика заметила. И запомнила. Шутка ли, не самый могущественный колдун, известный в основном своими связями да афоризмами, на такое способен! Да ещё и скромничает. То, что нужно. Что-то глубоко внутри Армана усмехнулось злобно и торжествующе, и он не смог понять, кому это чувство принадлежит.

– Совет старейшин благодарит вас, – раздался не по летам звонкий голос Морганы. – Теперь я бы попросила подойти тех молодых людей, чьи имена записаны на первой странице.

А ведь господин писарь смог бы всё и больше, думал Арман, наблюдая за действом из-под набрякших век. Больная нога снова начала уставать, и он оперся на верную трость. Не просто так убили Арманьяка! Книга – кровь и плоть, часть его самого… Берингар подошёл к постаменту, не изменившись в лице, и другой пожилой старейшина объяснил публике:

– У господина Клозе с самого начала были дополнительные полномочия, как вам известно. Он первый человек после нас и покойного писаря, который имеет на это право.

Берингар равнодушно посмотрел на книгу и позвал:

– Милош, подойди, пожалуйста.

Милош выбрался из-за плечистого немца, и у Армана опять закололо сердце – поди пойми, отчего. Таких совпадений не бывает! От своего первого выхода в свет Арман-Хартманн ждал чего угодно, но не того, что Милош сам подойдёт к нему. Друг должен был шарахаться от немцев, в идеале прицепиться к своему отцу или любому другому безопасному колдуну, а выбрал прусского посла, который мало того что немец, ещё и был у них на подозрении… Проклятое пламя, этого Арман никак объяснить не мог, но, похоже, сам Милош ничего пока не заметил. Не почувствовал. Мог ли? Не поможет ли ему в этом ведьминская кровь? Пока неважно… Теперь оборотню предстояло решить, безопасно ли продолжать это общение. Хартманн, когда узнает, может подумать, что Арман пытается выдать его, и тогда Милошу несдобровать – уж лучше сжать зубы и нагрубить ему раз и навсегда, чтобы не подходил близко… Проблема в том, что настоящий Хартманн не стал бы так делать. Они с Милошем вполне могли бы поддерживать дружескую беседу без особого труда, и это угнетало оказавшегося меж двух огней Армана.

– Что скажете? – с любопытством спросил старейшина.

– А что вы хотите услышать? – поинтересовался Милош. Кто-то засмеялся, другие неодобрительно покачали головами. – Она меня не отталкивает, если вы об этом. Но находиться рядом с книгой в её нынешнем состоянии подолгу я бы не желал.

– Вы и не будете, – успокоил старейшина. – Стражникам замка Эльц мы предоставим сменный график. Часть из вас будет стеречь книгу, часть – сопровождать гостей, часть – отдыхать, и так по кругу.

Милош вернулся в строй, и его волосы напоследок блеснули материнской рыжиной. Арман постарался избавиться от ноющего чувства в груди: как бы он ни мечтал о новой встрече с друзьями, в таком раскладе она его категорически не устраивала. Ещё и Берингар здесь, временно превратившийся во врага… Арман знал, что не забудет об этом, главное, чтобы ничего не заподозрили извне.

За последний месяц осени он успел смириться с тяжестью предстоящей работы. Мысль о том, чтобы перехитрить Хартманна и отобрать у него книгу, захватила Армана целиком; для этого нужно играть максимально честно, и он играл, выполняя все инструкции господина посла. Пришлось отринуть всё, чем он прежде жил, разыграть болезнь и свой отъезд на лечебные воды: вряд ли его станут искать далеко на юге. Месяц с лишним Арман потратил на то, чтобы прочесть несколько раз мемуары Роберта, переписки, исторические трактаты, чужие дневники; они встречались ещё дважды или трижды, чтобы скорректировать свои планы, и тогда господин посол рассказывал ему то, что знал только он – о друзьях и врагах, о привычках, о любимых присказках, о том, что бы он ни в коем случае не сказал и не сделал. Через зеркала они наблюдали за людьми, которых Арман прежде не знал, а теперь должен был узнавать в лицо, изучали портреты, бродили по дому, запоминая каждый уголок, каждый предмет мебели. Третья ступенька снизу скрипит. У статуэтки слона размером с ладошку ребёнка сломано ухо. Любимое блюдо домоправителя Эдварда – лабскаус.

Хартманну это тоже было несложно, ведь он, по собственному признанию, и прежде играл роль. Какая разница, кто теперь на сцене, он сам или оборотень в его обличье? Пожалуй, сокровенным в этом человеке осталось лишь его детство и юность, но теперь Арману принадлежали и они. Когда враг настолько вкладывается в дело, безжалостно выставляя напоказ все свои слабости, тяжело его недооценивать, и оборотень старался изо всех сил, стараясь не терять из виду своей главной цели.

Врать друзьям оказалось совсем нетрудно, и в моменты отдыха Арман ненавидел себя за это, но не отступал: у страха глаза велики, и он понимал, что мог преувеличить потенциальную опасность, однако скрытность обеспечивала успех. Он не оставил никаких намёков в письмах для Адель и Милоша, попросил их не беспокоиться и всё такое, а послание для Лауры и записка для Шарлотты были такими же, как всегда, разве что с извинением за то, что он пропадёт на какое-то время. Арман вовсе не хотел разрывать отношения с Лоттой, к счастью, та и сама оказалась занята – извинялась в нескольких абзацах, что собралась в очередную экспедицию с горными ведьмами и вряд ли сможет навещать Мельхиора. Адель обещала позаботиться о собаке, и, поскольку сестра не очень складно выражала свои мысли на письме, Арман так и не понял, что она в самом деле думает, подозревает ли…

– А как же хранение и владение? – проскрипел Хольцер. Арман-Хартманн очень естественно вздрогнул. – Как же мы должны будем её хранить, если она излучает что-то нехорошее?

– У могущества в чистом виде нет категорий хорошего или плохого, светлого или тёмного, – подал голос Берингар. – То же касается книги чародеяний. Вероятно, её настроение будет зависеть от владельца, но пока это лишь предположение.

– По этой причине мы и советуем менять тайник, – вмешалась старейшина со скрипучим голосом. – Мороки с этим, конечно, не оберёшься, но всяко удобнее…

– Ничего удобного! – завёлся Хольцер. – И ничего безопасного! Зря мы это затеяли!

– Эрнест… – хором начали Арман и пан Росицкий.

– Господин Хольцер, – снова вмешался Берингар. Он не изменился в лице, но Арман не столько почувствовал, сколько представил его гнев. – Как видите, некоторые испытывают определённые неудобства подле книги, а некоторые – нет. Осмелюсь предположить, что это что-то значит.

– Как вы смеете!.. – Хольцер задохнулся от возмущения и обернулся на друзей в поисках поддержки. И Арман, и Вивиан холодно промолчали.

– А что он такого сказал? – хмыкнул старейшина, тот же, что говорил ранее. Арман был почти уверен, что этот носит имя Мерлина. – Объективный факт. Пожалуй, этот факт тоже повлияет на ваш итоговый выбор, господа и дамы.

Отлично, подумал Арман, очень хорошо. Если маги предпочтут такую выборку, круг сужается: Милош или кто-то из семьи Росицких, Берингар, любой член совета старейшин… может быть, Вивиан дю Белле или Роберт Хартманн. Да, пожалуй, подойдёт, но с такими высокими ставками нельзя вести такую простую игру – этому его научил господин посол.