Книга чародеяний

– Главное я, собственно, сказал, – пожал плечами он. – Думаю, мы с вами сдвинемся с мёртвой точки, если будем задавать… правильные вопросы.

Многие покивали головами, соглашаясь с Хартманном. Подала голос мадам дю Белле:

– Я считаю, что прежде всего стоит сосредоточиться на вопросе владения, дамы и господа. Кому-то предстоит сберечь эту вещь до конца магии, и, признаться, я пока не вижу ответа.

– А это, дорогая Вивиан, всего лишь продолжение предыдущего вопроса о свойствах книги, – безмятежно продолжил Арман. Ему самому было боязно упустить нить и запутаться в умном разговоре, то же чувствовали и другие, судя по напряжённым, сосредоточенным лицам. – Кому-то предстоит. Кому? Как мы видим, книга чутко отзывается на большое скопление магии, так как сама является им же. Значит, нет речи о том, чтобы хранить её в месте, подобном этому замку.

– Или в семье, где живут многие, – впервые пробасила Чайома. Её крупная тёмная фигура выделялась среди хрупких бледнокожих стариков, и всё же вблизи она оказалась старше, чем прежде думалось Арману: по смуглому лицу разбегалась сеть глубоких морщин. – Или в семье, где живут сильные. Правильно ли я говорю?

– Правильно! – воскликнул пан Росицкий и от волнения уронил вилку. – Это и я хотел вам сказать, не дай древний дух, вам бы пришло в голову… нет, конечно же, я и не желал просить каких-то привилегий для моей семьи – мы вовсе не стремимся…

– Конечно, вы не стремитесь, – успокоила его Чайома. – Все, кто присутствует, знают это.

– Мало знать, – почему-то грустно вздохнул тот, но продолжать не стал. Арман понял, что пора увести пана Михаила в сторону от предательств и убийств: как человек, близкий команде Берингара, он-то как раз ни о чём не забывал.

– Согласен с вами, пан Михаил, и рад слышать, что вы по-прежнему умилительно нетщеславны, – в ответ на мягкую шутку Хартманна снова раздались смешки. Пан Росицкий хихикнул как будто с облегчением. – Однако есть и обратная сторона вопроса: стоит ли доверять книгу кому-то слабому? Уж простите за откровенность, не все из нас умеют… зажигать свечи.

– А вот тут лукавите, – вежливо возразил сэр Дерби. – Книга чародеяний после конца времён… конца наших времён, я имею в виду… будет принадлежать людям, а люди – в том смысле, какой несёт это слово среди нас – слабы.

– В ту пору изменится и характер книги, как уже догадался пан Михаил, – парировал Арман. – Люди будут владеть ею, как реликвией, как обычным, пусть и не лишённым ценности, предметом. Пока речь идёт о том, как сохранить книгу до этого момента, и мы с вами вынуждены выбирать между силой и слабостью: первая небезопасна сама по себе, как бы она ни была честна, вторая вряд ли войдёт в резонанс с артефактом, но сможет ли защитить его от недоброжелателей?

– Хранить в «слабом» месте, а охрану приглашать извне? – предположила Вивиан. – Как мы делали до этого момента, вы помните? Господа старейшины, чем вам не угодил такой вариант?

– Много чем, – буркнул Мерлин и кивком указал на Берингара. Тот немедленно отозвался:

– До этого момента книга находилась в ведении совета старейшин, а они тоже по озвученным причинам не могут собираться в одном месте надолго. Раньше в этом просто не было нужды. Что касается приходящей охраны, уведомляю вас, что это было неудобно… откровенно говоря, всем. Старшие маги вынуждены отрываться от повседневных дел, чтобы отбыть свою смену, что до военных колдунов, их и вовсе отзывали с основной службы.

– Как сейчас, – намекнула мадам дю Белле, красноречиво оглядев застывших стражников.

– Общечародейское собрание – стандартная ситуация, для которой предусмотрено и время, и место, и заранее известно, каких усилий она потребует, – поправил Берингар. – Вызовы на охрану артефакта, потенциально опасного, превышают полномочия и нарушают права многих.

На эти слова недовольно заворчал Хольцер, но его перебил англичанин:

– Получается, тот, кто вызовется хранить книгу у себя, должен быть ещё и достаточно смел.

– Смелость – отличное качество, спору нет, но в подобном деле большую ценность имеет хладнокровие. В первую очередь, этот человек или группа людей должны хорошо владеть собой, – сказал Берингар. Арман почти физически ощутил, как Бер пожалел о своих словах, едва осознав их смысл; остальные были готовы тактично промолчать, но, к сожалению, Арман оставался Хартманном.

– Не намекаете ли вы, – со сдержанной неприязнью произнёс он, – на свою фамилию, молодой человек? Боевые колдуны славятся своей выдержкой… – «ага, особенно Росицкие», пронеслось в голове Армана, – …достаточно сильны и умеют держать в узде как своё, так и чужое могущество. К любопытной мысли вы нас подвели.

Берингар дослушал справедливое возражение и ответил со всем спокойствием:

– Признаю, что это прозвучало так, однако нет. Мой отец всё ещё под стражей, так как его подозревают в злодеяниях против самой идеи книги; об этом не может идти речи.

– А вот вы могли бы, – оживился сэр Дерби. – Именно вы, Берингар. Я полагаю, совет старейшин доверяет вам?

Совет одобрительно закивал. Арман не мог поверить им до конца после всего, что было, но приблизить потенциально опасного человека – вполне в духе старейшин: прежде они велели присматривать за Адель, теперь они же держат при себе сына подозреваемого. С другой стороны, старейшины казались лояльнее и миролюбивее всяческих послов, а с Бером Арман не общался целый месяц, месяц усиленной подготовки собрания… Наверняка что-то изменилось и для почтенных старцев, и для самого Бернигара.

– Это так, и я признателен совету за такую честь, – Берингар говорил медленно, осторожно подбирая слова, и Арман знал, почему. – Также мне нравится мысль о хранящей семье, однако ни для кого не секрет, что моей супругой стала Адель Гёльди. Я могу подтвердить тысячу раз, что, несмотря на некогда необузданную силу этой ведьмы, с книгой чародеяний у неё проблем не возникало, но хватит ли моего поручительства по столь щекотливому вопросу? Полагаю, что нет.

– Вы слишком уж полагаетесь на общественное мнение, – с отеческим укором сказал ему сэр Дерби. – А я думаю, вы достойны, пусть и молоды.

Кто-то выразил явное согласие, кто-то воздержался. Хольцер, колеблясь, обернулся на Хартманна, а сам Арман поджал губы и уставился в огонь. После ссоры и взаимных подозрений прусский посол никак не мог поддержать Берингара. В то, что сэр Дерби говорит искренне, верилось с трудом: у англичанина всегда имелся свой резон.

– А я так не думаю, – спокойно ответил Бер. Арман отметил, с каким жадным вниманием за ним следят некоторые из стражников – вероятнее всего, однополчане или просто старые знакомые. – Однако мы собрались не для того, чтобы обсуждать мои достоинства и недостатки. Нам стоит прежде определить те качества, которыми должен обладать будущий владелец книги, а потом найти среди нас такого человека, или группу, или семью.

– Логично, – успокоился пан Росицкий: ему тоже не понравилось, как разговор соскользнул на Бера и Адель. – Друзья мои, это самый прямой путь. Семья, в которой артефакт будет храниться и передаваться из поколения в поколение – как вам всё же такое?

– Не очень с учётом всего остального, – рубанул с плеча датчанин Свен. – Пан Михаил, я вас глубоко уважаю, но как вы себе это представляете? Кто добровольно признает свою слабость, слабость всей фамилии, даже если это нужно для того, чтобы уменьшить вред?