Книга чародеяний

— Хорошо, — Марина бесцеремонно схватила её за руку и повела за собой.

Они перепрыгивали через кусты, пили из чужих кружек что-то обжигающе хмельное, ели ягоды и жевали травинки, обходили козлов, спотыкались о котлы. Звёздное небо было скрыто за густым облаком, которое поднималось от ведьминских напитков. Звучащее тут и там пение, разномастное и абсолютно незнакомое, лишало Адель чувства направления, и она не смогла бы самостоятельно вернуться в ту точку горы, где оставила Росицких.

— Хочешь полетать? — Марина обернулась через плечо, и в её чёрных глазах сверкнули звёзды. — Или ты больше по пламени? Я вот да.

— Я помню… Я тоже больше люблю огонь, — призналась Адель. — Хотя в последнее время…

— Вот и отлично, — Марина остановилась и, скептически оглядев Адель, подошла к ней вплотную. Адель невольно отпрянула, когда их соски соприкоснулись: это было совершенно не то чувство, которое она хотела бы испытать. — Прекрати зажиматься, — велела Марина. В других обстоятельствах Адель ударила бы её за приказной тон, но что-то мешало ей. — Хочешь, чтобы я помогла тебе?

— Нет! — выкрикнула Адель, догадываясь, в чём заключается такая помощь.

— Тогда давай сама, — ухмыльнулась Марина и, протянув руку к ближайшему кусту, небрежно вытащила оттуда метлу. На похожей летала пани Росицкая. — Как будешь готова, полетаем немножко.

Во всяком случае, теперь Адель понимала, почему к ней так относятся: Марина была абсолютно пьяна. Она не качалась и смотрела прямо перед собой, но перегар и шальное поведение говорили сами за себя — в замке итальянка не казалась сдержанной, но по сравнению с собой нынешней та Марина была робкой пастушкой. Оглядевшись украдкой, Адель поняла, что здесь все такие, и лишь она одна никак не может раскрепоститься. Странное дело: она всю жизнь делала вещи, считавшиеся грубыми и неприличными, но в компании, где всё это считается общепринятым, оказалась серой мышью. В одиночестве нельзя быть героем, рассеянно думала Адель, беря в руки древко метлы. Не с кем сравнивать и некого спасать. Так когда-то сказал Арман, но он смеялся над собой… А она что? Дикая кошка дика до той поры, пока ей не покажут настоящую львицу! Сразу станет домашней…

Адель вздрогнула, когда прикоснулась к метле. Определённо, зачарованная вещь… Марина принесла выпить что-то ещё, она выпила. Живой огонь обжёг глотку и стремительно спустился к низу живота. Отстранённо испугавшись, что это какое-то мочегонное зелье, Адель быстро поняла, что напрочь спутала ощущения собственного организма. Тревожный, волнительный жар игриво щекотал её между ног, а чувство, охватившее её неимоверной дрожью, было более похоже на сладкую истому. Неожиданно сильное возбуждение заставило сердце Адель колотиться в разы сильнее. Она никогда не испытывала подобного с мужчинами, а сейчас ей казалось, что неконтролируемое желание плоти заставит её выкинуть что-то необычное.

Стараясь сдерживать этот телесный каприз, от власти которого у неё дрожали и подкашивались ноги, Адель подглядела, что делает Марина. Видимо, на метлу садились не так, как в седло, не было никакого «женского» способа — Марина просто оседлала древко, как будто это было что-то более удобное и привычное. Чувствуя себя глупо в поисках подходящего сравнения, Адель провела ладонью по древку на предмет заноз и не обнаружила ни одной; не было и грязи, и вообще местечко казалось крайне удобным, но почему именно сейчас?!

— Давай! — подначивала Марина, вертясь перед ней на метле. Она уже оторвалась от земли: Адель не знала, как это сделать, но это беспокоило её меньше всего — в конце концов, магия для неё всегда была зовом инстинкта, а не разума. — Понимаю, так надо! Давай-давай…

Надо — значит, надо, отстранённо подумала Адель и заставила себя сесть на метлу. Едва она устроилась, тело прошила приятнейшая дрожь, а в лицо бросилась краска. Адель не была уверена, что низкий сладострастный стон сорвался не с её губ, потому что звуки в голове немного шалили, то приглушённые стуком крови, то усиленные втройне.

Она взмыла в воздух неосознанно и тут же оказалась выше Марины. В голову Адель бросились воспоминания, которые она запрятала от себя, боясь признавать весь сотворённый ею ужас: сцена в соборе, боль в глазах брата, выбитое стекло, яркие разноцветные кусочки витража… После этого была отчаянная гонка по ветру в попытке убежать от самой себя, острые шпили крепостных стен и одиночных башен, колющие пятки верхушки деревьев, незваный дождь, невыразимая усталость и поле, на которое она рухнула. Вялые ранние цветы, грязь и кучи навоза чуть поодаль… Тогда она перестала лететь и перестала запоминать: всё потеряло смысл, когда Адель коснулась земли.

Но теперь она снова была там, наверху, и могла управлять своим полётом. Если в тот раз всё вышло спонтанно, теперь у Адель была метла, крепко зажатая между ног. Она перестала чувствовать себя неловко и рассмеялась, обхватив свой транспорт покрепче бёдрами. В лицо бил ветер, снизу доносилось пение и поднимались запахи костра. Ещё несколько ведьм носились рядом, играя в догонялки.

— Эй, эй! Ты, тёмненькая, давай с нами!

— Иди сюда, девчуля, вoдой будешь!

— А на что играете? — крикнула Адель.

— На всё! — ответили ей.

— Мало!..

Она покинула смеющихся ведьм и полностью отдалась полёту. В прошлый раз Адель летела, не отдавая себе в том отчёта, и это было похоже на страшный сон, теперь же настало время реальности. Так же, как в сновидениях, где мы несёмся по воздуху и то можем, то не можем управлять своим движением, неслась и Адель: она то поднималась пугающе высоко, то падала слишком низко, в последний момент с замирающим сердцем делая петлю. Она задевала верхушки деревьев и снова царапала голые пятки, а голова кружилась, подсказывая, что надо бы сбавить обороты. Внизу виднелись склоны горы Броккен, вершина и пологие выступы, в которых тоже нашли приют частички празднества. Более всех бесновались стихийные ведьмы, которым по сердцу высокие костры и непослушные ветры. Пение, как теперь поняла Адель, доносилось от чаровниц, способных одним своим голосом заколдовать человека. Тут и там торчали котлы, где ведьмы, пьяно хохоча, на спор варили зелья, за действие которых им по человеческим меркам светила дыба. Где-то тихонько молились духам травницы, а кто-то в самом деле рожал. Последнее зрелище моментально отрезвило Адель, словно её резко окунули в ледяную воду, и она поспешила вернуться туда, откуда взлетела.

Чего только не было на горе Броккен в эту ночь! Не первый и не последний шабаш в году, этот притягивал всех и буквально сводил с ума. Что было раньше — ведьмы или праздник? Как они поняли, что нужно собираться в этот день? Было ли решение плевком в душу церковникам или случайным совпадением даты? Ответов на эти вопросы Адель не знала, и она сомневалась, что кто-нибудь ей расскажет. Она видела разнузданные и пошлые сцены, которым для соответствия какому-нибудь «Молоту ведьм» не хватало только демонов с чертями; она видела безудержное веселье и пляски тех, кого ниже этой горы считали воплощением чистого зла; она видела женщин, мирно сидящих в стороне со своими благовониями и приносящих козла в жертву матери-природе, чтобы в этом году был хороший урожай. На Броккен слетелись ведьмы с самыми разными наклонностями, и в эту ночь все они были едины.

То, что их объединяло, и было первозданной магией, той скрытой силой, которую можно обнаружить подкожным чутьём, той, которая приносит столько радости и столько боли. Плетение амулетов и заговоры на урожай, любовные зелья и оборотничество, полёты на метле и чары на удачу в бою, всё было и оставалось неделимой магией, общей и в то же время разной: как снежинки, которых, как водится, не бывает одинаковых в снегопаде. Адель думала об этом, зависнув на метле над очередным весёлым костром у рощицы и рассеянно сбивая еловые иголки пальцами ног. Как ни странно, в этот момент она вспоминала о книге. Если однажды всего этого не будет… Если всего, что она познала сегодня, не станет, она поймёт каждую ведьму, которая начнёт рвать на себе волосы — проклятое пламя, да она уже их поняла! Для многих магия была не только средством выживания и рабочим инструментом, не только наследственным даром или проклятием, магия была образом жизни, который раньше был недоступен Адель Гёльди. Вряд ли записанные истории повлияют на желание собираться на горе, но если умрёт то связующее звено, иссякнет источник, на который они все слетались, не будет ничего.