Книга чародеяний

***

— Нет.

— Да.

— Нет.

— А я полагаю, что да.

— Нет!

— Да, уверяю вас.

— Ну уж дудки! — плотный, крепко сбитый старик в дырявой шляпе сплюнул сквозь щербатые зубы. Плевок приземлился в дюйме от сапог Берингара. — Проваливайте отседова!

Переспорить Берингара было не проще, чем остановить грудью поезд или заставить водопад идти вверх. Следопыт подождал, пока его собеседник отплюётся и наругается всласть, после чего продолжил с прежней невозмутимостью:

— Как я уже говорил, участие безопасно для вас. Никаких мест, если пожелаете — никаких имён.

— Не может такая хрень быть безопасной! — возмутился старик и ткнул грязным пальцем в сторону писаря. — Вы посмотрите на него! До чего человека довели, а? Ироды!

— Вы правы, но слушайте внимательно: риск существует для нас, а не для вас. Разумеется, мы не отвечаем за ваших старых недоброжелателей или врагов, если таковые имеются, но всё, что связано с книгой, ляжет на наши плечи.

Милош демонстративно потёр плечо, будто показывая, куда именно что ляжет. В остальном же он откровенно скучал. Лаура с Арманом переживали, порываясь вставить слово, что до писаря — он действительно внушал большие опасения. Когда Адель увидела его впервые после шабаша, то поняла, что изменилась не она одна: господин писарь вернулся ещё более неживым, чем прежде. Теперь Берингару, чтобы сделать что-то не по инструкции, приходилось взрезать себе ладонь и проливать немного крови на печать, но это не самое страшное — писарь перестал спать. Совсем. Раньше Адель не обращала внимания на детали, но раньше и писарь спал, во всяком случае — ложился и закрывал глаза, следуя своему внутреннему расписанию. Теперь же он сидел, как сова-истукан, с широко распахнутыми глазами и смотрел в никуда, и так было каждую ночь.

— Ему вы так же говорили? — старик снова обратил взгляд на писаря. Тот, разумеется, не подал никаких признаков жизни, только поглядел на него равнодушно и моргнул. Тёмные круги под глазами пугали, но в целом писарь был вполне работоспособен, как назвал это Берингар: у него не дрожали руки, его не клонило в сон, он просто выполнял то, что положено. И всё. — Говорили же, а?

— Человек, на которого вы показываете, был осведомлён о всех возможных последствиях своей работы, — Берингар не позволял сбить себя с курса. Более того, они всё ещё стояли на пороге чужого дома. — Как и мы все. Думаете, столько магов стали бы рисковать ради какой-то ерунды? Что важнее, стали бы рисковать нами наши родители? Вы прекрасно знаете, что как минимум у троих из присутствующих…

— Ладно, ладно, хватит, — впавший в оцепенение от его речей, старик тряхнул головой и отошёл. — Идите в дом, а то у коров молоко прокиснет от вашей болтовни.

— Благодарю, — вежливо ответил Берингар и первым исчез в тёмном провале дома. Хозяин с ужасом посмотрел ему в спину, потом шёпотом осведомился у остальных:

— Он всегда такой? Это нормально?

— Да, — заверил Милош, шедший вторым. — Вы привыкнете.

На лице старика появился священный ужас. Он явно не хотел привыкать к Берингару Клозе ни при каких жизненных обстоятельствах.

После шабаша прошло недели две, и за это время команда оказалась далеко от места воссоединения. Весёлые проводы в доме Росицких длились недолго, но послевкусие преследовало ребят всю дорогу до границы с Саксонией: в здешних землях пани Эльжбету не знал только ленивый, и им были открыты все двери. Дружелюбные колдуны всех мастей охотно рассказывали о своих делах, иногда даже не дослушав, для чего это нужно. Кукольных дел мастер страшно обрадовался и передал им письмо от пани Хелены, которая сообщала, что всё в порядке и из местного кладбища больше никто не вылезал — кроме тех, кому положено, разумеется. Молодая знахарка не желала делиться рецептами своей матери, но, узнав о пророчестве и особенно о старших чародеях, расплакалась и выдала им слишком много всего — Берингару пришлось превышать полномочия и останавливать разошедшегося писаря, который не чувствовал стёртых в кровь пальцев. Больше всего им повезло в доме на окраине леса: травница-одиночка, своей угрюмостью напоминавшая Жизель из Марльё, едва не отравила любопытную молодёжь, но испугалась имени пани Эльжбеты и сразу же впихнула им в глотки противоядие, заодно объяснив, по какой дороге безопаснее ехать через лес.

Так они добрались до границы, спокойно и вольготно, отдохнувшие и сытые, и новым утром въехали в новую деревню. Здесь оказалось полностью колдовское поселение, каких в более заселённых местах уже почти не осталось. Кто-то высказал наивное предположение, будто здесь будет так же легко, как в чешских, простите, австрийских землях. Этот кто-то жестоко ошибался.

— Садитесь, — буркнул старик, бредя к окну. По его тону можно было предположить, что на скамьях ровным слоем разложены гвозди.

Теперь они размещались так: Адель и Милош всегда охраняли писаря справа и слева, Арман в качестве первого помощника оставался рядом с Берингаром, а Лаура строила глазки. Что удивляло, девица даже не расстраивалась из-за своей очевидной бесполезности: по возвращении из дома она как будто притихла ещё больше, одно не менялось — она по-прежнему много плакала, только очень тихо. Милош чуть не спятил, пытаясь выяснить, не из-за него ли это, но получил в ответ только грустное «ты ни в чём не виноват» и череду тяжёлых вздохов. Вот и теперь Лаура присела в стороне и потупила взгляд в пол.

— Допустим, — старик грохнул напротив них свой стул и сел, он явно решил взять быка за рога, чтобы поскорее отделаться от незваных гостей. — Допустим, я вам рассказываю, как у нас всё устроено, показываю, как мы колдуем. Вы записываете. И что дальше?

— Когда магии не станет, книга будет единственным достоверным воспоминанием о ней. Я подчёркиваю — достоверным и полным, потому что более ранние колдовские трактаты либо не уцелели, либо сконцентрированы вокруг одной конкретной области, — пояснил Берингар. — Иначе до потомков, наших и людских, дойдёт лишь ложь и клевета, поощряемая церковью.

— Благородная мысль, но для кого нужны эти воспоминания? Если магов-то не будет, кто станет это читать?

— Кто-то да станет. Вы ведь не знаете, будут ли у ваших внуков правнуки, но всё равно поддерживаете дом в чистоте, чините крышу, откладываете им деньги на будущее, подшиваете одежду и даёте наставления. Вы уже этого не застанете, может статься, и заставать будет нечего, и всё равно стараетесь здесь и сейчас.

— Это будущее моих потомков, — уже не так уверенно возразил старик. Новые аргументы Берингара впечатлили его. — Так уж устроена жизнь.

— Да, — согласился тот, — и магия — часть вашей жизни. Такое же наследие, как вот эти монеты в вашем поясном кошельке, которые, может, выйдут из обращения, но будут о чём-то говорить вашим правнукам. Кто-то рассчитывает на почитание и уважение людей будущего, кто-то — нет, но это и неважно. В мире есть вещи, которые мы не имеем права не сохранить. Магия — это мы, уважаемый хозяин. Неужели вы хотите, чтобы от нас совсем ничего не осталось?

Старик крепко задумался, и им пришлось подождать. Адель позволила себе ослабить внимание и скользнула взглядом по дому. Свет сюда проникал плохо, но ей не нужно было много света, чтобы понять — магией пропитан каждый угол. К счастью, она стала более устойчива, чем прежде, к влиянию извне, и могла с меньшим усилием держать себя в руках.

После шабаша она проспала двое суток, не вставая, а на третий день вернулся писарь — времени обдумать случившееся не было. Всё, что она успела, это поговорить с братом, точнее — вывалить на него по возвращении все свои эмоции. С тех пор Адель как будто не пришла в себя, хотя вопрос стоял иначе: в себя — это куда? Огонь очищения сделал её новым человеком, но всё старое шлейфом тянулось позади. Она помнила, как сходила с ума и в бешенстве убивала людей, как причиняла боль близким и как презирала их на ровном месте, как презирала всех людей; она помнила и свою боль, но теперь видела, что всё это время была не одинока. Все незаслуженные упрёки, сорвавшиеся с её уст, Адель помнила не хуже тех, что произносили в её адрес, и это угнетало её, ведь теперь она чувствовала подобие вины. Нельзя сказать, что она изменилась полностью и теперь могла похвастать кротостью ангела, однако что-то внутри стало другим, будто сменила цвет привычная форма, и это что-то подталкивало её к неожиданным поступкам.