Книга чародеяний

— Другом жениха, — подсказал Корнель. — Прогонять никого не обязательно, я полагаю, иначе придётся выставить за двери половину нашей родни. Особенно тётю Анку…

Арман промолчал, только позже догадавшись, что это могло быть невежливо. Его выбило из колеи, что Милош вот так вот, с полпинка, предложил ему такую важную роль. Конечно, они все изрядно выпили, но всё равно было неожиданно и приятно. В довершение всего Берингар предложил последний тост, не без труда привстал с дивана и заявил:

— За любовь, дружбу и семейные узы!

— Да будет так, — искренне поддержал Корнель. Одной рукой, с бокалом, он поддерживал сказанное, другой — Милоша, который порывался встать. Арман не стал рисковать и поднял бокал, не вставая с дивана. Было хорошо, тепло и весело, и не вставал он с него до самого рассвета.

***

Непрошеное утро тыкало Армана в лицо через неплотно задёрнутые занавески. Он поморщился, безуспешно прогоняя солнце с сомкнутых век, затем перевернулся и открыл глаза. Перед глазами оказался чудесный набор: подушка, бутылка и кошачья задница. Приподнявшись на локте, Арман почувствовал себя так же, как вчера — легко до тошноты, но при этом состояние было далеко от слова «плохо». Казалось, он нисколько не весил, но и голова при этом звенела от пустоты.

Пустота была приятной, и Арман позволил себе понежиться на солнышке, прежде чем начать думать. На соседнем диване посапывал Милош, уткнувшись лицом в подушку, больше никого не было, не считая котов. Арман прислушался: с кухни доносился негромкий голос пана Михаила, который, видимо, беседовал с кем-то при помощи зеркала. Берингар и Корнель наверняка ещё спали наверху, как нормальные люди, которые сподобились дойти до спальни.

Он напрочь забыл о фоне событий, и только звонкий девичий смех, раздавшийся с улицы, напомнил о сестре. Арману стало совестно, что он забыл про Адель, хотя она сама вряд ли была занята этой ночью тем, что думала о брате. И всё-таки память встряхнулась и заставила его шевелиться. Скатившись с дивана, Арман бережно поднял кота и положил на место, потёр глаза, снял с воротника клок кошачьей шерсти и встал — ему это даже удалось.

— Э-эй! — голос с улицы никуда не делся. Кажется, кричали совсем близко, рядом со двором дома Росицких. — А мы вернулись, между прочим! Па-а-а-апа!!!

Это же Катаржина! Догадавшись, что ведьмы вернулись, Арман поспешил было к двери, потом совершенно оправданно испугался и затормозил: он столько наслушался о шабаше и о том, как он влияет на некоторых женщин, что совершенно не хотел сталкиваться с последствиями один. Поэтому он, недолго думая, на правах друга попытался растолкать Милоша.

— Доброе утро, — вполголоса сказал Арман. — Они вернулись.

— Значит, злое, — судя по всему, Милош не был расположен к разговорам. Во всяком случае, голос его звучал слабо и неубедительно. — И что с того?

— Надо встретить… Тебе в любом случае не дадут здесь выспаться, — сменил тактику Арман. — Иди хотя бы наверх.

— Арман, — от собственного имени до него донеслось только «рмн». — Ты славный малый, и я тебя очень люблю.

— Так? — насторожился Арман.

— Ещё одно слово мне в ухо, и я убью тебя и не пожалею, — тем же тоном закончил Милош, не отрывая лица от подушки. Арман не стал спрашивать, как связаны между собой эти его мысли, не удержался от улыбки и тихо вышел.

Интересно, как чувствуют себя остальные. Арман почему-то держался на ногах, хотя ему казалось, что он будет выглядеть хуже всех… Уже в коридоре он мельком глянул в зеркало: лицо такое же бледное, как всегда, и неизбывные тени под глазами, но непритворная улыбка и шалый взгляд ему даже понравились. Толкнув дверь, он вышел во двор и столкнулся с паном Росицким, Корнелем и Берингаром, которые уже были здесь и готовились встречать ведьм.

— Как там брат? — забеспокоился Корнель, увидев Армана. Сам он выглядел неплохо. — Кажется, он вчера много выпил.

— Сказал, что любит меня и что убьёт меня, — честно ответил Арман. К его удивлению, на лице Корнеля проступило нескрываемое облегчение:

— Ах, ну тогда всё в порядке.

Пан Росицкий пожелал всем доброго утра и сделал шаг вперёд, чтобы первым поприветствовать жену. Берингар кивнул Арману — он выглядел как обычно, только слегка морщился, когда кто-то громко скрипел калиткой. Скоро Арману стало не до них, потому что он наконец перевёл глаза на женщин. Пани Росицкая шла впереди, перекинув через плечо свою метлу: её волосы, собранные в высокий пучок на голове, растрепались и ловили блики утреннего солнца, превращая их в сгустки натурального огня. Обычно она не возвращалась на следующее же утро после ведьминой ночи, но сегодня нужно было привести младшую дочь и Адель. Катка шла рядом вприпрыжку, то убегая вперёд, то отставая от матери на полшага.

Скользнув по ним взглядом, Арман посмотрел на Адель. Он абсолютно не знал, чего ждать, поэтому был готов ко всему. Сестра в порванном платье и с растрёпанными волосами шла не быстро и не медленно, словно стёрла ноги, но больше ничего с ней не приключилось. Она смотрела по сторонам, как в первый раз, словно впервые за долгое время увидела мир. Арман ждал, с напряжением и беспокойством, что произойдёт, когда… Адель посмотрела прямо перед собой и увидела встречающих, глаза её остановились на брате и расширились, после чего она сорвалась с места и ринулась вперёд.

Обычно при виде такой Адель все, кто её знал, стремились спрятаться, и даже Арману следовало бы сделать два шага назад, но он не пошевелился — то ли надеясь на что-то, то ли просто не в силах отходить. На самом деле, он был поражён тем, что увидел: Адель бежала ему навстречу и улыбалась, она улыбалась! Проклятое пламя, он столько лет не видел её улыбки — настоящей, не саркастичной, не вымученной, живой. Адель подбежала совсем близко и, не останавливаясь, бросилась на шею остолбеневшему брату.

— Арман! — она обнимала его и смеялась, заливисто, как ребёнок. — Арман… ты не представляешь…

Он в самом деле не представлял. Через какое-то время Арман пришёл в себя и, не веря в реальность происходящего, поднял руку и погладил сестру по спине. Она снова засмеялась, словно от щекотки, и обхватила его ещё крепче, сжимая в объятиях, будто пыталась за один раз выдать всю свою любовь. Так они и стояли, не замечая, что происходит вокруг: Адель непрестанно что-то говорила, прерываясь на смех, прижималась к брату изо всех сил, гладила его по спине и цеплялась за плечи, покачивалась вместе с ним из стороны в сторону, а Арман оставался практически неподвижным. Он держал сестру крепко, боясь отпустить, но также боясь посмотреть ей в глаза. Если бы кто-нибудь заглянул ему в лицо в этот момент, то увидел бы растерянность, недоверие и едва дышащее робкое счастье.

IX.

«Магия — такое же ремесло, несомненно требующее изначальной предрасположенности, но нуждающееся в дальнейшей шлифовке и огранке. Магия не может всего, но может многое, и это многое требует равной отдачи сил. К примеру, жизнь и смерть магии неподвластна: родиться можно лишь одним способом, умереть — многими, а вернуться из мира мёртвых нельзя никак».

Книга чародеяний, теоретические главы.

«P.S. Создать видимость возвращения позволяет призыв духов, но это сродни видению или сну».