Книга чародеяний

За её спиной посапывал Милош. Иногда он пытался забросить на неё ногу; не в состоянии злиться, занятая своими мыслями Адель машинально сбрасывала её и почти не обращала на это внимания. Разговор на ступенях Фрауэнкирхе набатом стучал у неё в ушах, мысль о смерти, озвученная непривычно серьёзным Милошем, терзала сердце. Адель резко отбросила свою половину одеяла и встала, накинув на плечи первое, что попалось — висевшую возле кровати розовую накидку.

Прошло не меньше часа с тех пор, как она пыталась заснуть: в комнате ничего не изменилось. Шум с улицы постепенно становился тише, но никогда не исчезал до конца — в этом доме жили ночной жизнью. Берингар стоял у дальнего окна, прислонившись к широкой раме, и смотрел на улицу. В этот момент следопыт был настолько погружён в свои мысли, что даже не заметил возникшую рядом Адель.

Она нервно сглотнула, не решаясь отвлечь его. В конце концов, день был тяжёлым для всех, и, пусть в целом они свои проблемы разрешили, Берингар только что узнал о возможной причастности своего отца. Стоит ли приставать к нему со своими глупостями сейчас? А если завтра будет поздно? Адель сжала руки в кулаки, разжала, пытаясь успокоиться, и поплотнее запахнула на себе чудовищно розовую ткань. Она не знала, что делает, но чувствовала, что это правильно.

— Я всё равно скажу, — упрямо начала она. Берингар обернулся, заметив её присутствие. — Можешь думать об этом, что хочешь, но я действительно боялась за тебя. Тогда и… и сегодня тоже, — Адель подчеркнула голосом «действительно», словно доказывая свою честность, и беспомощно замолчала. Других слов она не подобрать не могла, хотя вся её сущность разрывалась от нахлынувших разом чувств, порой непривычных, порой противоречащих друг другу.

Берингар посмотрел на неё пристально и слабо улыбнулся, как тогда, у себя дома. Бледный лунный луч падал на его лицо, подсвечивая и оживляя глаза.

— Прости меня. — Адель не знала, за что он извиняется, но сам Бер определённо знал. — Я тоже за тебя боялся. Дольше, чем ты можешь себе представить…

Она не могла быть уверенной, что вкладывает в эти слова он, но знала одно — Берингар никогда не врёт. Движимая какой-то потусторонней силой, Адель сделала рваный шаг вперёд, попутно сбрасывая накидку, и обняла его как могла крепко, судорожно цепляясь пальцами за плечи. Ей казалось, что, если она не сделает этого сейчас, то не сможет сделать уже никогда. Прошло совсем немного мгновений, прежде чем она почувствовала ответное объятие: одна рука Берингара прикоснулась к её спине, вторая — мягко и бережно легла на макушку, слегка взъерошив волосы. Чувство безопасности и неизъяснимого, незнакомого доселе ликования тёплой волной поднялось изнутри… Адель вспомнила, что это уже было. Всё это когда-то уже было.

В глубине комнаты мелодично всхрапнул Милош.

***

[1] Город на северо-западе нынешней Чехии, периодически страдающий ещё с гуситских войн. Милош имеет в виду 1813-ый год, когда в Теплице было подписано антинаполеоновское соглашение между Россией, Пруссией и Австрией.

[2] На кого ты работаешь? (нем.)

XII.

«Среди людей бытует мнение, что любовь можно вырастить, как куст в огороде; мол, для этого достаточно поить своего избранника или избранницу приворотным зельем, заговаривать в полночь при свете луны кварцевые камни и ворожить над портретом при свете семи свечей. Мы не скажем, что это полная чушь: подобные виды магии способны создать неподдельную привязанность и серьёзную зависимость, граничащую с душевным заболеванием, но не любовь. Любовь — одна из тех величин, что не подчинятся магии никогда, наравне с жизнью и смертью».

Книга чародеяний, теоретические главы.

***

Генрих с недоверием уставился на неё. В правой руке он сжимал бумажку со счетами клиентов, в левой — чьи-то чулки.

— Прям щас? — переспросил он. — Тебе очень приспичило?

— Угу, — ответила Адель, твёрдо решившая не отступать, не поддаваться на провокации и вообще вести себя прилично, насколько это возможно в борделе. — Тебе что, денег ещё надо? И так до костей ободрал, шарлатан-извращенец.

Во-первых, она не знала, сколько Бер заплатил ему за ночлег. Во-вторых, «шарлатан-извращенец» явно не звучало шибко вежливо, но Генрих привык к обращению куда худшему и даже не заметил. Он провёл щекой по острому выпирающему плечу, почёсываясь, и после этого решился:

— Ладно, пошли.

— Ты вообще хоть раз работал с потерей памяти? — Адель юркнула за ним в просторное помещение, где больше никого не было. Похоже, эдакий зал ожидания для богатых: следы ночного веселья ещё не сошли, а уборкой здесь и не пахло. — Или только людьми управляешь? Учти, если что-то будет не так…

— Ты меня о помощи просишь или угрожаешь? — обиженно буркнул Генрих. — Сделаю всё в чистом виде, девчуля. Только если кто-то войдёт, болтаем на нашем, усекла? А то пунктик у них, у этих… как заслышат латынь — сразу ждут своего Сатану.

— Усекла, — поспешно согласилась Адель. Генрих ей не нравился, но он был единственной надеждой — во всяком случае, так она решила. Верь в судьбу или нет, но не зря же он подвернулся под руку именно сейчас. — Не обижайся, — с усилием добавила Адель, до сих пор имеющая весьма смутное представление о том, как общаться с малознакомыми людьми. — Я резкая.

— Я заметил, — благодушно ответил Генрих, деловито поводил носом где-то за пределами распахнутого окна, задёрнул шторы, подёргал запертые двери. Сел. — Всё чисто, можешь плюхаться.

Адель устроилась напротив, слегка волнуясь. То, что у Генриха не было никаких приспособлений для его дела, не удивляло: матушка Эльза ясно дала понять, почему, да и смог бы он водить за нос хозяина борделя, если б каждый раз требовалось вставать за каким-нибудь хрустальным шаром или водить амулетом перед глазами.

О том, что гипноз представляет из себя не только и не столько внушение, сколько пробуждение внутренней энергии и скрытого потенциала, она уже знала. Немало гипнотических ритуалов проводилось на шабаше — отчасти поэтому ведьмы раскрываются в полную силу впервые именно там. Огни, танцы, монотонное пение, дурманящие напитки, что же будет теперь? Генрих резко выбросил руку вперёд и щёлкнул пальцами; Адель среагировала инстинктивно и укусила его за указательный. Генрих взвыл.

— Ты чего это?! Проверка связи!

— Предупреждать надо, — Адель цокнула языком, не особенно раскаиваясь.

— Ладно, — протянул Генрих. — Заново. Оп… хорошо. Тебе, короче, надо вспомнить даты примерные, когда ты забыла, ну, то, что ты забыла, и своё состояние. Эмоции там, вот это всё. Может, ногу свело или чесалось где…

Пока Адель старательно настраивалась, он полез в карман и выудил из кучи счетов и грязных носовых платков коробочку с благовониями. Что-то зажёг, что-то растёр, и вскоре по комнате поплыл знакомый запах сандала и ладана. Адель фыркнула:

— Ты их из церкви прёшь, что ли?

— Ну, пру иногда, — не смутился Генрих и хлопнул в ладоши, стряхивая крошево на пол и на свои ботинки. — А в чём они неправы? Расслабляет и мозги на нужный лад настраивает… то есть, расстраивает, а оно мне и надо. Во, теперь опустоши голову и ни о чём не думай, только чувствуй. Ага, вот так.

К такой схеме действий Адель было не привыкать. Она не считала себя особенно внушаемой или восприимчивой, но запахи и желание узнать правду вкупе с магическим даром, которым обладал Генрих, сделали своё дело. Гипнотизёр ещё пару раз щёлкнул пальцами и хлопнул в ладоши, притопнул ногой, буркнул что-то (вряд ли в колдовских целях), и вот она уже не могла отвести от него взгляд. Долгое смотрение в одну точку привело к тому, что всё вокруг растворилось в вибрирующих и растягивающихся цветных пятнах и чёрных мушках, всё, кроме двух омутов — глаз Генриха.

— Я не увижу то, что видишь ты. Но ты увидишь, вроде как, что было вокруг тебя, — он не корчил из себя циркача и говорил обычным голосом, только причмокивание и заикание куда-то делись. — Короче, дальше сама, в транс я тебя погрузил, осталось попасть куда надо. Это, если начнутся какие-то картинки из детства — не пугайся, но лучше побыстрей. а то надолго засядем тут…

Он что-то говорил, Адель и слышала, и не слышала. Гудения не было, как и полноценной тишины, звуки просто терялись и отступали как можно дальше от неё; вскоре у них, как и у зрения, не осталось опоры в настоящем. От калейдоскопа перед глазами немного мутило, но, возможно, стоило позавтракать, вместо того чтобы идти сюда.