Книга чародеяний

Единственный раз, когда правда едва не задела его по носу, случился в последний день пути.

— Я пойду первым, вы подождёте в общем зале, — инструктировал Берингар. — Скоро всё закончится, так что, пожалуйста, постарайтесь без инцидентов.

— Хорошо, — покорно кивнула Лаура. Чем ближе был конец путешествия, тем больше она отдалялась от них, мечтая о доме и охотно беседуя с одним Арманом.

— Ничего не обещаю, — сказал Милош, поигрывая пистолетом.

— Если что, я его ударю, — предложила Адель. Милош сделал вид, что испугался.

Арман подтвердил, что нужно вести себя сдержанно, а господин писарь промолчал. Как и прежде, Арман много думал о неозвученном обвинении Юргена Клозе и присматривался к Берингару, надеясь хотя бы понять его мнение по этому поводу. Ничего предосудительного по теме он не обнаружил, зато задержал взгляд на болезненного вида алом пятне, которое украшало следопытскую шею.

— Это же ожог, — безошибочно определил Арман. Адель резко подняла голову. Вспомнила о том ожоге, подумал Арман и невольно потёр давно зажившую руку.

— Ожог, — согласился Берингар.

— Когда ты так?

— Вчера вечером.

— О, — сказал Арман. — Мне жаль.

Берингар подождал, не задаст ли он правильный вопрос, и не дождался. Адель опустила голову, с преувеличенным интересом разглядывая свои ладони. Наверняка жалеет о том, что раньше ранила людей, с грустью подумал Арман.

— Ну надо же, — заметил он чуть позже, когда они приближались к замку и Бер менял потрёпанный плащ на приличный сюртук. На открытой шее виднелось ещё несколько маленьких ожогов в форме полумесяца. — Как тебя так угораздило?

Берингар помолчал, расправляя рукава, и медленно ответил:

— Я был неосторожен.

— Нельзя же так, — не сдержался Арман, которому ожоги по личным причинам сильно не нравились. В эту минуту на него с надеждой и страхом смотрела вся компания, исключая господина писаря, но всё, что он добавил, было: — Лучше наложить мазь.

— Лучше наложить мазь, — согласился Берингар. Он подождал снова, и снова ничего не произошло. Адель прикрыла рот кулаком и уставилась в окно, Лаура спрятала лицо в ладонях. Теперь они обе вспоминают историю с ожогом и целебной мазью, вздохнул Арман. И кто его за язык тянул? Только зря расстроил девушек.

Один Милош не стал церемониться и громко рассмеялся. Милош отлично знал, какие следы оставляют страстные поцелуи ведьмы.

***

Группу молодых магов ждали в замке со дня на день.

На правах отца, а также почётного члена посольского комитета, пан Росицкий прибыл заранее. Сердце его переполняло радостное волнение — скоро завершится работа над великой книгой, и, что ещё важнее, совсем скоро он увидит сына! В прошлый раз Милош показался ему совсем чужим, но только в первые пять минут — потом вся Прага имела честь убедиться, что вернулось ровно то же, что уехало. Каково будет теперь?

Конечно, пан Росицкий переживал меньше Корнеля. Старший сын окончательно запутался в себе: одной своей частью он скучал по Милошу, другая часть понимала, что возгордившаяся мелочь перетянет всё внимание семьи на себя, третья часть помнила, что Милош в Праге — это круглосуточная головная боль, четвёртая голосила, что не всё ж одному Корнелю возиться с девочками… В общем, со страданиями несчастного Корнеля не могло сравниться ничто, тем более что он разрывался на несколько неравнозначных частей, и все эти части, как мы видим, требовали неусыпного внимания.

Девчонки тоже извелись: Хана не понимала, почему любимого брата так долго нет, и чаще ревела, от чего у соседей трескались тарелки и осыпались стены. Катаржина вела себя сдержаннее, но только для виду, одна матушка хранила спокойствие и загадочно улыбалась, словно ей всё уже было известно.

И вот пан Росицкий сидел в полутёмном круглом зале, освещённом волшебными свечами, и с некоторым трепетом ожидал, что будет сказано, что будет сделано. Дураком пан Росицкий вовсе не был, поэтому его облик искренне беспокоящегося отца бросался всем в глаза в первую очередь, а поблёскивание внимательных глаз за пенсне — во вторую или даже в третью.

— С этого момента всё пошло не очень хорошо, — сурово говорил один из старейшин. Имя у него было — какое-то из двух десятков, их мало кто помнил, поэтому возникали постоянные трудности с обращением. — На след нашей группы вышли враждебные маги. Отряд из двух боевых колдунов и одной ведьмы.

— Древний дух! Книга уцелела?

— Судя по докладу, основная команда цела полностью, разумеется, с книгой и господином писарем, — старейшина поджал высохшие губы и косо поглядел куда-то вбок. — К несчастью, вынужден сообщить тем, кто ещё не знает… Погиб другой отряд, который мы направили к основному с результатами расследования. Об этом стало известно совсем недавно от наших друзей в Хайденау.

— Как — погиб отряд? — педантично уточнила Вивиан дю Белле. — Вы хотите сказать, все?

— Все, — сухо повторил старейшина. — Мария Вильхельм, Адельхейд Вильхельм, и Густав… Хартманн.

Охи, вздохи и тревожный шёпот со всех сторон обволокли пана Росицкого. О ведьмах он только слышал, да и Густава лично не встречал, но его отец, Роберт Хартманн, посол от Пруссии, был здесь. Когда-то они работали вместе, и пан Росицкий помнил улыбчивость, дружелюбие, неиссякаемое остроумие и аристократические манеры этого человека. Сейчас Хартманн казался потерянным: он кивал, принимал соболезнования и рассеянно улыбался краешком рта, словно пытался понять, почему все обращаются к нему в такую минуту. Пану Росицкому стало его жаль, и он промолчал, тем более, в общем хоре его слова совсем ничего не значили. Потерять сына! Это его самый страшный кошмар. Пан Росицкий постарался отвлечься, но теперь его мысли с новой силой завертелись вокруг Милоша.

— Мы почтим память погибших бойцов, тем более что они были такими юными и отдали жизни ради самой магии, — после паузы продолжилась речь. — Мы будем скорбеть вечно, но помните: если бы не ошибка, сделанная врагом, если бы не эта путаница, мы бы потеряли всё и пришлось бы начинать сначала.

— Грубы ваши слова, — похожий на паровозные гудки голос смуглой женщины слева от пана Росицкого заставил всех вздрогнуть. Это была Чайома: её он тоже знал. — Потеря юных — большое горе, неуважение к горю карается духами, а неуважение в присутствии потерю понёсшего карается вдвойне.

— Нет, нет, — пробормотал Роберт Хартманн, словно очнувшись. Он немного поморгал и остановил свой взгляд на этой могучей, рослой ведьме, которая даже за столом возвышалась над многими из них. — Благодарю, Чайома, но не стоит… Старейшины говорят правду, это так. То, что погиб мой сын, ничего не меняет для… для нашего дела, я знаю, он бы тоже всё понял.

Чайома едва заметно качнула головой, выражая несогласие, и не ответила. Она всегда была скупа на жесты и на слова, но если уж говорила, то по делу. В такт её движению сухо стукнули друг о друга деревянные бусы.