Книга чародеяний

— Они будут в порядке, идём.

Они вышли и уселись бок о бок на ступенях церкви. Площадь погружалась в темноту постепенно, окружённая бисером фонарей. По мощёным улицам цокали копыта, в отдалении шумел фонтан, тут и там ходили важные мужчины в высоких шляпах и женщины, одетые в неудобные платья, без которых не могли выйти в свет. Здесь мешались торговцы и чиновники, брезгливо взирающие на всех из окошка своей кареты, военные и гражданские, бедные и богатые; бродяга просил денег и подсказать дорогу, и вокруг него быстро образовывалась пустота, как и вокруг ищущих кого-то полицейских. Адель задрала голову и увидела небо и краешек купола. Если все эти люди не врали, сверху вниз на площадь смотрел Бог.

— Как у вас прошло? — наконец спросила Адель, потому что Милош устало молчал и только изредка чесал кончик носа.

— Арман привлёк внимание, я убил. Их было двое, и оба с таким же оружием, что у меня, — ответил он. — Хуже не придумаешь, но мне повезло… если б не мамин амулет… Надо будет написать ей ещё раз. Хотя нет, не стоит. Выследят ещё…

— Возможно, — Адель теперь тоже сомневалась, что писать и передавать кому-то письма — безопасно. Ей-то было некому, а Милош рисковал.

— Ерунда, — невпопад буркнул Милош и зевнул, прикрыв рот ладонью. — Скорей бы куда-нибудь прилечь. И поесть. Можно сразу… Почему он меня-то не взял? Тут бы ничего не изменилось.

— Даже не знаю, Милош. Может, потому что ты при каждом удобном случае говоришь, что ненавидишь немцев?

— Но я же перестал, — жалобно возразил он, и Адель неожиданно для самой себя фыркнула. — И это вся причина? Ладно уж…

Помолчали ещё немного. Адель несколько раз порывалась встать, увидев на краю площади кого-то, похожего на Берингара, но это всякий раз оказывался не он. О голоде и холоде она давно забыла. Время тянулось медленно… В полутьме раскачивались ручные фонари в такт редким свисткам. Становилось неуютно, но не возвращаться же в божий дом.

— Ты часто боишься за свою Эву?

— Постоянно, — ответил Милош. Он положил голову на подтянутые к себе колени и тоже следил за площадью из-под растрёпанных кудрей. — Когда бояться нечего, боюсь. Когда есть чего — тем более… Если б не было в городе матушки и бабушки, ни за что не уехал бы.

— Так она ведьма или нет? — наудачу спросила Адель.

— Отстань, — улыбнулся Милош. Его улыбка быстро погасла. — Адель, я не знаю, считаешь ты меня дураком или нет, но я сегодня много думал о смерти… Не самый частый страх для мага, мы привыкли считать себя всемогущими, а зря. Я это к чему: любой из нас может погибнуть. В любой момент. Ничего не успеть, ничего не закончить, никому ничего не сказать…

Тут он иссяк и махнул рукой, сменив неудобную позу и уставившись в небо. Адель ждала продолжения и не дождалась. То, что говорил Милош, усиливало и без того гнетущую привязанность и страх. И если Арман сейчас мирно отдыхал в здании за спиной, Берингара всё ещё не было.

— Я не считаю тебя дураком, — наконец ответила она и нехотя добавила: — Боюсь, что с самого начала.

— Ах, как тяжело признавать чужое превосходство, особенно мужское, — хмыкнул Милош и тут же резко изменился в лице. — Адель, мы идиоты. Я идиот, да и ты могла бы не… — Последовало непонятное ругательство на чешском. — Нам надо вернуться, только тихонечко. Как своим… Клянусь прахом прабабушки, Бер меня убьёт и будет прав.

— Да, сегодня хочется, — знакомый голос из-за спины заставил их подпрыгнуть. Адель оставалась в плаще Милоша, Милошу на голову приземлился плащ Берингара. Свистки и фонари неумолимо приближались к церкви, и досада из-за собственной дурости заставила выругаться и Адель. — Встаньте, спуститесь и сделайте десять шагов влево. Не оглядывайтесь. Не спешите, но и не останавливайтесь. Как окажетесь за углом церкви, идите за мной в семи-восьми шагах.

Полицейские расспрашивали супружескую пару в нескольких шагах от них. Те вертели головами и пожимали плечами, но Милош, услышавший пару фраз, прошипел что-то сквозь зубы и крепко вцепился в запястье Адель, увлекая за собой. Та не вырвалась, несмотря на возопившие от боли волдыри. Они сидели на виду… С другой стороны, так им не пришлось выходить из церкви прямо в объятия охраны…

— Чтоб мне сдохнуть… нет, чтоб мне сдохнуть!

— Что они говорят? Милош?

— Они ищут славянина и тёмненькую курв… гм, извиняюсь… по описанию, короче, вылитая ты. Кто-то всё-таки видел, но хоть не всех запомнил.

— Дерьмо собачье, — пробормотала Адель, проигнорировав оскорбление. — Чтоб мне провалиться. Хорошо на крылечке посидели…

Они шли, как велел Берингар, и вскоре увидели его за углом. Спокойно, не пряча лица, он подобрал с дороги неяркий фонарь и пошёл вперёд, даже не обернувшись на Фрауэнкирхе. Уследить за тем, как менялись улицы и переулки, было невозможно. Милош и Адель всегда отставали на несколько шагов. Когда впереди послышалось цоканье копыт, Берингар завёл руку за спину и жестом велел им затаиться слева; Милош догадался первым, и они вжались в узкий простенок, едва дыша.

За бешеным стуком своего сердца Адель смогла расслышать, о чём они говорят. Полицейские спрашивали «доброго саксонца», не видел ли он подозрительных лиц с восточных земель, ну или хотя бы пугающего вида девку, которая, ей-богу, ну вылитая ведьма из книжек. Берингар охотно сообщил, что видел сразу три сомнительные славянские рожи, и указал в удобную ему сторону. Когда цокот удалялся, он даже сделал пару шагов вслед и крикнул, чтобы всегда обращались за помощью, ведь он, добрый саксонец, страсть как ненавидит славян. Вскоре всё стихло, и путь к спасению продолжился.

Новые закоулки, вопреки ожиданию Адель, привели их в людное ярко освещённое место, похожее на задний двор питейного заведения. Так и вышло: подтверждая её слова, мимо пролетел какой-то жирдяй с полной кружкой пива, заботливо поставил кружку на кривоногий стол и принялся вдохновенно блевать в кусты. Это сбило беглецов с толку, и они потеряли Берингара, но вскоре увидели снова — на пороге чёрного входа, рядом с каким-то тощим усатым пареньком. Мелькнули деньги; потом Бер жестом подозвал их к себе.

— Трое.

— Понял, — протянул усатый, стремясь заглянуть под их капюшоны. — Там в городе ищут кого-то. Не вас ли?

— Боишься полиции? — вопросом на вопрос ответил Берингар. В его голосе не было обычной властности или уверенности, только плохо скрытое презрение. Это подействовало отменно.

— Да ещё чего! Да чтоб я, да этих мордатых! — раздухарился усатый. — Мне только зенки их покажи — сразу как заколд… гм, неважно. И вы тут не колдунствуйте, хорошо? Публика малость того… неподготовленная.

Мимо них протиснулась абсолютно голая женщина, вслед за ней — полуодетый мужчина. Оба горланили какой-то романс и смеялись. Адель запоздало сообразила, что заведение не только и не столько питейное.

Им отвели широкую комнату, обставленную разномастно и безвкусно, словно мебель тащили со всех концов города с одной лишь целью: забить пространство, да поярче чтоб было. По понятным причинам, больше всего места занимала кровать с алым балдахином, расшитым звёздами, и бордовыми подушками от изголовья до изножья. Горели свечи и благоухали цветы; на низком столике ожидали закуски и пара бутылок вина.