Кольцо Небулона

А потом звёзды начали ярчать. Сначала медленно, как будто кто-то подкручивал свет, а потом — резко, до рези в глазах. Я прищурился, пытаясь понять, что за хрень, и тут дошло: они не просто ярче — они ближе. Это не звёзды, чёрт возьми! Я вскочил, сердце рванулось в горло, и ноги сами понесли меня в сторону. Бежать, пока не прибило — вот единственная мысль, что крутилась в голове. Что бы это ни было, оно летело прямо ко мне, и я не собирался проверять, насколько оно дружелюбное.

Взрыв грянул, когда я успел отбежать метров на двадцать. Не огромный, не такой, что разносит всё в пыль, а резкий, мощный, как удар кулака в точку. Энергия — плотная, сконцентрированная — врезалась в землю там, где я только что лежал. Ударная волна рванула следом, и меня швырнуло вперёд, как тряпку. Я сгруппировался в воздухе — спасибо старым рефлексам — и рухнул на траву, прокатившись ещё метров десять. Больно, мать его, но ничего не сломал. Плечо взвыло снова, спина заныла, но я жив. Поднялся, хватая ртом воздух, и оглянулся. На месте «звезды» дымилась воронка — небольшая, но глубокая, как будто луч пробил землю насквозь. Я выругался про себя: эта штука бы любой корабль Федерации продырявила, даже бронированный бы попотел.

И тут — откуда ни возьмись — появился он. Шестерня. Высокий, тощий, в своём чёрном плаще с красными шестерёнками, что крутились на рукавах. Его лицо — или что там вместо него — скрывала маска с одним глазом-линзой, что мигала красным. Он шагнул из тени, будто вырос из воздуха, и остановился, глядя на меня. Линза сузилась, как будто он удивился.

— Ты что тут делаешь, смертный? — его голос был скрипучим, как ржавый механизм, но в нём сквозило искреннее недоумение. — Это мой полигон. Испытания идут, а ты тут валяешься?

Я выпрямился, морщась от боли в плече, и фыркнул. Злость опять зашевелилась, но я был слишком вымотан, чтобы орать.

— Валяюсь? — бросил я, стряхивая грязь с куртки. — Я тут чуть не сдох от твоей «испытательной звезды», гений. Это что, теперь вместо приветствия у вас тут взрывы раздают?

Он наклонил голову, линза мигнула, и я услышал, как что-то щёлкнуло в его плаще — будто шестерёнки внутри провернулись.

— Это не звезда, — сказал он, шагнув к воронке. — Это прототип. Энергетический импульс, сфокусированный. Ты должен был уйти с арены, а не шляться по моим зонам. Как вообще сюда попал?

Я хмыкнул, глядя на него. Вопросы опять полезли в голову, но я слишком устал, чтобы разбираться.

— Через коридор, — буркнул я. — Искал место, где выдохнуть после вашей берсеркерши. Не знал, что у вас тут тир для психов.

Шестерня замер, его линза уставилась на меня, и я почувствовал, как он меня изучает. Злость тлела, но покой, что был под звёздами, ещё не ушёл до конца. Я хотел спросить, что за прототип, что за полигон, но сил хватило только на то, чтобы стоять и дышать. Он шагнул ближе, и я напрягся — не из страха, а просто на всякий случай.

— Уходи, — сказал Шестерня, его голос стал резче. — Полигон не для тебя. Следующий импульс будет через минуту. Не хочу чистить твои останки.

Шестерня повернулся и пошёл прочь, его плащ с красными шестерёнками шуршал по траве, а я, не думая долго, рванул за ним. Ноги ныли, плечо болело, но стоять на месте после этого взрыва я не собирался. Он заметил меня почти сразу — линза в его маске мигнула, и он остановился, наклонив голову, как будто не понял, что я тут забыл.

— Ты чего таскаешься за мной, смертный? — прогудел он, его голос скрипел, как старый механизм.

Я выдохнул, стряхивая грязь с рук, и бросил, не глядя на него:

— Да потому что я вообще не шарю, где я на этой вашей планете. Где конец этого полигона? Куда идти? Так что поведусь за тобой, пока не пойму, где выход.

Он замер, а потом из-под маски донёсся звук — резкий, скрипучий, будто шестерни заклинило. Смех? Этот чёртов железный урод смеялся надо мной. Я стиснул зубы, но он махнул рукой и заговорил, всё ещё посмеиваясь:

— Планета? Это не планета, мясо. Обычная станция. «Кольцо Небулона» — не грязный камешек в космосе, а рукотворная штука.

Я завис. Станция? Я оглянулся на поле, на звёзды, на траву под ногами.

— А как я тогда на улице? — вырвалось у меня, и я тут же пожалел, что спросил — голос прозвучал тупее, чем я хотел.

Шестерня хмыкнул, его линза сузилась, как будто он закатил глаз.

— Искусственная атмосфера, — сказал он, будто это мелочь, о которой я должен был догадаться. — Простая технология. Воздух, гравитация, вид — всё под контролем. Удивлён?

Я шёл за ним, пытаясь уложить это в голове. Станция. Не планета. Искусственное небо, искусственная трава, искусственный ветер — и всё это так похоже на настоящее, что я даже не заподозрил. Злость где-то тлела, но сейчас её задавили вопросы. Я молчал, хромая следом, пока он двигался к следующей точке полигона. Он не гнал меня — просто шёл, поглядывая на воронку от нового взрыва, что грянул где-то в стороне. Его линза мигала, шестерёнки в плаще щёлкали, и он что-то записывал — то ли в голове, то ли в какой-то своей системе. Я смотрел на это, и мысли сами полезли наружу.

— Знаешь, — сказал я вслух, не особо думая, — раньше я думал, что вы, Небулонцы, уничтожаете всё подряд. Без разбора, просто потому что можете. А теперь… я вообще не понимаю, как вся галактика ещё не пала под вами. С такими игрушками, — я кивнул на дымящую воронку, — вы бы давно всё разнесли.

Шестерня остановился. Его плащ замер, шестерёнки затихли, и он медленно повернулся ко мне. Линза в маске мигнула красным, и я напрягся — не от страха, а от того, как он смотрел. Долго, молча. А потом заговорил, и его голос стал ниже, серьёзнее.

— Мы не уничтожаем, — сказал он. — И этими «игрушками» не пользуемся. Глава не позволял.

Я моргнул, пытаясь осмыслить. Не уничтожают? Не пользуются? Это что, шутка?

Я шёл за Шестернёй, хромая, и злость опять полезла наружу. Его слова — «мы не уничтожаем», «Глава не позволял» — звучали как дешёвая ложь, как лапша, которую мне вешают на уши. Я стиснул зубы, глядя на его спину, и не выдержал.

— Слушай, хватит мне мозги пудрить, — бросил я, останавливаясь. — Я видел отчёты, записи, данные. Небулонцы разнесли кучу планет, убили миллионы. Я знаю, что вы творите, так что не надо мне тут сказки рассказывать про «не пользуемся». Это бред!

Шестерня замер, его плащ с красными шестерёнками чуть дрогнул. Он медленно повернулся, линза в маске мигнула, и я услышал звук — долгий, скрипучий, как будто он вздохнул через ржавые детали.

— Упрямый, — прогудел он, и в его голосе было что-то вроде усталости. — Ладно, смертный. Идём. Покажу тебе кое-что.

Он махнул рукой и пошёл дальше, не оглядываясь. Я стоял, сверля его взглядом, но любопытство — или злость, чёрт его знает — толкнуло меня следом. Мы прошли через коридор, потом ещё один, и наконец он привёл меня в какую-то комнату — кабинет, что ли. Стены чёрные, с красными линиями, как везде, но тут был стол, терминал с голограммами и куча всякого железа, что жужжало и мигало. Шестерня сел за терминал, его линза уставилась на меня.

— Назови хоть одну планету, — сказал он, его голос стал резче. — Одну, которую мы, по-твоему, уничтожили. Давай, мясо.

Я фыркнул, скрестив руки. Это что, проверка? Ладно, пусть будет.

— Ксавир-3, — выпалил я. — Мелкая колония, четыре года назад. Вы её в пыль стёрли, я читал отчёт. Там даже следов не осталось.

Шестерня кивнул, будто ждал этого. Его пальцы — длинные, металлические — забегали по терминалу, и через секунду голограмма вспыхнула над столом. Я шагнул ближе, нехотя, и замер. То, что я увидел, ударило, как кулак Рагны. Запись — чёткая, с датой и координатами. Ксавир-3. Но это были не Небулонцы. Это была Федерация. Их корабли — знакомые силуэты «Легиона» — висели над городом, и лучи плазмы били вниз, выжигая всё подряд. Дома рушились, улицы плавились, а крики… Крики мирных жителей — детей, стариков — резали уши. Отчаяние, ужас, мольбы о помощи. И ни один из этих ублюдков в форме даже не дёрнулся. Они просто жгли.