Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина
Шрифт:
XIV
XV
Пушкин пишет в заметке (Болдино, 1830 г., черновик — в МБ 2387 А — тетрадь, сшитая из отдельных страниц после смерти поэта в жандармерии — л. 22; впервые опубл. в 1841 г.):
«Критику 7-ой песни в Сев<ерной> Пчеле [72] пробежал я в гостях и в такую минуту, как было мне не до Онегина… Я заметил только очень хорошо написанные стихи и довольно смешную шутку об жуке. У меня сказано:
Был вечер. Небо меркло. Воды Струились тихо. Жук жужжал.Критик [Фаддей Булгарин] радовался появлению сего нового лица и ожидал от него характера, лучше выдержанного прочих».
72
№ 35, 22 марта 1830 г.; см. мои коммент. к главе Восьмой, XXXV, 9.
2Жук жужжал.Имеется в виду майский жук — насекомое, одно из двух разновидностей Melolontha, летающих неловко, с тупым упорством в сумерки вдоль сельских дорог в мае и июне. Некоторые поэты путают его жужжание или шум с гулом сумеречных бабочек, жужжащих с наступлением ночи над цветами; у Шекспира же подразумевается (см. ниже) навозный жук (Geotrupes sp.); но почему мисс Дейч сочла возможным преобразовать жесткокрылое насекомое в прямокрылое («Слышался сверчков стройный хор») — непостижимо, особенно если учесть, что майский жук — распространенный компонент описания сумерек в английской поэзии. Когда Булгарин иронично приветствовал пушкинского жука как нового персонажа, он был неправ: это на самом деле очень старый персонаж.
Шекспир, «Макбет» (1623), III, 2, 42–43:
И сонный жук к Гекате полетит.Уильям Коллинс, «Ода к вечеру» (1746), строки 11–14:
Или где жук трубит В свой небольшой, однако же зловещий горн, Сколь часто он на сумеречной тропе вздымает его Близ странника, живущего средь суетного гула…Томас Грей, «Элегия, написанная на сельском кладбище» (1751) строка 7:
…жук кружит в своем гудящем полете…Джеймс Макферсон, «Песни в Сельме» («королевская резиденция» Фингала; 1765):
Вечерние мошки на слабых крылах носятся, жужжа, над полями.Роберт Саути, «К созерцанию» (написана в Бристоле в 1792 г., опубл. в 1797 г.), строки 26–28, 31:
Или веди меня туда, где дола тихого среди В сребристом свете слабый ручеек течет; Я буду медлить… ........................................................ И слушать монотонный сонный лет жука…Крабб ошибочно переносит «жужжание жука» в «свет и тень» осеннего вечера («Прогулка к собору» в «Повестях усадьбы», 1819).
Юный Жуковский в знаменитом первом, восхитительно мелодичном, выполненном ямбами варианте перевода греевской элегии (1802) постарался на славу (строка 7):
Лишь изредка, жужжа, вечерний жук мелькает…Во втором варианте (1839) Жуковский использовал дактилический гекзаметр без рифмы:
…изредка только промчится Жук с усыпительно-тяжким жужжаньем…(Жуковский здесь находится под влиянием Саути).
Однако в переводе элегии, выполненной Шатобрианом («Сельские могилы», Лондон, 1796), Melolontha grayi претерпевает следующее превращение:
On n'entend que le bruit de l'insecte incertain <He слышно ни звука, кроме гула неопределенного насекомого>— действительно, очень неопределенное насекомое; но в этом случае Век Хорошего Вкуса запрещал употреблять «специфическое и низкое» слово «hanneton» <«майский жук»>. Сорок лет спустя великий французский писатель оплатит этот отказ отличным переводом «Потерянного рая».
8–14; XVI, 1–7 Все это ошеломляюще напоминает фрагмент поэмы Козлова «Княгиня Наталья <Борисовна> Долгорукая» (известна с 1827 г., опубл. в 1828 г.) ч. I, строка 11–32. Пушкин лишь несколько подправил описанное слепым поэтом приближение Натальи к ее бывшему жилищу (строки 11–13, 24–26, 28–32):
Она идет, и сердце бьется; Поляна с рощей перед ней, И вот в село тропинка вьется… ......................................... Но, чем-то вдруг поражена, Стоит уныла и бледна. В ее очах недоуменье… Нейдет в него [селенье], нейдет назад, Кругом обводит робкий взгляд. «О, если там!.. а мне таиться Велит судьба… быть может… нет! Кому узнать!..».Поэма Козлова в двух частях состоит из ямбических четырехстопников с нерегулярной рифмой и строфами разной длины; она вызывает в памяти несчастья, по природе более готического, нежели славянского типа, дочери графа Бориса Шереметева, фельдмаршала Петра I. В одном из эпизодов тень ее мужа является ей и, чтобы показать, что муж был обезглавлен, снимает голову, как шапку.
См. также коммент. к главе Седьмой, XXIX, 5–7 и XXXII, 13–14.
Как сказано в моих «Заметках о стихосложении» (см.), текст Пушкина в строфе XVI, 2–6 представляет собой самую длинную во всем произведении последовательность строк с отсутствием скольжения (в одной строфе); влияние, видимо, нечистой совести.
13 сердце в ней.Поскольку слово «сердце» имеет ударение на первом слоге, а «ее» или «его» — на втором, сочетание «его [ее] сердце» не может быть употреблено в русской ямбической или хореической строке. Отсюда — неловкое «сердце в нем», или «в ней», чему есть несколько примеров в «ЕО».
XVI