Красный пароход

Пассажиры начали расходиться.

– Что слышно, Умберто?
– спросил Ферруччо у радиста, когда тот вошел в рубку.

– Все то же. Говорят, что им нужно еще время.

– Не понимаю, неужели так сложно выпустить заключенных коммунистов из тюрем?
– недоумевал Теренцио.

– Ты как ребенок!
– насмешливо сказал Аугусто.
– Они просто тянут время. Думают, можно ли нас как-нибудь нейтрализовать. Нужно вести себя с ними жестче.

– А что они могут с нами сделать?
– поинтересовался Ферруччо.

Умберто пожал плечами.

– Меня больше беспокоит этот эсминец, который нас караулит, - заметил Серджо.

– Уж не замышляют ли там что-нибудь против нас?

– Ну не пойдут же они на штурм, - возразил Теренцио.

– На штурм, может, и не пойдут, но подстраховаться бы не мешало, - задумчиво произнес Умберто.
– А то знаете, как бывает, друг друга неправильно поймем - и пиши пропало.

– Верно говоришь, Умберто!
– кивнул Ферруччо.
– Отправь на эсминец радиограмму, что, если они поддержат революцию и не будут нас трогать, мы будем очень им благодарны. Понял?

– Понял.

– Ну а с Римом... Раз они просят нас дать им больше времени, так уж и быть, мы подождем. У нас еще много времени...

В полночь графиня Марци вышла из своей каюты, и дежуривший в коридоре Освальдо мгновенно вскочил со своего места.

– Это опять вы?
– раздраженно проговорил он.

– Удивлены?
– улыбнулась графиня.

– Вам снова не спится?

– В этот раз нет. Просто скучно. Хочется с кем-то поговорить. Вы не можете себе представить, как тоскливо сидеть целый день в каюте!

– Вы правы! Я не могу себе этого представить, потому что, когда я один, мне всегда есть о чем подумать.

– Я поняла ваш намек. И о каких же высоких материях вы думаете, синьор... простите, товарищ мыслитель?
– поинтересовалась Марци.

– Я думаю о разных вещах, - сухо ответил юноша.

– Скажите, вы действительно верите в коммунистические идеалы?

– А как же иначе? Если бы я в них не верил, меня бы здесь не было.

– Значит, вы в самом деле считаете, что стоит только отменить частную собственность, и в мире наступит царство справедливости?

– Мы не выступаем за отмену частной собственности вообще, а лишь за отмену частной собственности на средства производства.

– Это мало что меняет. Разве вы не видите, что это утопия, в которой нет места живому человеку с его мыслями, чувствами, предпочтениями?

– Я не собираюсь говорить с вами об этом.

– Это почему же?.. Ах, да... Ведь мы глупые женщины, где уж нам понять...
– вспомнила графиня.

Освальдо почти свирепо посмотрел на нее.

– Ну, не обижайтесь!
– ласково сказала Марци.
– Я всего лишь хочу помочь вам.

– Я не нуждаюсь в вашей помощи!

– Знаете... Как вас зовут?

– Освальдо.

– А я графиня Тереза Марци. Можете звать меня просто Тереза.

– Как мило!
– усмехнулся юноша.

– Знаете, я почти уверена, что ваше презрительное отношение к женщинам вызвано личным неудачным опытом общения с ними.

– Ну, давайте еще проведем сеанс психоанализа!

– Я же вижу, что угадала!

– Я не обязан рассказывать вам о своем прошлом.

– Чего вы боитесь?

Юноша шумно вздохнул.

– Послушайте, вам нечего меня стесняться. Мы принадлежим разным мирам. Мы встретились с вами случайно, и через несколько дней наше общение прекратится. Даже если мне захочется кому-нибудь рассказать об этом, вам не будет от этого ни холодно ни жарко. Но эта тайна останется между нами, - настаивала графиня.

Освальдо пристально посмотрел на Марци, затем, отвернувшись, быстро произнес:

– Да, я два года был влюблен в одну девушку, делал все, чтобы добиться ее внимания - и все напрасно! Оказалось, что она никогда меня не любила, а все эти взгляды, слова были ложью!..

– И это все?
– разочарованно проговорила графиня.
– А я-то думала, что здесь пахнет изменой...

– Сначала я был обескуражен. Но потом понял, что желание понравиться мужчине, независимо от того, интересен он ей или нет, - неотъемлемая часть женской натуры. Отсюда вытекает лживость женщин, которую сами они не осознают.

– Ну почему сразу лживость?..

– Да, графиня, я говорю неприятные вещи, но факты таковы. Если мужчине не нравится женщина, он не станет оказывать ей знаки внимания, чтобы не давать ей напрасной надежды. А что женщина? Она намеренно или невольно стремится понравится мужчине, доводит дело до любви, а потом искренне удивляется, когда тот начинает признаваться ей в своих чувствах. Опять же, если женщина влюбится в мужчину, то никогда не признается ему в этом первая, даже под страхом смерти. Самый робкий мужчина в конце концов признается в любви, женщина - никогда!

– Вы должны понимать, что женщине не положено первой открывать свои чувства мужчине, это неприлично.

– Нет, это только отговорка!
– решительно возразил юноша.
– Гордость боитесь потерять! А нам, думаете, легко терпеть поражения?.. Нет, дай вам одинаковые права с мужчинами, ничего не поменяется! Мы, как кошки с собаками, говорим на разных языках и никогда не сможем понять друг друга.

– Не скрою, в том, что вы сейчас говорили, есть доля правды, - подумав, сказала Марци.
– Но вы слишком драматизируете! Почему-то большинство мужчин все устраивает. Ваш протест выглядит по меньшей мере смешным...

– Какое мне дело до большинства мужчин? Они просто этого не замечают.

– Вам нужно научиться относиться ко всему проще. Отказала вам одна девушка, вторая, а третья, глядишь, ответит взаимностью. Это такая игра, понимаете?

– Вот это недостающее слово - "игра"! Но знаете, если в этой игре такие нечестные правила, что в нее постоянно проигрываешь, - к черту такую игру!..
– заключил Освальдо.

Графиня вздохнула.

– Вижу, все мои попытки наставить вас на путь истинный пошли прахом, - покачала головой Марци.
– Вы ведь умный человек и должны понимать всю нелепость вашего упрямства. Подумайте об этом. Спокойной ночи!

С этими словами она удалилась в свою каюту.

Проснувшись на следующий день, пассажиры "Арриго Бойто" сразу пошли к иллюминаторам. На ярко освещенной солнцем морской глади примерно в миле от парохода виднелся темный силуэт эсминца.

– Смотрите! Корабль!
– воскликнул Деффенди.

– Мы спасены?
– спросил Точе.

– Спасены!
– обрадовался Ромоли.

– Напрасно радуетесь, господа, - возразил Бергамин.

– Почему?

– Позвольте полюбопытствовать, каким образом нас будут спасать?