Красный пароход
Шрифт:
– Вы думаете, кто-то им об этом сболтнул?
– Э, нет!
– покачал головой Дзанелла.
– Не сболтнул, а намеренно передал эту информацию.
– Кто же это мог быть? У вас есть какие-нибудь мысли на этот счет?
– спросил Ланино.
– Для начала я вам кое-что покажу, - банкир достал из внутреннего кармана пиджака сложенную в несколько раз газету и развернул ее.
– Читайте здесь.
Клаудио пробежал глазами коротенькую заметку.
– Фонтанот, - прочитал он подпись.
– Кто это?
– Я уже давно слежу за этим Фонтанотом, - проговорил Дзанелла.
–
– Вы считаете, Фонтанот находится среди пассажиров? Но кто он?
– Вот это нам и предстоит выяснить.
Ланино внимательно посмотрел на собравшихся у стола. Семь человек были целиком поглощены игрой. Фаббро с заинтересованным видом наблюдал за ней. Точе в одиночестве сидел в противоположном конце стола, устремив отрешенный взгляд в середину салона.
– Для начала нам нужно отсеять тех пассажиров, которые точно не могут быть Фонтанотом, - закурил сигару Дзанелла.
– Синьор Пелос явно не станет сочувствовать коммунистам. Они выступают за мир, а он человек войны.
– Согласен.
– Барон Бергамин - человек циничный, он тоже едва ли будет дружить с коммунистами.
– Может, это маска, под которой скрывается убежденный коммунист?
– Нет, - подумав, сказал Ланино.
– Я не могу себе представить, чтобы под цинизмом барона скрывалось что-нибудь другое.
– Пожалуй, соглашусь. Что насчет барона Деффенди?
– Он примерный семьянин, вряд ли он станет участвовать в подобных авантюрах. Да и притворяться кем-то другим он не способен.
– Согласен, он слишком глуп для этого.
– Граф Аосталли - человек серьезный и умный. Теоретически он мог бы быть Фонтанотом, но... мне трудно в это поверить.
– Да, как представитель знатного дворянского рода и бывший министр, граф меньше всего подходит на эту роль, - согласился Дзанелла.
– Синьор Вискардини... Всеми уважаемый человек, судья...
– задумался Ланино.
– Не могу сказать о нем ничего определенного... Кажется, порядочный человек...
– Может быть, на почве стремления к справедливости он стал коммунистом? Нельзя исключать такой возможности.
– Нельзя... Но и согласиться с тем, что синьор Вискардини - коммунист, я тоже не могу.
– Ладно, будем считать, что скорее нет, чем да.
– Синьор Ромоли, биржевик, слывет в нашем круге балагуром и сердцеедом. Есть ли у него еще время писать заметки в газеты?
– Может, просто хороший актер?
– Пожалуй, актер получился бы из него превосходный. Но он всегда в центре внимания, трудно представить, чтобы такой человек мог втайне от всех жить другой жизнью.
– Может, в этом и заключается секрет синьора Ромоли? Он всегда на виду, на него никто не подумает. К тому же лучшего шпиона, чем он, не найти.
– Это правда, - кивнул Ланино.
– Мне кажется, здесь, как и в случае с синьором Вискардини, есть вопросы. Скорее нет, чем да.
– Скорее да, чем нет, - поправил Дзанелла.
– Кажется, вы не слишком любите синьора
Ромоли, - заметил Клаудио.– Что поделать?
– усмехнувшись, развел руками банкир.
– Дальше будет сложнее. Синьор Клоккьятти... Довольно остроумный молодой человек. Он, кажется, занимается обувью?
– Да, провел модернизацию обувной фабрики, расширил производство, за что владелец сделал его своей правой рукой.
– Даже так? Это говорит в его пользу.
– С другой стороны, он хорошо знает о простых рабочих, их нуждах и желаниях. Как тут не стать коммунистом?
– Позволю не согласиться с вами. Насколько я знаю из своего опыта, люди, которые добились всего сами, не склонны верить дешевой пропаганде.
– Может быть. Но у синьора Клоккьятти была возможность стать коммунистом.
– Альберто Точе, поэт... Очень неуравновешенный молодой человек, впрочем, как и все люди искусства.
– Как насчет актерских способностей?
– Думаете, его постоянные жалобы - не что иное, как игра на публику? Возможно. Но есть ли во всем этом холодный расчет?.. Не верю, - покачал головой Ланино.
– Вы читали его стихи? Есть там что-нибудь про революционный порыв и так далее?
– Нет, больше про природу, любовь, - ответил Дзанелла.
– Как думаете, приняли бы его в свете, если бы он писал о свободе?
– Значит, с ним все ясно. Остается синьор Фаббро... О нем я ничего не могу сказать.
– Потому что он все время молчит?
– Именно! Вы что-нибудь знаете о нем?
– Только из третьих рук. Его отец - владелец железных дорог. Сын выучился на инженера и, вероятно, помогает отцу развивать дело.
– Он может быть коммунистом?
– Он ведет себя очень подозрительно - все время молчит и улыбается. Можно сказать, синьор Фаббро - идеальный кандидат на тайного члена Коммунистической партии. Но все это слишком очевидно.
– Все, мы, кажется, всех обсудили, не считая нас. Надеюсь, ко мне у вас нет вопросов?
– поинтересовался Ланино.
– Нет, - улыбнулся Дзанелла.
– В вас я уверен.
– Благодарю, - положив руку на сердце, картинно поклонился тот.
– Что теперь будем делать, синьор сыщик?
– Нужно допросить подозреваемых, - произнес банкир.
– Дождемся обеда.
Когда подали обед, все пассажиры собрались за столом.
– Синьор Клоккьятти, мне тут рассказали, что вы, оказывается, выдающийся человек, - оживленно проговорил Ланино.
– Пустяки!
– отмахнулся тот.
– Ну, почему же? В одиночку поднять обувную фабрику в наши непростые времена, да еще в таком молодом возрасте - это большой труд, я бы даже сказал - искусство.
– Я не люблю говорить о своих успехах. К тому же вы сильно преувеличиваете.
– Например?
– Во-первых, я бы не смог этого сделать в одиночку. Нас было несколько человек, я лишь осуществлял общее руководство.
– Значит, это всецело ваша заслуга!
– Во-вторых, этот, как вы выразились, "большой" труд заключался лишь во внедрении нескольких рационализаторских предложений и в смене ассортимента выпускаемой продукции с учетом новых потребностей рынка.