Кристальный пик
Шрифт:
Я вопрошающе потерла шерстяную нить на своем мизинце, молчащую, но все так же крепкую, и опустила глаза на землю. Возможно, прямо здесь, где иду я, когда-то шла и моя мама. Ее лунная фибула тяжелела у меня в волосах, заколотая на затылке, как последняя вещь на свете, что связывала нас двоих помимо крови и предназначения.
— Колодец вырыт был давно, все камнем выложено дно. Но сруб осыпался и сгнил, и дно подернул вязкий ил*, — принялся от скуки напевать Сильтан, ступая впереди, и я узнала в его словах дануийскую балладу о пастухе, случайно напоивших овец медовухой. Он ловко переиначивал ее на ходу, почти не запинаясь и являя поистине завидный поэтический талант: — Крапива выросла вокруг, и самый вход заткал паук. Сломав жилище паука, трухлявый сруб задев слегка,
Отчего-то песнь эта навивала на меня тревогу, и я специально отстала от Сильтана на несколько шагов, чтобы голос его приутих. Ладони стали влажными, похолодев. Обтерев их о край туники, я вдруг застыла, осознав — руки-то у меня свободны! Причем обе. И ни в одной из них не лежала рука Тесеи.
— Тесея?!
Я испуганно обернулась и с облегчением обнаружила ту возле неспелого куста черники на подъеме холма, который мы только-только миновали.
— Эй, Сильтан, постой, — крикнула я ему и бросилась назад к кусту. — Тесея!
Она не отреагировала, точь-в-точь как тогда в гостевых чертогах Дайре, когда примеряла кроличью маску. Теплый летний ветер покачивал вместе с листьями моток пряжи на ее пояске. Шерстяная нить запуталась в ветвях оголевшего от старости вяза, и Тесея держалась за них руками, будто пыталась раздвинуть слишком крепкие и разросшиеся ветви. Вот только она не двигалась, а стояла неподвижно, вглядываясь в темные пролежни между ними.
— Тесея? — позвала я снова, оказавшись рядом.
— Я слы-ыш-шу... В... Вой... Там. Волки.
Я прислушалась тоже, но ничего, кроме шуршания листьев и беличьего цокота не уловила. Зато синяя нить Хагалаз, прежде спокойная и ничем не выдающая свою природу, словно раздулась на моем пальце, сдавила его. Она буду требовала от меня, чтобы я поверила Тесее, несмотря ни на что. Но я верила ей и так. В конце концов, вёльвой можно не только родиться, но и стать. Женщины, кому суждено это, постигают ремесло с ранних лет, сами того не ведая. Через земледелие, пение, лекарство...
И через прядение тоже.
— Давай посмотрим, что там за волки нас зовут, — улыбнулась я, преисполнившись надежды.
Я снова окликнула Сильтана, но тот не отозвался. Тогда я попробовала нагнать его, велев Тесее стоять на месте, и позвала еще несколько раз, но без толку. Похоже, за своим пением он даже не заметил, как ушел без нас. Лишний раз убедившись, что рассчитывать на брата Соляриса не стоило, я немного поколебалась и все-таки возвратилась к Тесеи с решимостью идти напролом. В конце концов, любой дракон поблизости услышит нас, если что случится, а их тут бродит даже не два, а целых три! Да и чего бояться в лесу? Зверья лишь местного. Но коль наручи Гектора, что я всегда при себе носила, с людьми мне совладать помогали, то определенно помогут совладать и с парочкой кабанов.
Вместе с Тесеей нам удалось распутать пряжу, отогнуть вязовые ветви, преграждающие путь, и перелезть через них вглубь соседней чащи, где жужжали осы и стрекотали кузнечики. Небо, сколько бы Кочевник не грозил ему топором, уже начинало приобретать темные тона. Пятна желтого окрашивались в розовый, а затем стали пропускать и полосы оранжевого. До того, как они станут красными и фиолетовыми, оставалось всего несколько часов. Потому мы с Тесеей шли быстро, но осторожно, только туда, куда она указывала рукой, морща нос и затыкая уши, когда таинственный волчий вой становился для нее слишком громким. Я же по-прежнему слышала лишь хруст хвороста, ломающегося под нашей поступью, и соловьиную трель, но никак не волков. В какой-то момент мне и вовсе стало казаться, что мы идем в никуда: троп на холмах и так не было, но там, куда нас завела Тесея, бурьян становился таким высоким и жгучим, так он кусал меня за локти и пальцы, что в уголках глаз выступали слезы. А Тесея все звала меня дальше и звала... Иногда из-за бурелома она даже опускалась на колени и, подобрав льняную юбку, передвигалась ползком, но ни в коем случае не останавливалась. Потому, когда впереди наконец-то стала вырисовываться
более-менее ровная опушка, я почувствовала прилив сил от радости, уже успев сбить себе ноги в кровь, разодрать лицо о колючки и к тому же невыносимо устать.— В-вой от-т... от-туда!
— Слава богам!
Там, посреди опушки, громоздилась нескладная круглая конструкция из серых камней, похожих на необтесанный мрамор. Лишь треугольная крыша из дерева с рычагом, обвязанным красной лентой, и тихое журчание воды заставили меня поверить в то, что это вовсе не чья-то забава, а действительно колодец.
Неужели...
— Тесея, подожди меня!
Она выскочила из чащи первой, юркая и ловкая, а оттого легко проскочившая через куст тёрна, в отличие от меня. Кривой сучок как назло зацепился за мою рубаху, пошедшую пoтом, не желая отпускать. Я тихо выругалась именем Дикого, и, нащупав пальцами острые колючки, принялась отцеплять от них проколотую ткань. Та затрещала, натягиваясь, а затем и вовсе порвалась, когда я рванула вперед на девичий визг, разрезавший благодать леса.
— Тесея!
Еще минуту назад она стояла возле колодца, а теперь уже висела на его горловине больше, чем наполовину — только ноги под задравшимся подолом платья торчали по эту сторону. Я тут же ухватилась за них, уперлась коленями в край, пытаясь вытянуть ее назад, и почувствовала, как неровные края серых камней режут мне не только штаны, но и кожу.
— Держись, Тесея!
Стиснув зубы, я снова дернула ее на себя. Тесея была хрупкой, даже тощей для своих двенадцати лет, потому я и не сомневалась, что запросто вытащу ее из колодца даже со своей хилой комплекцией.
Но почему-то не смогла.
— Сильтан! Солярис!
Нечто тянуло Тесею вниз так же остервенело, как я тянула ее назад. Это нечто весило больше нас обеих и булькало, как вода, но определенно не было ею. Тесея снова пронзительно завизжала, брыкаясь, и из-за этого ее лодыжки начали выскальзывать у меня из пальцев. Я подалась вперед, сжимая их, что есть мочи, но вдруг обнаружила, что теряю опору. Сначала по траве заскользила подошва, а затем соскользнуло колено, проехавшись по камням. Меня накренило вперед через горловину следом за Тесеей и, повиснув с ней в руках точно так же, как висела минуту назад она, я поняла, что бой наш окончен.
— СОЛЯРИС!
Журчание воды на беспросветно темном дне сменилось волчьим воем, и мы с Тесеей упали в колодец.
_______________________
*Автор стихотворения - Владимир Солоухин
7. Надлунный мир
В Дейрдре ходило поверье, что, когда воют волки, где-то поблизости вёльва взывает к сейду. Вместе с ней волки поют для своей Госпожи, дабы она услышала: «Смотри, как одна из дочерей твоих, мать будущей матери, прядет из жил шелковых волю свою, покупает дар за дар, предназначение женское исполняет, женскому же естеству подчиняясь». Лишь этой песней можно было умилостивить Госпожу, глядящей на земную твердь лунным глазом, и выпросить у нее для вёльвы чуть больше лет жизни, чем той было отведено. Матерь сейда всегда прислушивалась к волкам, ибо пускай в них не течет ее кровь, но течет грудное молоко, коим она когда-то вскормила стаю первых щенков.
Прямо сейчас волки тоже пели, — пели о нас с Тесеей, летящих в пропасть, — и казалось, что их там, внизу в бездонной темноте, собралась целая свора. Тесея пронзительно кричала им в унисон, в то время как я сама не могла издать ни звука, даже когда пыталась. Воздух, еще пахнущий вязовым лесом, который мы стремительно покидали, закупорил горло и легкие. Я молча падала в бесконечную червоточину, соединяющую мир людской с миром божественным, не видя ничего, кроме кладки из тусклых камней, которыми был вымощен колодец изнутри. Боясь, что Тесея случайно проедется по ним лицом, я схватилась за ее плечи и, сгребя ту в охапку, перевернулась в воздухе, меняясь с Тесеей местами, чтобы она оказалась сверху. Так, если приземление выйдет жестким, я смягчу его собой. В конце концов, дети никогда не должны страдать по вине безответственных взрослых.