Кристальный пик

— Возможно, Дагаз просто пыталась припугнуть нас, чтобы мы согласились на ее сделку, — предположила я, глядя себе под ноги. Хотя сид и воплощал собой блаженство, идти через него напролом удовольствия приносило мало. Ступни горели от долгой ходьбы, а косы липли к шее, пока я не собрала все заколки, что у меня были, спрятанные под ремнями и рукавами, и не закрепила их все на затылке. — «Все легенды твердят, как одна — сид есть красота». С этой фразы начинается каждая история о нем. Впрочем... Все их пишут барды, а не герои, поэтому ни одной нельзя верить наверняка. Когда та волчица скалила на нас с Тесеей зубы, я бы тоже не решила, что сид безопасное место.

Солярис нахмурился, как если бы я поставила ему этот инцидент в укор. Когтистые пальцы, пропущенные меж моими, ослабли и едва не выскользнули из них, словно он, отстранившись от меня, хотел таким образом себя наказать. То ли за то, что не нашел нас по щелчку пальцев, то ли за то, что послушался доводы рассудка и отпустил меня с Сильтаном. Закатив глаза, я сжала его руку крепче, гуляя пальцами по удивительно нежной коже — наощупь ладонь Сола и впрямь напоминала бархат, но сила, сокрытая в ней, больше напоминала нейманскую сталь.

Мы шли позади остальных, контролируя, чтобы никто не отстал, в то время как отряд возглавляла Тесея, будучи самой энергичной из нас и вдобавок слышащий то, что никто не слышал. Она периодически оборачивалась и кивала, подтверждая, правильно мы идем или нет. Там, где следы становились совсем неразличимы в траве, приходилось полагаться исключительно на ее таинственный слух. Кочевник, узнав об этом, сначала вытаращил глаза, но тут же сделал вид, что тоже слышит волков, да не одного, а целую стаю, и она зовет его прямо по имени, веля поторопиться. Похоже, прослыть чокнутым и выслушивать язвительные замечания Мелихор всю оставшуюся дорогу ему было проще, чем признать, что у него растет маленькая вёльва.

— Кстати о волках, — Я замедлила шаг следом за Солярисом, когда он присел в малахитовую траву, чтобы сорвать с волчьей тропы взъерошенный колосок и поднести его к носу. Сол делал так каждые двадцать минут, то собирая на когти разрыхленную волчицей почву, то затоптанные ей растения, не оставляя попыток узнать о ней побольше. — Почему ты назвал Дагаз волчьей дщерью? Кто она такая?

— Я не уверен, но... — Солярис бросил бесполезный колосок обратно на землю и зажевал нижнюю губу. Зубы, острые, оставили на той красные вмятины, когда он выпрямился и посмотрел мне в глаза. — Когда мы с Хагалазом искали тебя ребенком, а было это, как ты помнишь, лет пятнадцать тому назад, она случайно обмолвилась, что у нее сестры есть, да не одна и не две, а целых двадцать три.

— И что это должно значить?

— Сейд даровала людям Волчья Госпожа, верно? Значит, она же ему людей и обучала. Однако делай Госпожа это в одиночку, страшно представить, сколько веков бы заняло ее просвещение... В таких делах всегда нужны помощники. Точнее, вестники. У тебя вот есть Мидир, Гвидион и Ллеу, берущие на себя часть основных забот...

— Хочешь сказать, что Хагалаз и Дагаз — дочери Волчьей госпожи?! Ее вестницы?

Мой голос сошел на благоговейный шепот, и к лицу прилила кровь. Я всегда старалась обращаться с людьми вежливо и учтиво, независимо от их статуса; так, как хотела бы, чтобы обращались со мной. Однако титул есть титул, и иногда я могла позволить себе несколько больше, чем другие люди, прекрасно зная, что мне за это ничего не будет. Вот только, оказывается, могло быть — да еще как!

«Я здесь с тех самых пор, как был посажен первый его саженец», сказала Хагалаз однажды, когда я спросила ее, как долго она живет в Рубиновом лесу. Тогда я, наивная и глупая, подозревала в ней Волчью Госпожу... И, как оказалось, недалеко ушла в своих догадках.

— Если это правда, то всего вестниц должно быть двадцать четыре, — хмыкнула я, возобновив шаг, когда заметила, что мы с Солом порядком отстали. — Рун в нашем алфавите столько же. Дагаз и Хагалаз — одни из них.

Сол только пожал плечами и снова сосредоточился на волчьем следе, к которому относился так же недоверчиво, как к моему плану следовать ему. Судя по всему, его не особо впечатляла поведанная Хагалаз история, как и людские боги вместе взятые. Впрочем, эта информация все равно не давала нам ровным счетом ничего, кроме одного: от Дагаз определенно стоит держаться подальше.

Так, в регулярных перепалках друг с другом и болтовне, которая прекращалась лишь тогда, когда откуда-то из окрестных лесов слышались звуки, ни на что непохожие и завораживающие, мы прошли еще несколько часов по отметинам животных когтей. След провел нас через поле белоснежных колокольчиков, и, когда те вдруг зазвенели, я велела всем заткнуть уши, ибо в Круге поговаривали, что звон их слышит лишь тот, по чьей смерти скоро будет бить колокол настоящий. Мы прошли и через поле сонной одури с таволгой, от сладкого запаха которых предательски слипались веки, и перешли через широкий каменный мост, не отражающийся в водной глади под ним. Затем мы миновали яблочный сад, бледно-розовые плоды которого оказались на вкус, как сливочная карамель, когда я все-таки поддалась на уговоры Мелихор и сорвала один из них. Небо за это время не изменилось, будто не собиралось темнеть. Ни солнца, ни луны, ни звезд на нем не было — лишь кристально-голубое сияние и искристый свет, рассеянный по воздуху, как пыльца.

Несколько раз я доставала компас Ллеу, чтобы проверить, куда указывает стрелка сейчас, но она лишь бесконечно и неистово крутилась, будто сошла с ума. Предположив, что компас мог сломаться при падении из колодца, — через всю поверхность его вплоть до железного корпуса шла широкая трещина, — я горько вздохнула и спрятала его понадежнее в складки карманов.

Нам ни разу не повстречалось ни путника, ни населенного пункта, но зато мимо то и дело проскакивали кролики в жемчужных шкурках с оленьими рогами и пролетали утки с крыльями, как рассветное зарево. Всех их приходилось спасать от Кочевника с топором, поэтому мы толком не полюбовались ни теми, ни другими. Один же раз нам повезло убедиться, что сид все-таки не пустынен — мы услышали музыку тальхарпы с пан-флейтой из-за кустов янтарной морошки. Однако приблизиться к ее источнику никто из нас пятерых не решился, ибо плясали и резвились там, за ветвями, вовсе не люди, а огни. Точь-в-точь такие, какими описывали жители туатов души утопленников. Болотно-зеленые, шустрые и водящие хороводы, как крестьяне в летний Эсбат, которыми они когда-то были.

«Память о пыли» и другие догматы умалчивали, что происходит с теми, кто не стал героем, заслуживающим взойти на остров Тир-на-Ног, или не прожил жизнь достаточно добродетельно, чтобы присоединиться к свите своего божества-покровителя. Убийцы, насильники и лицедеи отправлялись в Междумирье прямиком к Дикому в пасть; несожжённые воины становились драугами, — восставшими мертвецами, охочими до чужой плоти, — а утопленники блуждали по мирам без тела и образа. Но что же становилось со всеми прочими? Теми, кто застрял где-то между ними всеми? Возможно, они тоже попадали в сид и жили здесь как самые обычные люди, просто ни разу не встретились нам по случайности или по правилам, о существовании которых мы просто не ведали.

В конце концов, кто-то же должен был посеять те тыквенные поля, до которых мы дошли еще спустя четыре часа и которые распростирались на многие лиги вокруг, будто застилали собою весь мир.

— Ух ты, сколько их здесь! — воскликнула Мелихор восхищенно, вытирая тыльной стороной ладони подбородок, испачканный в соке морошки, кусты с которой она объела по пути пуще саранчи. — Кто-то явно о них заботится, уж больно опрятно выглядят. Ни трещин, ни засухи... Что думаешь? — Она пихнула локтем стоящего рядом Сола под ребра.

— Откуда мне знать? Я что, похож на фермера?

Мелихор сощурилась, внимательно осмотрела Соляриса с ног до головы и нерешительно протянула:..

— Да?..

Солярис закатил глаза и, не дослушав историю сестры о том, как удобно использовать драконий хвост вместо мотыги, приблизился к грядкам. Тесея висела у Кочевника на спине, порядком устав, как и мы все, но тоже не удержалась от любопытства и спрыгнула, чтобы потыкать веретеном в самую крупную и поспевшую тыкву, повернутую бочком. Они были такими ярко-оранжевыми, что рябило в глазах, и такими симметричными, будто их выращивали строго по риске*. С пожухлыми листьями, выдающими зрелость, и одеревеневшими подсохшими ножками, завивающимися у земли. Все они располагались на равном расстоянии друг от друга, словно кто-то не поленился и шаги считать, прежде чем вложить в землю очередное семя. Однако не считая косой телеги с сеном, прибитой поблизости, рядом не нашлось никаких инструментов и признаков, что поле и впрямь обитаемо: ни амбара, ни пугала, ни домов. Только одни тыквы. Очень много тыкв.