Круговорот благих намерений

– Рита, выходите за меня замуж, – сказал он ей, когда пошел провожать до дома.

– Зачем вы так? – смутилась она. – Вам сейчас просто плохо, и вы ищете утешения.

– Мне сейчас хорошо, – возразил он ей, – как никогда хорошо. Но вы правы, я тороплюсь, сначала я должен очень долго ухаживать за вами.

И не дожидаясь реакции на свои слова, он поцеловал ей руку и пошел домой.

Первый раз в свои тридцать лет, Петр был по-настоящему счастлив и даже не понимал, что это. Глупая улыбка не сходила с лица, и что-то шевелилось в груди, готовое вырваться. Петр впервые влюбился и даже не догадывался об этом.

– Ты Петя? – услышал он из темноты, подходя к своему подъезду, и даже вздрогнул от неожиданности. Почему-то сердце сжалось, и он нутром почувствовал, что этот голос принес дурные вести.

– А ты кто? – как мог грубее ответил он.

– Снежана я, – сказала девушка и тут же поправилась: – ну, то есть, Лида. Дружили мы с Маринкой.

– Я рад, – по-прежнему грубо отвечал Петр, понимая, чем они с Маринкой вместе занимались. – Я-то при чем? Если тоже подружить, так это не ко мне, не знаю, что она тебе рассказывала, но друг из меня так себе.

– Да хорошее она о тебе только и рассказывала, – как-то растерянно сказала Лида-Снежана, видимо, не ожидав такого холодного приема. – Вот, – она протянула Петру листок в клетку, – просила тебе передать. Врать не буду, читала, но для меня это галиматья, я ничего не поняла. В защиту Маринки скажу, когда она листок этот мне совала, то была почти трезвая. Так что, наверное, что-то да значат эти записи. Если честно, то я про нее совсем забыла, про записку то эту, на следующий день после ее смерти нас за город отправили, а потом из головы вылетело. Вчера же в кармане нашла и решила, что не правильно это, надо волю Маринки последнюю исполнить. Вот и пришла.

– Когда она тебе его передала? – спросил Петр, перестав наконец грубить Лиде.

– Так вот как на выезд поехала, так и сунула, сказала, если не вернется, то отнести Петру по этому адресу. Я в квартиру зашла, дети сказали, тебя нет, вот и ждала здесь. А Маринка тебя точно описала, как ты появился, так я и узнала сразу.

– Спасибо, – сказал Петр, и ему даже стало стыдно за свой тон. – Хочешь, пойдем помянем Маринку?

– Не, – мотнула головой Лида, – мне на работу надо. И вот еще что: не была она ни в какой «России». На квартиру ее повезли, к кому-то постоянному. Наши все знают и менты тоже, но дело замяли и велели помалкивать.

– А к кому? – быстро спросил Петр.

– Этого я не знаю, все, что знала, сказала.

Когда силуэт Лиды скрылся из виду, Петр с сожалением подумал, что так всегда, только ты становишься счастливым, приходят они – неприятности, словно караулившие тебя за углом или вот, как Лида, поджидающие у подъезда. Приходят для того, чтоб ни в коем случае не позволить тебе это. Точно счастья на этой планете ровно отмеренное количество, и надо еще заслужить, чтоб судьба отсыпала тебе хоть немного.

Он открыл записку и прочел ее, с трудом разбирая Маринкин корявый почерк.

«Привет Петя. Я, конечно, считаю, что все это ерунда и моя записка – это бред, но все же.

Когда придёт новый день. Очень прошу, помни про детей. Лишнего им не позволяй. Только полезное. Цветы поливай. Обязательно.

Утром завтракайте.

Бойся собак. Рано вставайте. Обязательно чистите зубы. Меня не забывайте. А я вас буду любить всегда».

Он знал Маринку и понимал, что это какой-то бред, она никогда так не разговаривала, и понять, что она хотела этим сказать, не получалось. Решив, что подумает об этом позже, Петр положил записку в карман и пошел к детям. Надо было проконтролировать домашнее задание и чистоту вещей, не грязные ли шеи у пацанов, а также заготовки к завтрашнему завтраку, обеду и ужину. Семья требует контроля, а после смерти Маринки – жесткого контроля. Он за всех их в ответе и не может никого потерять.

Глава 10

Как же часто мы ищем причины своих неудач в других людях. Эти нам недодали, эти не поспособствовали, а эти и вовсе препятствовали. И вообще я ничего не смог, потому что они виноваты, а я бы ого-го. Так легче. Потому что страшно жить, понимая, что именно ты, а никто другой, «профукал» свою жизнь. Из-за лени, трусости и ограниченности. А так все замечательно, я жертва, а они все подлецы.

Я бы ого-го, просто мне не дали.

Юлия Ефимова «Ненаписанная биография»

– Там, там, там… – повторял Буратино, его руки тряслись. Он ими нервно зачесывал обычно спадающие на лицо волосы.

– Прекрати истерить, – твердо сказала Тамара. – Что там?

После того, как Валера вдруг вывалил на странного папу всю правду, что накопилась у него за этот не менее странный день, праздничный ужин продолжился менее напряженно, словно бы он разрезал нить недоговоренности.

Валере было интересно наблюдать за необычными отношениями между этими людьми, чего нельзя было сказать про девушку с мясокомбината. Успокоившись после всего, что на нее вывалилось, она откровенно скучала и чересчур налегала на спиртное.

– Там труп, – выговорил наконец Буратино и уставился на сидящих за столом людей, словно бы они должны сейчас быстро ответить на все его вопросы.

– Где? – Валера первый пришел в себя и вскочил, готовый мчатся туда, где произошло несчастье.

И тут, вместо того, чтоб показать находку, Буратино начал хохотать так, что из его глаз полились слезы, хотя, может быть, и не от смеха, потому что все это походило на истерику.

– Вы бы видели свои лица! – произнес Буратино, немного отдышавшись. – Я словно попал на тридцать лет назад, туда, в квартиру с зеленым абажуром. Вы знаете, я теперь терпеть не могу зеленый цвет, а особенно, свет. Он сразу делает меня грязным, словно бы измазанным толстым слоем дерьма, ну, или крови, запекшейся крови.

Мужчина упал на пол и там, свернувшись клубком, все продолжал говорить и говорить. Он уже не смеялся, но казалось ему по-прежнему не хватает воздуха, и потому слова звучали хрипло.