Курсант Сенька

— Тихо, — шепнул Дима, поднимая кулак. — Слышишь?

Кирилл замер… Где-то впереди раздавался приглушенный разговор на дари. Макаренко кивнул на плоскую крышу дома — там мелькнула тень.

— Стой! Руки вверх! — крикнул Дима по-русски, потом повторил на ломаном дари, — Даст бала! Даст бала!

С крыши спрыгнул подросток лет пятнадцати в грязной тюбетейке. В глазах плескалась ненависть, но руки он поднял покорно.

— Обыскивай, — кивнул Дима. — Только осторожно — у этих в кармане может что угодно оказаться.

Кирилл неловко обшарил паренька — никакого оружия. Только завернутая в грязную тряпицу кукурузная лепешка да горстка мелких афгани.

— Чисто, — коротко доложил он, отступая на шаг.

— Отпускаем, — махнул рукой Дима. — Мелочь пузатая. А вот если б «калаш» нашли…

Так что все обошлось и к вечеру операция благополучно завершилась. Никого серьезного не зацепили — разве что тайник с патронами в одном из глинобитных домишек. Обычная рутина, каких десятки. А уже в расположении части Кирилл сидел у костра, заваривая крепкий чифир в потемневшей алюминиевой кружке. Рядом пристроился радист Толик Усевич — веселый псковский парень, который умудрялся ловить «Маяк» даже в этих горах.

— Слушай, Козлов, — протянул Толик, колдуя над приемником «Океан», — а ты домой-то пишешь?

— Пишу, — буркнул Кирилл, затягиваясь сигаретой.

— И что строчишь? Про красоты местные? Про горы да закаты?

Кирилл криво усмехнулся, выпуская дым в холодный горный воздух.

— Пишу, что служба идет своим чередом. Что кормят сносно и что по дому скучаю.

— Дело говоришь, — одобрительно кивнул Толик. — Пусть старики спят спокойно.

Из приемника вдруг прорезались знакомые позывные «Маяка», а следом — размеренный голос диктора — «Говорит Москва. Передаем последние известия…» А Кирилл допил остывший чай и поплелся в палатку. Завтра опять подъем в пять утра, опять патруль по этим бесконечным кишлакам и тропам. А пока можно вздремнуть — если, конечно, духи не вздумают ночью пошуметь. Он рухнул на жесткую армейскую койку и прикрыл глаза. За брезентовой стенкой кто-то негромко наигрывал на губной гармошке до боли знакомую мелодию. И Кирилл подумал о родной Березовке, о родителях и о том беззаботном времени, когда самой большой проблемой была плохая оценка по математике… Да провалился в тяжелый сон.

* * *

Тем временем

Снег скрипел под ногами, когда студенты медицинского института торопливо покидали главный корпус после лекции по анатомии. Мороз нещадно жег щеки, и каждый кутался в свое зимнее пальто или добротную шубу. Маша поправила вязаную шапку и потуже обмотала шею шарфом. Две аккуратные косички выбивались из-под шерстяного убора, а на лице играла та самая обворожительная улыбка, что сводила с ума половину курса. Девушка спешила к выходу, но знакомый голос заставил ее остановиться.

— Маша, погоди!

Обернувшись, она увидела Андрея Викторовича — высокого, статного парня с проницательными карими глазами и всегда безукоризненно уложенными темными волосами. Отец его служил в министерстве, мать — врач в элитной поликлинике для номенклатуры. Сам Андрей щеголял в добротном драповом пальто и качественных кожаных ботинках — все выдавало в нем отпрыска партийной семьи.

— Андрей, — вздохнула Маша, — опять преследуете меня?

— Не преследую, а хочу проводить до общежития, — улыбнулся он, догоняя девушку. — На дворе такая стужа, одной небезопасно.

— Да бросьте, — Маша покачала головой, — сколько можно повторять? У меня есть жених — Коля. Познакомились мы с ним еще в школе, он парень что надо — живой, веселый. Сейчас в военном училище учится, офицером будет.

— Знаю, — Андрей не отступал, — ты с ним все каникулы зимние провела. Но он же в училище, а я здесь. И потом, чем я хуже твоего Кольки? Он военную стезю избрал, а мы с тобой врачами станем — людей лечить будем.

Маша вдруг замерла и взглянула на него с укором.

— Андрей, не надо — неправильно это. Я же объяснила — не стоит за мной ухаживать.

Но он уже извлекал из кожаного портфеля небольшую коробочку.

— Это тебе. Просто так, по-товарищески.

— Что это? — Маша смущенно приняла коробку.

— Духи «Красная Москва». Мама в ГУМе доставала, говорит, отличные.

— Андрей, не могу принять, — Маша протянула коробочку обратно.

— Да что ты! — он отступил. — Это просто знак внимания. Между товарищами можно.

На прошлой неделе он уже и так преподнес ей томик Есенина в изящном переплете, а позавчера принес коробку конфет. Маша неизменно отказывалась, но он упорствовал, утверждая, что это лишь дружеские знаки внимания.

— Пойдём в кино сегодня, — предложил Андрей.

— Нет, — покачала головой Маша, поправляя сбившийся платок.

— Тогда в театр? Я достану билеты, — в голосе Андрея звучала едва скрываемая надежда.

— И в театр нет.

— Ну хотя бы в кафе? Там такие пломбиры подают — пальчики оближешь…

— Нет, и ещё раз нет! — Маша ускорила шаг, каблучки её зимних сапожек застучали по заледенелому тротуару.

Но Андрей догнал её и осторожно коснулся рукава пальто.

— Маша, ну что ты упрямишься? Я же не на свидание зову, а просто по дружбе. Мы товарищи, однокурсники. Разве нельзя просто время провести вместе?

Маша остановилась у витрины гастронома, где за стеклом красовались банки тушёнки и пачки «Геркулеса». В его словах действительно была логика. Они учились на одном курсе медицинского, и ничего предосудительного он не предлагал…

— Ну ладно, — неуверенно кивнула она, — но только по дружбе, как товарищи.

— Конечно! — обрадовался Андрей, и лицо его озарилось такой искренней улыбкой, что Маша невольно улыбнулась в ответ.

И они направились на каток под открытым небом. Мороз крепчал, но на катке царило оживление. Из репродукторов лилась музыка, пары кружились по льду, дети с красными от мороза щеками гоняли шайбу, а воздух был пропитан запахом горячего чая.

— Ты умеешь кататься? — спросил Андрей, когда они получили коньки в прокате за двадцать копеек.

— Немного, — призналась Маша, неуверенно ступая на лёд.

Андрей же оказался превосходным конькобежцем. Он легко скользил, выписывая изящные восьмёрки, затем подкатил к Маше и протянул руку.

— Держись за меня — не упадёшь.

Поначалу Маша стеснялась, но постепенно расслабилась. Андрей был не только искусным на коньках, но и замечательным рассказчиком.

— А знаешь, — говорил он, помогая ей удерживать равновесие, — у нас в группе Токмаков вчера на анатомии такое выдал! Профессор Иванович спрашивает его про строение сердца, а он отвечает — «Сердце — это мышца, которая качает кровь и влюбляется». Вся группа покатилась со смеху!

— Не может быть! А что профессор? — Маша тоже рассмеялась.

— А Иванович невозмутимо так говорит — «Молодой человек, если вы будете изучать анатомию по романам Тургенева, то пациентов наверное еще лечить станете и стихами Есенина!» — Андрей изобразил строгое лицо преподавателя, и Маша снова засмеялась.

— А ещё, — продолжал он, — помнишь, как на прошлой неделе Сидорова упала в обморок на практике? Оказывается, она перед занятиями ничего не ела — решила к весне похудеть. Представляешь — будущий врач, а сама не понимает, что голодать вредно!