Курсант Сенька

— Бедная Лена, — посочувствовала Маша. — А я думала, она просто вида крови испугалась.

И за разговорами время растворилось, словно сахар в горячем чае. А когда дежурный объявил о закрытии катка, Маша не поверила, ведь казалось будто только что зашнуровала коньки.

— И не заметили, как пролетели часы, — проговорила она, расстегивая ботинки.

— Значит, душа радовалась, — отозвался Андрей, и в голосе его звучала такая теплота, что у Маши защемило в груди.

До общежития же шли молча, утопая в свежем снегу. У подъезда Андрей остановился и долго смотрел на нее — так пристально, что Маша почувствовала, как румянец разливается по щекам.

— Маша… — он помедлил, подбирая слова. — У тебя глаза… как васильки в июльском поле. Честное слово…

Она опустила ресницы, сердце забилось где-то в горле.

— Андрей, что ты…

— Правду говорю, — перебил он мягко. — Послушай, не составишь ли компанию завтра? В консерватории дают — симфонический концерт.

Маша помолчала, теребя варежку.

— Ну… пожалуй. Только как товарищи, конечно.

— Разумеется, как товарищи, — согласился Андрей, но глаза его лукаво блеснули в свете фонаря.

Поднимаясь же после по скрипучим ступеням общежития, Маша чувствовала, как сердце отбивает какой-то новый, незнакомый ритм. Перед глазами всплывали картинки — как Андрей смеялся, подхватывая ее на льду, как галантно подавал руку, как называл ее глаза васильками…

«Господи, что же со мной творится?» — думала она, укладываясь на узкую казенную койку. За окном кружил снег, а в голове никак не унимались мысли о его глазах и о том, что товарищи так не смотрят друг на друга.

* * *

Никогда не думал, что обычные занятия по тактической подготовке могут превратиться в такой балаган, что даже полковник будет держаться за живот от хохота. И я конечно не думал, что сам влипну в этот балаган. Но что поделаешь — я всего лишь обычный человек. А началось всё с того, что нашей четвёрке — мне, Кольке Овечкину, Лёхе Форсункову и Пашке — поручили отработать на практике тему «Маскировка и скрытное передвижение в зимних условиях».

Стоял лютый февральский мороз — градусов под тридцать и снега навалило по пояс. Старший лейтенант Кузеванов построил нас в спортзале и объявил задание.

— Товарищи курсанты! — голос его эхом отдавался под сводами зала. — Сегодня отрабатываем элементы зимней маскировки. Задача — незаметно проникнуть к условному объекту, обозначить его и вернуться, не будучи обнаруженными. Объект — сарай за учебным полигоном. Время выполнения — два часа. Средства маскировки — подручные. Вопросы есть?

— Товарищ старший лейтенант, а что значит «подручные средства»? — поднял руку Паша, как всегда стремящийся всё выяснить до мелочей.

— Рогозин, это значит — что найдёте, то и используете. Проявляйте смекалку! — отрезал Кузеванов.

И мы переоделись в зимнюю форму, да вышли на улицу. Мороз сразу ударил в лицо, словно плетью хлестнул. Лёха недовольно заворчал, втягивая голову в плечи.

— Эх, сейчас бы в столовой борщец горячий хлебать, а не по сугробам ползать…

— Форсунков, хватит о жратве думать! — одёрнул его Колька, поёживаясь от холода. — Давайте лучше план составим. Сенька, ты как главный стратег, что предлагаешь?

Я осмотрелся вокруг… До сарая было метров четыреста по открытой местности. Снег искрился на солнце, переливаясь миллионами алмазных крупинок, и любое движение было бы заметно издалека.

— Слушайте сюда, — сказал я, щурясь от слепящего блеска. — Нужно замаскироваться под местность. Снег белый, значит, и мы должны быть белыми.

— А где взять белое? — спросил Лёха. И тут его глаза вдруг загорелись хитрым огоньком. — А давайте простыни из казармы возьмём! Накроемся и поползём!

— Форсунков, ты что, совсем крышей поехал? — возмутился Колька, замахав руками. — За самовольное изъятие государственного имущества под трибунал загремим!

— Не изъятие, а временное использование в учебных целях, — хитро прищурился Лёха, потирая озябшие руки.

Я же подумал и кивнул — в его словах была своя логика. Так мне тогда показалось…

— Идея неплохая. Только не возьмём тайком, а попросим у дежурного по роте — скажем, что для занятий нужно.

Мы вернулись в казарму, где пахло сапожным кремом. Дежурным был курсант Зыков с третьего курса — добродушный сибиряк с широким лицом.

— Товарищ курсант, — обратился к нему Лёха, вытянувшись по стойке «смирно», — разрешите обратиться!

— Обращайтесь, Форсунков, — кивнул Зыков, не отрываясь от журнала дежурств.

— Нам для занятий по тактике нужны четыре простыни. Временно — для маскировки.

— Простыни? — Зыков почесал затылок и недоверчиво покосился на нас. — Ну ладно, только смотрите — не порвите. А то с меня шкуру спустят.

Получив же заветные простыни, мы снова вышли на плац. И накинув простыни на головы, поползли по снежной целине цепочкой — я впереди, за мной Колька, следом Пашка, замыкал Леха.

Первую сотню метров прошли как по писаному. Ползли неспешно, стараясь не нарушить тишину зимнего дня. Но вдруг начались неприятности… Леха проваливался в снег по самые уши и безнадежно отставал от группы.

— Форсунков, шевелись! — сипел на него Колька, оборачиваясь. — Отстаешь от графика!

— Не могу быстрее! — пыхтел Леха. — Простыня за что-то зацепилась!

Я обернулся и едва сдержал смех — Лехина простыня намертво зацепилась за торчащий из-под снега сухой куст, и он волочил за собой целую ветвь.

— Отцепись, болван! — прошептал я.

— Стараюсь! — Леха дергал ткань, но только глубже запутывался в колючих объятиях.

В этот момент Пашка, который полз следом за Колькой, внезапно провалился в снежную ловушку. Под белым покровом оказалась водосточная канава.

— Да как так-то! — взвизгнул Пашка и скрылся под простыней.

Колька кинулся его выручать, но поскользнулся и рухнул прямо на него. Они принялись барахтаться в снегу, словно два призрака, сцепившихся в смертельной схватке.

— Тише, олухи! — зашипел я. — Нас рассекретят!

Но было поздно… Из-за заснеженных елей показался Кузеванов с биноклем наперевес. Остановился, поднес оптику к глазам и принялся изучать нашу «маскировку».

— Все, крышка, — пробормотал я себе под нос.