Курсант Сенька
Шрифт:
— Товарищ старшина, это… это от сучка зацепилось… — Леха мгновенно побледнел, словно вся кровь отхлынула от лица.
— От сучка? — грозно переспросил старшина, прищурив глаза.
— Так точно! — подтвердил он. — Я за куст зацепился, когда по-пластунски полз на тактических занятиях!
— А потом что делал?
— Отцеплялся, товарищ старшина!
— Как отцеплялся?
Леха замялся, понимая, что загнал себя в угол.
— Ну… дергал…
— Дергал? — старшина поднял бровь, и в его голосе послышались опасные
— Так точно! А потом покатился…
— Покатился?
— Ну да, с горки… как снежный ком…
Старшина секунду молчал, переваривая услышанное, а потом вдруг фыркнул и едва сдержал смех.
— Форсунков, ты у нас, оказывается, лыжник-экстремал! Ладно, курсанты, на этот раз прощаю. Но чтобы больше казенное имущество по сугробам не катали!
— Есть, товарищ старшина! — хором отрапортовали мы, едва сдерживая облегченные вздохи.
Когда же тот скрылся за дверью казармы, к нам тут же сбежались остальные ребята из взвода.
— Ну, выкладывайте! — потребовал Дятлов, глаза его горели любопытством. — Как вы умудрились полковника до слез довести?
— Да ничего особенного, — скромно отвечал я. — Просто маскировку отрабатывали.
— Маскировку под привидений! — добавил Леха, и вся казарма взорвалась смехом.
— Слушайте, а правда, что вы новый способ изобрели? — спросил Толик Воронов, наш комсорг взвода, с неподдельным интересом.
— Не мы, а Форсунков, — указал на Леху Пашка. — Он у нас теоретик.
— Какой я теоретик? — возмутился Леха, размахивая руками. — Я практик! Я на собственной шкуре все проверил!
— На собственной попе, ты хотел сказать! — поправил его Колька.
Все снова расхохотались, и казарма наполнилась тем особым духом товарищества, который рождается только в стенах военного училища. Но тут в помещение вошел старший лейтенант, и смех мгновенно стих.
— Отбой через десять минут! — объявил он четким командным голосом. — Курсанты Семенов, Овечкин, Форсунков и Рогозин — ко мне!
Мы подошли к нему, гадая, что еще могло случиться, и в душе каждого поселилась тревога.
— Товарищи курсанты, — произнес Кузеванов, глядя на нас серьезным взглядом, — завтра в восемь ноль-ноль явиться к начальнику курса — в парадной форме.
— Товарищ старший лейтенант, а по какому поводу? — осторожно поинтересовался я, стараясь не выдать волнения.
— Полковник желает лично побеседовать с изобретателями нового способа маскировки, — ответил он, и в уголках его глаз мелькнуло что-то похожее на усмешку.
А когда дверь за ним закрылась, мы обменялись тяжёлыми взглядами. В казарме повисла гнетущая тишина…
— Всё, приплыли, — глухо пробормотал Пашка, опускаясь на койку. — Завтра точно вылетим отсюда.
— С чего бы это? — запротестовал Колька. — Задание ведь выполнили!
— Выполнили-то выполнили, да вот только как… — тяжело вздохнул я. — Небось хочет разнести нас в пух
и прах за легкомысленное отношение к боевой подготовке.— А может, наоборот, отметить? — робко предположил Лёха. — Он же говорил, что за находчивость зачёт поставит.
— Форсунков, ты неисправимый мечтатель, — покачал головой Пашка. — За подобные выкрутасы обычно по полной программе разбирают.
Но Лёха не сдавался.
— Да что мы такого натворили? Ползли, как положено по уставу. Маскировались, как на занятиях учили. Разве я виноват, что законы природы сработали?
Да уж… Не виноват, но это мало что меняло. Легли мы поздно, но сон не шёл. Ворочались на скрипучих койках, мысленно прокручивая завтрашний разговор с полковником. Лёха даже вызвался заготовить научное обоснование своего метода.
— Слушайте, а что если я расскажу про физические законы? — шептал он в полутьме казармы. — Про силу тяжести, про ускорение свободного падения…
— Форсунков, заткнись и спи! — зашипел Колька. — И без того неприятностей по горло!
Утром же поднялись ни свет ни заря. Тщательно выгладили парадно-выходную форму. Пашка даже предложил провести репетицию.
— Давайте отработаем, как станем докладывать, — сказал он, поправляя ремень.
— А что докладывать-то? — спросил Колька.
— Ну… что мы не при чём, что так вышло…
— Рогозин, да мы и правда ни при чём! — горячился Лёха. — Честно выполняли приказ!
— Честно-то честно, да только результат… — протянул я.
Ровно же в восемь утра мы застыли перед дверью кабинета полковника и я негромко постучал.
— Войдите! — донёсся знакомый властный голос.
Мы вошли и замерли словно вкопанные.
— Товарищ полковник! Курсанты Семенов, Овечкин, Форсунков и Рогозин по вашему приказу прибыли! — чётко отрапортовал я.
Полковник сидел за массивным письменным столом и пристально нас разглядывал. На его лице блуждала едва заметная улыбка — то ли добрая, то ли зловещая.
— Вольно, — произнёс он наконец. — Присаживайтесь.
Мы опустились на деревянные стулья перед столом, держа спины прямо и не отводя взгляда от полковника.
— Так, товарищи изобретатели, — начал он, поправляя очки и откидываясь на спинку казённого стула. — Расскажите-ка мне подробнее про ваш метод. Особенно интересует теоретическое обоснование.
Мы переглянулись — в кабинете пахло свежей краской — стены недавно подновили к очередной проверке. И Лёха откашлялся и начал тараторить, как по писаному.
— Товарищ полковник, суть метода заключается в использовании естественных природных факторов для достижения максимальной эффективности при выполнении боевых задач…
— Форсунков! — резко перебил его полковник, и мы все вздрогнули. — Говорите по-человечески — без этой канцелярщины.
Лёха сглотнул, покраснел и выдал честную правду.