Ленька-активист

— Механический — это хорошо, — кивнул Петро. — Это — сердце индустрии. Но учти, молодой человек, у нас на факультете есть разные направления. Надо будет выбрать свою специализацию!

— А какие есть? — спросил я.

— Ну, во-первых, паровозостроение, — начал объяснять второй комсомолец, и его глаза загорелись. — Очень перспективное направление. Стране нужны паровозы, как воздух. Наш ХПЗ — гигант, ему требуются сотни инженеров. Будешь строить мощные, надежные машины, лучше английских, сильнее американских!

— А еще — двигатели внутреннего сгорания, — подхватил Петро. — Это тоже новое, интересное дело. Трактора, автомобили, авиационные моторы. За этим будущее. Но учеба там сложнее. Требует глубоких знаний термодинамики, химии… А еще есть технология металлов. Это, товарищ, основа основ. Как правильно лить сталь, как ее обрабатывать, какие станки для этого нужны. Без этого ни один паровоз, ни один трактор не построишь. Серьезнейшая наука! Опять же, подъемные механизмы, сельхозмашиностроение… В общем, на любой вкус!

Заметив мою растерянность, пожилой профессор решил прийти мне на помощь.

— А вы, молодой человек, не торопитесь. У вас еще есть время подумать. Вступительные экзамены проходят летом, так что у вас еще два с половиной месяца, чтобы определиться и подготовиться к сдаче. При институте действует рабфак, вы можете походить на лекции вольнослушателем, присмотреться, поговорить со студентами, с преподавателями. Понять, что вам ближе.

— Экзамены? — удивился я. — А разве с такой рекомендацией…

— Рекомендация, молодой человек, это очень хорошо, — мягко улыбнулся профессор. — Она дает вам право на поступление вне конкурса, при прочих равных. Но знания никто не отменял. Экзамены по математике, физике и русскому языку сдавать придется всем. Мы должны быть уверены, что вы сможете осилить программу. Она у нас очень сложная.

— Понятно. А к кому подойти насчет слушаний на рабфаке?

— У рабфаковцев отдельный кабинет, рядом с профкомом! — отвечал Петро, и почему-то нахмурился. — Прямо по коридору и налево.

— Понятно. А что насчет общежития?

— Общежитие? — удивился второй комсомолец. — Это только после поступления! А вы, товарищ Брежнев, еще даже не абитуриент!

Я вышел деканата механического факультета в смешанных чувствах. С одной стороны, приняли меня душевно. С другой — предстояли экзамены, к которым нужно было серьезно готовиться.

Конечно, то обстоятельство, что я приехал поступать сильно раньше срока, создало мне массу неудобств. Вот, надо было срочно искать жилье и, очевидно, работу — ведь проживание придется как-то оплачивать. Но, с другой стороны, у меня было время освоиться в Харькове, впереди было несколько месяцев на подготовку к экзамену, и я был полон решимости использовать это время с максимальной пользой. И первым делом стоило познакомиться поближе с ребятами, находившимися в примерно таком же, как я, положении — слушателями рабочего факультета.

Не без труда найдя кабинет рабфака в переплетении институтских коридоров, я зашел внутрь.

Тут сидело два профсоюзных активиста и парень из рабфака — еще молодой, но рано начавший лысеть комсомолец с крепкими, рабочими руками и спокойным, уверенным взглядом. Звали его Павел.

Принял он меня отлично.

— Жаль, прямо жаль, что у тебя есть аттестат! Пошел бы к нам на рабфак, а там без экзамена бы и поступил, куда хочешь!

— Да я надеюсь, экзамен смогу сдать. Вот в общежитие бы мне попасть!

— Это как ты, интересно знать, хочешь устроиться? — усмехнулся Павел. — У нас рабфаковцам не всем общежития дали, а ты пока кто? Забудь.

— Так что же делать?

— Комнату снимай, или хотя бы угол. Но лучше — комнату. Иначе заниматься тяжело будет.

— И сколько в Харькове стоит снять комнату?

— Ну, где-то червонцев десять — пятнадцать!

— А в совзнаках?

— Пол-лимона и выше!

— Это что, у вас тут за червонец по пятьдесят тыщ дают? — оторопел я. — Зимой еще пятнадцать было!

— А ты не привык еще, что ли? — саркастически усмехнулся Павел.

Я очень скоро понял, что с такими расходами привезенных из Каменского денег мне надолго не хватит. Столичные цены, что сказать…

— И как же ребята обходятся? — спросил я Павла.

— Работать надо, — просто ответил он. — Я вот после лекций на завод иду. На ХПЗ.

— На паровозостроительный? — удивился я. — Кем?

— Помощником мастера в сборочном цеху. Я ведь оттуда, по заводской путевке в институт поступил. Меня там все знают. Работа, конечно, не сахар, но зато свои пять миллионов в месяц имею. Хватает и на комнату, и на еду, и девчонку в кино сводить. А главное, — он понизил голос, — паек рабочий дают. Хлеб, крупа, масло… Не то, что наша студенческая баланда.

— Слушай, Павел, — сказал я, чувствуя, как бешено заколотилось сердце. — А… а нельзя ли и мне туда устроиться? И сколько там платят, если не секрет?

Павел усмехнулся.

— Платят, Леня, по-разному. Главное — паек. А деньгами… ну, если подсобником устроиться, поначалу миллиона два с половиной, может, три дадут.

У меня перехватило дыхание. Три миллиона!

— Не радуйся раньше времени, — охладил мой пыл Павел. — Ты эти миллионы в червонцы переведи. Сейчас за червонец на черном рынке, почитай, пятьдесят тысяч дают. Так что зарплата твоя — полсотни червонцев. Хорошие деньги, не спорю. На комнату за червонцев десять-пятнадцать хватит, и на жизнь останется. Но главное, повторюсь, — паек! Хлеб, сало… Это тебе не наша студенческая баланда на воде!

— Так что, сможешь устроить?

Павел смерил меня оценивающим взглядом.

— А что, наверное, смогу. Парень ты, я вижу, хваткий, с головой. Поговорю с нашим начальником цеха. Нам как раз толковые ребята нужны. Студентов-технологов он уважает.

В ожидании трудоустройства я снял комнату возле вокзала — небольшое полуподвальное помещение, отдав за него почти половину привезенных с собою средств. И пусть окно смотрело в земляной карман, а внутри был лишь шаткий стол, деревянная лавка и скрипучие половицы, но это было первое мое собственное жилье в этом времени!

Через два дня Павел принес радостную весть.

— Собирай манатки, инженер! Берут тебя. Учеником слесаря. На первое время. А там — как себя покажешь.

Я был на седьмом небе от счастья. Может, гормоны так играют подростковые, а может от того, что за четыре года жизни в новом теле я уже так свыкся быть мальчишкой-подростком, что неосознанно заново проходил все этапы жизни как в первый раз. Свою прошлую жизнь я помнил, но уже без эмоционального окраса. Все застилал новый опыт этой жизни, будто «подсвеченный» и выпуклый, благодаря детским эмоциям.