Лестрейд. Рыжий… Честный… Инспектор

Жареная селёдка, истекающая жиром и присыпанная петрушкой. От рыбы исходило такое амбре, что приходилось сдерживать дыхание.

Пирожки с начинкой, о которой лучше было не знать.

Чёрствые булочки, крепостью сравнимые с булыжниками из мостовой.

Вареные пудинги с жиром — смотреть на них без содрогания было невозможно.

Печёная картошка. Чтобы укусить кусочек, приходилось перебрасывать картофелину из руки в руку. Но оно того стоило.

Кстати, традиционный для наших баров английский fish and chips представлял собой смесь жареной рыбки и… хлебных тостов. Картошка в рецепт не входила.

Любитель «полезной и здоровой пищи» мог навернуть супа из угрей. Его щедро наливали половником в посуду, без всякого мытья переходившую от клиента к клиенту.

Не то чтобы меня коробило, я помнил ещё те славные времена, когда в каждом магазине стояли автоматы по продаже газировки, и все пили из пары общих стеклянных стаканчиков обычную воду с пузырьками за копейку, и с сиропом — за три. Можно было попить и бесплатно, если хорошенько хлопнуть агрегат сбоку.

Вопли сотен кучеров и извозчиков «па-берегись!», «не зевай!», «с дороги!». А ещё вездесущие мальчишки-газетчики, счастливые обладатели лёгких, в которых хватало воздуха, чтобы перекричать взлетающий реактивный самолёт.

Несмотря на уличный шум, норовивший разорвать барабанные перепонки, нам с леди Элизабет удавалось не только задавать вопросы, но и слушать ответы.

— Мистер Лестрейд, а то, что вы сейчас тратите на меня ваше время — не аукнется? Наверное, вы должны сейчас находиться на службе.

Я вздохнул.

— В данный момент у меня просто полно свободного времени?

— Неужели в Лондоне изловили всех воров и грабителей? — удивилась она.

— Одного — точно. Правда, пришлось его выпустить, — напомнил я про недавний инцидент в омнибусе.

— У вас какие-то неприятности по службе? — догадалась леди Элизабет.

— В некотором роде. Думаю, это временно.

— Очень жаль… В доме моей тётушки — надеюсь, вы помните её…

— Как же, вашу тётю забыть невозможно! В её умелых руках даже дамский зонтик становится страшным оружием, — усмехнулся я.

— Так вот, обычно я стараюсь не читать газет — от них только портится настроение. Но в доме тёти хранится подшивка «Таймс», и я к своему удивлению обнаружила, что вы — знаменитость…

— Хотите получить автограф?

— Кто знает, может и до автографа дойдёт, — лукаво улыбнулась она. — Газетчики полагают, что вы — прирождённый полицейский. Скажу больше — я видела собственными глазами вашу работу. Вы… вы так ловко поймали этого карманника. Неужели ваше начальство полагает себя вправе разбрасываться такими как вы?

Меня тронула искренняя симпатия в её словах. Обычная публика и тем более — знать, недолюбливала нашего брата. С нами не особо желали иметь дело. А тут — красивая, умная, явно образованная девушка из благородной семьи — и вдруг снизошла до общения с рядовым детективом Скотланд-Ярда. И ведь точно — не из чувства жалости. Я такие вещи сходу просекаю.

— У начальства полно забот. Один хороший детектив — не делает всю погоду, — на стал набивать себе цену я.

— А вы очень скромны…

— Что ж, тогда заявлю, что я — гений сыска! — рассмеялся я.

— Если верить «Таймс» — это будет чистая правда. Помните, я обещала стать вашим гидом? Так вот, мы едва не проскочили поворот направо. Нам сюда — сообщила девушка.

Мы прошли ещё немного и оказались перед высоким каменным забором, над которым возвышалось мрачное строение в готическом стиле. Не хватало разве что горгулий и химер на крыше.

— Это ваш дом? — удивился я.

— К глубокому сожалению — нет. Тут живёт моя лучшая подруга. Мы ходим по очереди в гости.

Она подвела меня к массивным железным воротам. Через решётки можно было разглядеть аккуратную аллейку, окружённую живой изгородью.

Взявшись за подвешенный молоток, она постучала в ворота. С той стороны показался слуга — немолодой мужчина в старомодном напудренном парике с буклями. Он явно хорошо знал мою спутницу, на его лице тут же зажглась добродушная улыбка.

— Леди Элизабет! — учтиво поклонился он, после того, как открыл для гостьи небольшую калитку. — Рад вас видеть!

— Здравствуй, Кендж. Как поживает Дороти?

— С нетерпением ждёт вас, — он бросил на меня удивлённый взгляд, но не стал задавать вопросов. — Весь день высматривает вас из окна.

— Что ж, ждать ей осталось совсем недолго.

— И это прекрасные известия! — отозвался Кендж. — Родители Дороти в вас души не чают. Вы для них всё равно, что родная дочь.

— До свидания, Лестрейд, — кивнула она мне и одарила совсем не дежурной улыбкой.

Может, я себе льстил, но вековой житейский опыт не пропьёшь, он мне подсказывал, что я интересен девушке, и кто знает — не перерастёт ли интерес в нечто большее?

С другой стороны между нами лежала целая сословная пропасть, перешагнуть через которую и не упасть самому и не утащить с собой другую, очень непросто. Особенно, когда ты изгой даже среди своих.

Простившись с леди Элизабет и вызнав у Кенджа короткий путь до больницы Святого Фомы, я направился туда, погружённый в глубокие и не радостные мысли. Но они не помешали мне купить человеку, который мне начал нравиться ещё с первого дня знакомства немного спелых и при этом не гнилых фруктов. Учитывая серьёзную дыру в карманах, торговаться пришлось не хуже, чем на восточном базаре.

К Хербу меня пропустили сразу, стоило только сказать, что я его коллега. Не пришлось даже светить корочками, которых у меня всё равно не было. Принцип полного доверия к словам начал меня «восхищать». Что если к детективу наведается некий «мистер Лестрейд» и всадит в него полдюжины пуль — мне потом век отмываться…

Пока дежурная медсестра вела меня по гулким и извилистым коридорам, я успел поинтересоваться здоровьем пациента и выслушал долгий спич. Всё, что я из него понял — какое-то время Херб ещё протянет и, кажется, завтра не умрёт.

Когда я увидел его восседающим на узкой больничной кровати и с аппетитом вкушающим отвратительную на вид и запах кашу, но зато, наверное, супердиетическую, стало ясно — Ричард идёт на поправку.

Завидев меня, он сделал круглые глаза.

— Привет, Джордж! Я думал тебя уже убили или посадили!

Я слегка перевёл дух.

— Я тоже рад тебя видеть. Откуда такая вера в моё плачевное будущее?

Херб лежал в одиночной палате — видимо, Скотланд-Ярд расстарался, так что мог говорить без риска быть подслушанным.