Лиловые бабочки

Я задумалась.

– Попробуй дождаться Рюка. Он вроде бы может воздействовать на Руслану. Не всегда, правда, но в целом…

– Третий? – живо поинтересовался Илья. – Парень?

– Я не знаю, – призналась я. – Не уверена. Он иногда о себе в мужском лице говорит, но… я не знаю, короче… В общем, иногда мы как бы пересекаемся все вместе… эм…

– Интересно, – сделал пометку в свои «Заметки» телефона Илья. – И сколько вас всего? Я думал, только двое.

– Ну… основных трое. Но я допускаю, что есть ещё кто-то. Иногда странные мысли мелькают, истеричные, какие-то совсем детские, плаксивые. Это явно и не Рус, и не Рюк.

– Расскажи мне про Рюка, – попросил Илья. – Про девушку не надо. Пока… не надо.

– Про девочку, – уточнила я. – Маленькую девочку лет пяти. Но я с ней не встречалась ни разу. А про Рюка я совсем немного знаю. Просто он… ну как бы иногда собирает нас всех вместе. Типа как совещание. Это довольно неприятно, потому что узнавать про то, что творила та, другая... Сильно голова болит, в общем. Он, Рюк, спокойный, как слон. Внимательный. На Руслану действует успокаивающе.

– Милая, правильно ли я понимаю, что когда ты долго стоишь, уставившись в зеркало в ванной, это и есть «совещание»? – аккуратно поинтересовался Илья. – Ты же понимаешь, что все эти множественные «я» – и есть ты сама?

– Да, безусловно, – поморгала глазами я. – Я… читала. Это механизм самозащиты. Каждая личность что-то скрывает, это стопроцентно. Но Рус очень неприятная, согласись. Лучше бы ее не было. Но раз она есть, значит, зачем-то нужна. Знать бы, зачем… Мне она не нравится. Мерзкая и грубая.

Илья почесал затылок.

– Так… а как мне понять, что Рюк – это именно Рюк?

– А никак, – усмехнулась я. – Он иногда приходит, наблюдает, но знать о себе не дает. Ты даже не поймешь, я это или он. Он и под Русю может искусно косить. Пограничные состояния копирует мастерски.

– А цель какая у всего у этого странного поведения?

– Не знаю. Просто смотрит. Анализирует, вероятно. Изучает.

– Философ-наблюдатель, ясно.

– А, я вспомнила! – захлопала в ладоши я. – Рюк любит яблоки. Ни я, ни Руслана их терпеть не можем. Руська любит мандарины, а я предпочитаю персики.

– То есть правильно ли я понимаю, что если ты начнешь есть яблоко – это есть появление Рюка?

– Стопроцентно. Что бы он ни говорил и как бы ни маскировался, это именно Рюк.

Два дня Илья терпеливо ждал Рюка. Но Рюк все не приходил и не приходил, и журналист стал отчаиваться. Однако на третьи сутки этого напряженного ожидания и нереально быстрой попеременной смены личностей я совершенно неожиданно для него отправилась на кухню, где принялась шуршать в ящике для фруктов и овощей.

– Рус, а нельзя просто пояснить, что тебе надо? – хмыкнул Илья. – Я бы принёс.

– На х…й иди, – добродушно заметила я. – Сама хочу. Имею право. Зачем кого-то тревожить понапрасну. Чай, не калека.

Достав яблоко, я с наслаждением принялась грызть его, развалившись на диване. Илья задумчиво наблюдал за мной.

– Кусенька, я бы его помыл, – сделал пробный выстрел Илья. Журналист прекрасно помнил, что субличность Рус это прозвище терпеть не может. – Бактерии же. Грязь.

– И так нормально, – с улыбкой заметила я. – Зараза к заразе не липнет. Не беспокойся. Если хочешь что-то сделать полезное – чайник поставь.

– Ну здравствуй, Рюк, – поставил чайник Илья. – Как жизнь? Как сам? Или сама?

– Да помаленьку, – усмехнулась я. – Дай догадаюсь: Куся обо мне рассказала?

– Было дело, – признался Илья.

– Ну и что ты от меня хочешь, дружище?

– Многого, на самом деле.

– А поподробнее? – откусила кусок от яблока я.

– Ты вообще кто?

– В каком смысле?

– Ну Куся – это нежная чувствительная девушка. Любит романтику. Стеснительная и милая в своей неловкости. Послушный саб. Рус – озлобленная мстительная баба. Феминистка, но я не уверен. Она все подает под соусом проверенной годами дружбы и взаимопомощи, напрочь отвергая любовь. А ты кто?

Я задумалась.

– Это сложно, – признала я. – Наверное, нечто среднее между ними двумя.

– Промежуточное состояние? – предположил Илья.

– Нет, – помотала я головой. – Скорее, то, что может передать важные эмоции от одной личности для другой. Переходник. Коннектор. Хотя, нет. Я бы сказала, что я – это то, что когда-то было основной сутью Русланы. Остатки исходного целого. М-м-м… короче, я и есть Руслана как Руслана. Как журналист и человек. А те двое – лишь механизмы самозащиты. Ну я так это понимаю. Надеюсь, понятно объяснила.

– Ты передаешь только эмоции или информацию тоже?

– Скажу так: я много чего знаю. Много больше, чем Рус и Кусь. Но я не всё им говорю. По разным причинам, правда.

– Куся нежная, она расстроится. А Рус – разнесет всё вокруг?

– Да, можно сказать и так, – согласилась я, вновь вгрызаясь в яблоко.

– И часто ты приходишь?

– Намного чаще, чем ты думаешь, – усмехнулась я.

– Ясно.

– У тебя всё?

– Да нет… есть ещё неясности. Например, как ты относишься ко мне?

– Илюш, странный вопрос, – оторвалась от поедания яблока я. – Сколько бы нас ни было, все личности, даже самые странные, прекрасно к тебе относятся. Во всех смыслах. Да, определенно все по-разному выражают симпатии, но…

– То есть вы меня не осуждаете?

– Не-а. Мы тебя понимаем. По-своему любим.

– Куся говорила, что ты можешь воздействовать на Руслану, – нервно облизнулся Илья.

– А что ты от неё хотел? – с хитрецой поинтересовалась я.

– Рюк, скажи, а ты могла бы как-то… эм… просто личности меняются так внезапно…

– Илюш, не внезапно. Рус защищает Кусю. От любой потенциальной опасности. Но-но-но, не возмущайся! Я понимаю, о чём ты говоришь и к чему клонишь. Это не камень в твой огород, пойми. Скажу так. Пока Рус не убедится, что Куся морально готова к чему-то большему, чем просто объятья, она не перестанет приходить.

– То есть когда Куся паникует, Руслана появляется мгновенно? – задумался Илья.

– Не мгновенно, но да. Очень быстро, – поправила я. – Если паника из-за ерунды, Рус уходит.