Любовь хранит нас

— Все в порядке? — осторожно спрашиваю. — Вы успокоились?

— Вы ведь пара с ним, с Алешей? Встречаетесь? У вас все серьезно? Если речь уже идет о свадьбе, то я очень хотела бы знать…

Увы, но нет! Похоже, его мать, как и все любящие родительницы, мечтает о простом личном счастье для старшего сына, вот она вынужденно и хватается за первую попавшуюся соломинку, как за спасительное бревно.

— Да, Антонина Николаевна. Мы встречаемся. Алексей живет в моей квартире, а я не возражаю…

Потому что бесхребетная личинка! Сама в этом виновата! А что еще ей рассказать?

— Он сделал предложение? — Смирнова хватается за мои плечи и встает на носочки, при этом по-детски всматривается в мои глаза. — Олечка?

— Вы меня, наверное, неправильно поняли. Мы просто вместе, но без официального предложения. Алеша… Я не настаиваю на таком и потом, мы с ним недавно вместе, все это не так в жизни происходит… Вы ведь знаете и понимаете, что я имею в виду?

— Я все услышала и так, как надо, как оно есть на самом деле, поняла. Не подумай, пожалуйста, я никого не осуждаю, не даю каких-либо рекомендаций, мне просто интересно, с кем живет мой сын и о чем он дальше думает, мечтает.

У него спросите — я-то тут при чем?

— Олечка, — она трогает меня за кисти и сводит мои руки вместе, как будто лодочкой, опускает голову вниз и как-то сочувствующе кивает, — ты мне очень нравишься, слышишь? Ты такая серьезная, вдумчивая, красивая, но очень грустная, словно белый свет не мил…

— Нет-нет, Антонина Николаевна, Вы ошибаетесь. Я не грустная, просто такое строение черепа и слабая подвижность лицевых мышц. Мне трудно улыбаться, тем более что Алексей всегда искусственность просекает, когда наигранно и не по желанию, вот я больше и не испытываю с ним судьбу…

Смирнова с недоверием из стороны в сторону качает головой.

— … Я ведь очень часто в облаках витаю, а Лешка говорит, что у меня романтическая чушь портит одну-единственную здоровую мозговую извилину, заточенную на одно лишь определение цветов светофора с целью сохранения моей жизни в дорожной обстановке. Он считает меня наивной… Мне кажется, что я… Простая, скорее, глупая и уж точно совсем не вдумчивая, поверхностная и проходная… Наверное, наивная. Ему лучше знать.

Мне очень жаль, Антонина Николаевна, что Ваш Великолепный сын по какой-то никому не известной причине волочится за мной и не сдает позиции в своих намерениях!

— Это все неправда, Климова. А все что ты мне в качестве описательных аргументов привела — откровенно глупая бравада и самоличное уничижение. Словно ты наказываешь саму себя. Это контрпродуктивно, детка! Скорее бессмысленно, чем оправданно и справедливо.

— Так Лешка говорит…

— Извини, не верю. К тому же, зная сына, мне кажется, что он пытается с тобой так пошутить, еще, по всей видимости, слегка бравирует, избыток своей энергии выпускает, когда боится, что не так рельефно выглядит в твоих глазах. А я точно знаю, поверь, пожалуйста, что ты ему очень дорога…

Моя, похоже, очередь отрицательно кивать.

— Я столько лет знакома с этим парнем, Ольга. Все именно так, как я сейчас тебе обрисовала.

Спорить не буду, потому что все-таки не знаю, не уверена, устала загадывать и додумывать, придумывать то, чего на самом деле нет! Он ни разу мне об этом не сказал.

— Не обижает тебя? — Смирнова серьезнеет, еще чуть-чуть начнет грозить всем пальчиком. — Ты его, если что, на место ставь, Лешка в этом отношении безобидный — можно законно и заслуженно поругать. Он исправится и улучшить ситуацию, в этом мой старший сын весь в меня.

Правда? А Лешка говорил, что он вылитый отец, к тому же с детским безобразным школьным поведением.

— Все очень хорошо, Антонина Николаевна. Не в чем и не за что его ругать. Он — прекрасный человек, великолепный… Сам себя так называет!

И я его…

— О чем тут шепчетесь? — Максим Сергеевич присоединяется к нам на кухне.

Похоже, черная полоса сменилась белой, а у этой взрослой пары наступил семейный баланс.

— О женском, Смирный. Все о своем, — Антонина Николаевна подходит к мужу, утыкается лицом в его грудь и как будто жалуется.

Очень сильно надеюсь, что не на меня!

— Ты… — Максим Сергеевич, похоже, растерялся от такого поведения своей жены. Одной рукой неуверенно обнимает женские вздрагивающие плечи, а второй ерошит волосы:

— Кроха, ну, что с тобой?

— Депрессняк! — бурчит. — Устала, Смирный. Сил нет, больше не могу…

Я бегаю глазами по кухонной обстановке — не знаю, куда себя деть и что в этой ситуации следует сказать или сделать. Встречаюсь глазами с отцом — он медленно моргает и легким кивком указывает на выход.

Все очень странно, скованно и напряженно. В этом гостеприимном доме сегодня мне вообще не по себе. Оглядываясь назад, как жалкая воровка, возвращаюсь в зал, где застаю очень странно сосредоточенного Алешку, выкручивающим себе пальцы.

— Леш…

— Поехали домой? — он задирает голову и с надеждой в ожидании положительного ответа замирает.

— Ты хочешь?

— Уже все? Ты наговорилась с мамой? Семейный ужин, по-моему, закончен.

Господи! Смирнов! А что с тобой?

Осторожно подсаживаюсь и приставным ягодичным аккуратным шагом подкрадываюсь к его бедру:

— Я где-то не права? Что-то сделала? Ты недоволен мной, Алешка? — дергаю за рукав рубашки и легонько толкаю его в зад.

— Нет, — опустив голову, не глядя на меня, таинственно улыбается.

— А что тогда произошло? Ты как-то погрустнел.

— Оль, с тобой это никак не связано, — все так же, не поднимая глаз, тихо отвечает. — Вернее, дело не в тебе…

— В Сережке? — склоняюсь и пытаюсь заглянуть в его лицо.

Он вздрагивает и переводит на меня надменный взгляд и высокомерно шикает:

— В Сережке? Ну, нет, душа моя. Не в нем. С чего бы мы с отцом обсуждали отсутствующих за праздничным столом. Копнешь поглубже, Оля, или мы сейчас замнем для ясности?

— Ты злишься на меня?

— Нет, — резко обрывает. — Нет, душа моя, нет.

На этом все? Новогодние каникулы закончены? Наступают трудовые будни, мой Смирновский новый срок и наш совместный напряженный быт?

На улице по-прежнему самодовольно царствует пронизывающий холод, а в салоне автомобиля — тишина, тепло, уют, покой и стойкий хвойный запах. Мы едем где-то полчаса, а Лешка не проронил пока ни слова. Мне неуютно и беспокойно, как будто в чем-то провинилась, но, увы, никак вот не сориентируюсь по обстановке в чем. Протягиваю руку к воротнику его куртки и щекочу за заросшую скулу — Алексей не смотрит, но точно поднимает уголок рта и плотоядно ухмыляется, пытается плечом поймать меня и даже хочет цапнуть за мой наглый указательный палец.