Мать ветров

Гибель отца перевернула все. Слово «никогда» стало ощутимым, материальным, легким, как тело Раджи, которое он положил на костер, и тяжелым, как следующая ночь без него. Разлука отныне была не смутным воспоминанием детства, она беззастенчиво дохнула на него холодом и тленом и явила ему свой страшный кровавый оскал.

Однако мама была права. «Не вздумай остаться». Если у мамы и двойняшек нашлось мужество, чтобы отпустить его, то ему и вовсе не пристало вешать нос и сдаваться. Он заново превратился в старшего брата, но теперь не того, который всегда рядом, а того, кто подает пример.

Трактир в квартале от торговой площади поражал неопрятностью, разнузданностью и в то же время какой-то залихватской радостью. Музыканты остервенело терзали скрипки, девушки в пестрых широких юбках чуть ниже колен отплясывали между столами, ловко уворачиваясь от одних жадных рук и ластясь к другим. Шустрые подавальщики сновали туда-сюда с подносами, на которых красовались миски, полные осьминогов, мидий и прочей морской мелочи, и высились причудливые стаканы с разноцветными напитками.

— Ты гляди, и правда трезвенник, — усмехнулся Джон и отпил из своего бокала молочно-белую жидкость с явным хмельным запахом. — Не желаешь ли попробовать? Это коктейль, смесь из рома и всякой сладкой бурды. Однажды доберется и до наших краев, но пока... М? Глоточек, я тебе как врач гарантирую удовольствие и ни капли вреда для здоровья.

— Благодарю, — отрицательно покачал головой Милош. С О’Рейли было хорошо. Он порой повторял вопросы, выкладывал свои наблюдения, но не настаивал на том, чтобы ему отвечали. Нет — так нет.

— Как скажешь, юноша, — врач посмаковал странный напиток и с любопытством склонил на бок свою крупную голову. Таким он напоминал фёну сову. — Ну, и как тебе местная флора и фауна?

— Флора изумительная. Я побывал в бамбуковой роще, дошел до цепочки озер и увидел... Знаете, очень похожи на водяные лилии, но гораздо больше, розовые, пышные.

— Знаю. Лотосы.

— Да, конечно, лотосы! Пожалуй, здесь каждый цветок поражает своей роскошью, но лотосы просто незабываемы. Еще я заметил, что и в лесах, и в городе очень много вьющихся растений, но они куда мощнее нашего дикого винограда.

— Это лианы. Их действительно тут тьма-тьмущая.

— Глаза разбегаются. Если завтра будет время, постараюсь зарисовать хотя бы самые броские из них, — счастливо заулыбался Милош и тут же вздохнул: — А вот с фауной мне не повезло. Кажется, их вспугнул мой рост. Мне повстречались лишь бабочки под стать юбкам здешних красавиц и на улицах кошки с короткими хвостами и необычными повадками.

— Ты порадуешься своему росту, если столкнешься с кошкой посолиднее, — ехидно заметил Джон. — Жаль, что до твоего прихода закрыли лавку, в которой торговали их шкурами. Куда до них ирбисам из Волчьих Клыков! Тигры и крупнее, и сильнее, и, говорят, умные, твари. Но не умнее луков и арбалетов.

— Как с ними местные уживались? — поинтересовался фён.

— Теперь разве спросишь, — веселое и слегка нетрезвое лицо врача враз посмурнело. — Последних убили лет пятьдесят назад... Может, кто и остался в глубине острова, но что-то я в этом сомневаюсь. Выходит, люди пострашнее тигров, а, юноша?

Милош грустно усмехнулся. Он слышал о народце ростом с пиктов, только очень-очень смуглом, темнее саорийцев. Когда на остров приплыли первые лимерийские корабли, они застали здесь полудикие племена, которые питались фруктами, пасли коз и порой охотились. Из оружия у них имелись только копья и примитивные луки. Зачем понадобилось уничтожать совершенно неопасных для путешественников местных жителей — кто разберет? Очень скоро остров стал колонией Лимерии и удобным портом на пути от южных островов до северных берегов.

— О! А вот и наш дорогой капитан со своим лордиком, — О’Рейли радостно отсалютовал бокалом вошедшим, но в его голосе был яд. — Что же наш благородный Эдвард позабыл в столь отвратительном месте среди этого отребья?

— Желает почувствовать себя еще элегантнее, умнее и благороднее? — предположил Милош и приподнялся, поклоном приветствуя начальство.

— Вот Вы где, О’Рейли! Все Вас тянет в подобные забегаловки, а ведь я плачу Вам приличное жалование, — Фрэнсис О’Конор, тем не менее, опустился на лавку рядом с врачом и знаком подозвал подавальщика. Лорд Эдвард, брезгливо поморщившись, все-таки устроился рядом. Капитан уставился на Джона прозрачными серыми глазами и сообщил: — Сегодня вечером на малой площади будет занятное зрелище. Порка местных бунтовщиков. Говорят, здешние палачи используют необычные плетки. Вам как медику должно быть интересно. Пойдемте?

— Мне как медику интересно узнавать о новых способах лечения, а не умерщвления плоти, — довольно жестко ответил судовой врач, а Милош про себя отметил, что надо бы разузнать о причинах столь свободного поведения старшего друга.

— Вы ведь когда-то работали тюремным врачом на Шинни, — искренне удивился капитан.

— Не поверите, господин О’Конор, но и там я старался лечить или как минимум не допускать ненужных страданий, — парировал Джон.

— Однако напомню Вам, дорогой доктор, — соизволил снизойти до беседы лорд Эдвард, — что смысл наказания преступников как раз и заключен в этих самых страданиях.

— Я врач и ничего не смыслю в судебной системе, в приговорах и наказаниях, — развел руками Джон. С лордом он говорил куда мягче, чем с капитаном, и все же Милоша порадовало упрямство в его умных глазах. — Я просто исполняю свой долг и поневоле сострадаю тем, с кем имею дело. Издержки профессии.

— Полно Вам! — гримаса брезгливости на лице аристократа сменилась отеческой снисходительностью, хотя он был в два раза моложе своего собеседника. — Кому-то, вероятно, и можно сострадать, но это же трусливые бунтовщики! Вы ведь жили на Шинни, Вы знаете об этих ленивых голодранцах, которые только и умеют, что прятаться в лесах и горах да бить из-за угла.

— Вы правы, — очень спокойно ответил О’Рейли, но Милошу от этого спокойствия стало не по себе. — Вы правы, я жил на Шинни. В отличие от Вас, мой лорд. Я видел казнь бунтовщиков однажды, как раз тогда, когда работал тюремным врачом в Дерри.

— Расскажите, — в ледяных глазах капитана блеснул огонек живого любопытства. — У нас еще с полчаса свободного времени в запасе.

— Прошу прощения, господин О’Конор, но мой рассказ займет куда меньше времени, — грустно улыбнулся врач. — Однако сделаю все, что в моих силах! Итак, то ли семь, то ли восемь... да, совершенно точно, восемь лет назад доблестные лимерийцы захватили в плен двух опасных мятежников. Они воевали на стороне нереев, однако у одного из них была какая-то ничтожная доля нерейской крови, а второй и вовсе пришел с материка, из Ромалии или из Грюнланда. Как и полагается тюремному врачу, я осмотрел обоих при выходе из камер и последовал за ними до места казни. Помню, было ясное зимнее утро... Толпа запрудила всю площадь перед эшафотом... И один из бунтовщиков, лет сорока, светловолосый и веселый, улыбнулся этой толпе, помахал руками, закованными в кандалы... Конечно, если это можно так назвать... Сказал, что он всю жизнь мечтал побеседовать разом со столь многочисленной аудиторией... Дословно не помню, но он поблагодарил всех зрителей за внимание и попросил прощения за то, что им рано пришлось покинуть свои постели, хотя и не в его власти назначать время казни. Потом второй поднял руки, приветствуя людей. Вот он поднял буквально. Знаете, меня как врача очень интересуют подобные заключенные. При невысоком росте этот человек обладал потрясающей, просто чудовищной силой. Духа, в том числе. Они оба говорили с народом до тех пор, пока их не заставили умолкнуть, и оба улыбались. По-разному, в очевидном соответствии со своими характерами, но улыбались. До последнего. Я, исполняя свои обязанности, осмотрел мятежников перед тем, как на них накинули петли. Вместе с палачом я стоял рядом с ними, я видел... видел все. И вот что я скажу, господа. Быть может, мне попались исключительные бунтовщики. Но за десятки лет медицинской практики я встретил не больше десятка столь мужественных смертей и столь искренних, не напоказ, улыбок. И, возможно, я ошибаюсь, но мужество даже самых заклятых врагов достойно... Нет, не сострадания, а уважения.

— Вы опасный человек, О’Рейли! — нервно рассмеялся лорд Эдвард. Капитан только хмыкнул. Похоже, он давно свыкся с нравом своего врача.

— Я честный человек, мой лорд, — Джон склонил голову и снова принял умный совиный вид. — Честность для медика — хорошее качество, поверьте мне. Вы оцените его, если мне доведется лечить Вас.

— Познавательно, — заметил Фрэнсис. — Благодарю Вас за историю, Джон. Пожалуй, тут есть над чем поразмыслить. И я признателен Вам за честность. Боюсь, однако, что мы должны поспешить, если не хотим пропустить порку!