Мать ветров

Отто тряхнул головой, прогоняя стыд, и сказал Али:

— Ты и сам парень не дурак, но все-таки напомню: будь осторожнее. По кривой дорожке не только беглые крестьяне и нищие сироты идут. Мразей там предостаточно, причем таких мразей, какие на лицо что невинна девица. Не попадись.

— Да уж... У нас один конвойный попался, — неожиданно зло ответил Али. — Молоденький был. Развесил уши, поверил слезливой истории. Его потом с ножом в боку нашли.

У выхода из военного корпуса Али столкнулся с Саидом. В карих глазах притаился нездоровый веселый блеск, а лицо, серое от недосыпа, озаряла шальная улыбка.

— Я только что прибавку вам отправил! Подельников наших военспецов сегодня ночью взяли. После обеда загляну на допрос, ты тоже поприсутствуешь.

— Хорошо, конечно! С границы что слышно, атаку отбили?

— Отбили, пленные со дня на день здесь будут, — и Саид протянул ему короткое письмо с перечисленными именами погибших. Имен оказалось не так много, знакомых — ни одного, но кошки на душе заскреблись настырно. Вроде бы завоевали власть в Республике, строить и строить мирную жизнь! Нет, лезут всякие...

— Ты пару часов у Арджуны или у себя покемарь, — мягко велел Али. — Даром что ли тебе такой замечательный конфискованный диван приволокли?

— Пф! Ты сплетни не слышал, как меня этим диваном попрекают? Мол, как же, глава ЧК, себе все самое лучшее тащит, на то ему и должность нужна!

— Так оправдывай сплетни! А то в гроб краше тебя кладут.

Саид расхохотался, щелкнул брата по носу и почесал явно не в направлении своего кабинета. Али напомнил себе пошантажировать неугомонного чекиста через Герду и шагнул в розовое жемчужное утро.

Здание старой тюрьмы и два соседних, отданных в ее распоряжение в начале осени, будто бы дремали под белым снежным одеялом, расшитым золотистым бисером. И не скажешь, глядя на этих каменных младенцев, которые любопытно таращились на мир из-под ресниц зарешеченных окон, что там творится внутри. И уж тем более, что творилось вчера.

Когда Республика наконец-то получила в свои руки Блюменштадт вместе со всеми потрохами, ее основатели ужаснулись, впервые как следует изучив самые зловонные из городских внутренностей. Фёны в тюрьму попадали редко, а уж если попадали, то чаще всего в одиночки. Как политические.

Большая же часть преступников содержалась в общих помещениях, куда запихивали всех, не разбирая пола, возраста и преступления. И вся эта разноликая, грязная, вшивая масса копошилась в провонявших насквозь камерах, откуда не каждый день выносили тяжелых больных и даже трупы.

Разумеется, сразу ничего не переменилось. Шли бои, не хватало рук, времени, сил. А еще денег и места. Но вот ранней осенью под тюрьму отвели еще два дома. Их укрепили, переоборудовали с учетом специфических нужд и буквально неделю назад расселили заключенных. В старой тюрьме, которую явно с издевкой прозвали Медком, остались мужчины. Женщинам выделили свое здание, а детям и подросткам — свое.

Али пожелал доброго утра стражникам и не без удовольствия вдохнул каменный, известковый, до блаженства чистый запах Медка. Вообще-то в его обязанности входила всяческая новая, пугающая начальство, неясная работа. Вроде бесед с заключенными, общения с их семьями, обследования их домов и прочей чепухи. А потому Али время от времени брал на себя другие обязанности, чтобы коллеги не смотрели на него слишком уж косо. Скажем, отмывал вместе с ними от многолетней липкой дряни общие камеры. И теперь заслуженно наслаждался плодами своего труда.

— Али! Заходи, мальчик, заходи! Для тебя работенка имеется... кхе-кхе, — поприветствовал его комендант тюрьмы, вечно курящий и кашляющий Михель. Ухмылка на его круглом усатом лице не предвещала ничего доброго.

— Доброе утро, Михель, — приветливо улыбнулся Али. Заметил сверток, что лежал на скамейке возле стены.

— А ты глянь, глянь, парень, полюбуйся-ка, ну! — оживленно воскликнул комендант, аж потирая в предвкушении широкие пухлые ладони.

Доверяя своей интуиции, которая шарахалась от подобных ужимок начальника, Али натянул перчатки и осторожно приподнял уголок ткани. Чтобы тут же опустить его обратно. В свертке был трупик новорожденного с синим сморщенным личиком.

— Хороша девчушка? Красавица! А догадайся, кто ее удавил-то? Ну, подумай, ты же у нас умный, фён. Правильно, маманька родная сразу после родов и удавила! Только что привели... Кхе... Не желаешь ли поговорить с ней, Али, порасспросить, как ее несчастное сердечко позволило младенчика придушить?

— Поговорю, — ровно ответил Али. Захотелось волшебным образом срочно перенестись в школу для малышей, куда пошла Вивьен, и крепко-крепко обнять свою дочь, прижаться щекой к ее мягким каштановым волосам... Прогнал щемяще родной образ, уточнил: — Задержанная в Цветнике?

Цветником с первых дней функционирования звали женскую тюрьму.

— Не-а, не дошла еще до Цветника-то. Здесь, в предварилке дожидается. Спроси у дежурного Лизу!

Лиза, красивая светлая девушка, на вид его ровесница, смотрела прямо перед собой равнодушными голубыми глазами.

— Да на что он мне? — тихо, бесцветно, будто даже не отвечая на заданный вопрос, а советуясь сама с собой, пробормотала Лиза.

— Она, — поправил Али.

— А? — механически отозвалась девушка.

— Она. У тебя была дочь. Ты разве не заметила?

— А-а-а...

Хотелось аккуратно побиться головой о стенку. Полчаса беседы, и ничегошеньки. Короткие пустые фразы, сонный коровий взгляд, замороженные движения.

— Хорошо, ребенок не был нужен тебе. Но ты могла отнести ее в приют. О ней бы позаботились. Ты знаешь, что теперь в городе есть отдельный приют для младенцев и малышей?

— Да? Ну... да.

Али снова вспомнил Вивьен. Покойную Лауру. Прочих странненьких, коих доводилось видеть и здесь, на родине, и в Пиране. Они были очень разными, та же Вивьен при всем своеобразии поведения отличалась разумностью поступков, а Лаура, женщина отнюдь не глупая, вела себя порой просто непредсказуемо.

Лиза же чем дальше, тем больше казалась ему дурочкой. Не злобной холодной тварью, не бывалой циничной убийцей. Просто дурочкой. Вот что с такими делать? И, главное, чем думал тот мудак, который трахал явно ненормальную девушку? И где были глаза тех, с кем она жила, кто видел ее, осоловелую, тупую и брюхатую?

— С кем ты живешь, Лиза?

— А?

Так, проще посмотреть в записи. Служанка у четы торговцев. Не перевелись еще в Республике служанки.

— Где ты живешь, Лиза?

— Да у тети Ханны.