Мать ветров

— Загляни ко мне, — предложил Жерар своему молодому соседу. — Наливку не предлагаю, ты вроде не пьешь... Так, за компанию посидеть.

— У меня щепотка чая оставалась, друг угостил. Сейчас прихвачу, а ты пока воду вскипяти, хорошо? — живо отозвался Али и после короткого кивка деда проворно вскарабкался по шаткой лестнице наверх. Конечно, вставать рано, да сон будто рукой сняло. И еще ему давно хотелось перемолвиться словечком с душевным стариком, но все как-то случая не было. А тут — сам позвал.

В небольшой бедной комнатке Жерара пахло чем-то кислым. Под потолком вольготно устроились пауки, за шкафом попискивала мышь, а скатерть на столе буквально-таки умоляла постирать ее или хотя бы вывесить под дождь. Но Али понравилось в жилище соседа, которое отличалось совсем особенным уютом, и он неторопливо смаковал чай, а радушный хозяин запивал душистым напитком какую-то плодовую наливку.

— У обоих, видишь ли, второй брак-то, — рассказывал дед. — Первый муж пару раз обласкивал Николь так, что ее насилу выходили. На третий раз она без сознания два дня провалялась, а супруга ейного по счастью в драке зарезали. Вот она и... пошумит-пошумит, а нынешнего благоверного ценит. Ну а Гаспар свою первую жену крепко любил. Ох, любил, до беспамятства! Про такую любовь на площадях да на набережной менестрели поют. Обрюхатил ее, милушку свою, а она раньше срока рожать начала до померла вместе с ребеночком. Он и запил. Как Николь понесла, так вроде остепенился малость, а все одно. Вспомнит первую — и пойдет куролесить.

— Моя бабушка по матери сразу после родов умерла, — тихо заметил Али.

— Знакомо, значит, — хмыкнул Жерар и выразительно поднял стакан с наливкой, мол, за упокой. — Только ты жалеть Гаспара не вздумай. Многие близких своих теряют да не все во хмелю свое горе топят.

— Я не жалею, — грустно покачал головой художник и ответил хозяину, приподняв свою кружку с остатками чая. — Просто понять хочу. Спасибо, что просветил меня.

— Эк ты... Просветил, — фыркнул старик. — В университете тебя завтра просвещать будут. Иди уж, спи, и без того я тебя заговорил-то.

— Спокойной ночи, дедушка Жерар, — Али сполоснул в рукомойнике посуду, пожал протянутую соседом руку и вернулся в свою одинокую каморку под самой крышей.

По просьбе бакалейщика, отца девочки-калеки, Али согласился перенести уроки на следующий день, а внезапно освободившееся время решил потратить на библиотеку. В последнее время он непростительно запустил самообразование, а ведь кто, как ни студенты, имели бесплатный доступ к сокровищнице знаний — при условии, конечно, что до того они оплатили занятия. И, кроме того, в столь ранний час юноша надеялся застать на рабочем месте Хельгу. Если с Яри и Марчелло художник виделся во время лекций да изредка выбирался с последним в чайхану, то со служанкой удавалось поговорить от силы пару раз в месяц. Ну куда это годится?

Правда, между карминовыми стенами библиотеки и рвущимся к просвещению студентом возникло неожиданное препятствие. Али с неделю, пожалуй, не обходил главное здание с этой стороны, и теперь застыл, пораженный восхитительным зрелищем. На совсем недавно невзрачных кустах с продолговатыми листьями распустились изумительные цветы. Белые, ярко-малиновые, лиловые, величаво-фиолетовые и легкомысленно-розовые лепестки ласкали глаз художника и будоражили воображение. Юноша замер, не смея шелохнуться, и лишь через несколько минут сумел робко шагнуть навстречу чуду, чтобы склониться над цветами... и беззвучно рассмеяться. Ведь, вопреки ожиданиям, они совсем не пахли.

— Хельга! Хельга!!! Ой, простите, господин Джордано, — художник ворвался в безмолвие книгохранилища сумасшедшим вихрем и резко остановился, когда увидел пришедшего слишком рано библиотекаря.

— Ничего страшного, Али, — с отеческим пониманием откликнулся мужчина и кивнул на два новеньких пустых стеллажа и горы книг на полу и на столах. — Вот, господин ректор откликнулся на мою просьбу, и мы сегодня переставляем фонд. А Хельга за водой вышла, скоро вернется.

И правда, буквально через пару минут на пороге библиотеки появилась служанка с двумя полными ведрами воды. Али бросил быстрый взгляд на Джордано, убедился, что он полностью поглощен работой, подхватил ведра и чмокнул девушку в щеку. Еще зимой Хельга жутко смущалась, но вскоре привыкла к открытости своего нового приятеля и принимала его дружеские поцелуи совершенно спокойно.

— Хельга, что там за чудо распустилось на клумбах у входа?

— В Грюнланде такие цветы не растут? — удивилась девушка, махнула рукой, мол, поставь воду туда, и взяла в руки тряпку.

— Я же тебе говорил, у нас немного холоднее, чем в Ромалии, — напомнил художник.

— Говорил. Это рододендроны.

— Как?! — Али, конечно, знал немало сложных слов, но это уж слишком.

— Ро-до-ден-дро-ны, — издевательски по слогам повторила Хельга и показала другу язык. — Вот, оказывается, служанка знает побольше иного студентика!

— Ничего, придет Марчелло — и я отыграюсь, — фыркнул художник, отыскал вторую тряпку и принялся вместе с девушкой протирать книги под одобрительным взглядом библиотекаря. — Он точно больше тебя знает.

— Он знает больше нас обоих вместе взятых, так что не выйдет отыграться-то, — пожала плечами служанка и шутливо ткнула ветошью художнику в нос.

— Апчхи! — незамедлительно отреагировал Али — то ли из-за не слишком влажной тряпки, то ли из-за очередного пыльного тома, который он взял в руки. Одновременно с этим звуком скрипнула дверь, и в библиотеку, споткнувшись о порог и едва сохранив равновесие, ввалился Марчелло. Фён окинул придирчивым взглядом друга, который уткнулся носом в увесистый фолиант, и протянул: — Ууу, профессор для нас сегодня потерян. Марчелло, доброе утро!

— Доброе утро, ученый ты наш! — добавила Хельга.

— Доброе, — неразборчиво пробурчал переводчик и, не глядя на приятелей, направился прямо к отцу. Джордано, видно, привычный уже к повадкам своего неуклюжего детища, поспешно выбежал ему навстречу и уберег тем самым от столкновения с очередным углом. — Пап, вот это помоги найти, — попросил юноша, ткнув пальцем в страницу.

— Попробую, — ответил библиотекарь, с легким удивлением воззрился на свое чадо, но вскоре исчез между стеллажами и шкафами.

Али положил протертую книгу к остальным, подошел к другу и попытался заглянуть через плечо в его томик.

— Не мешай, — бросил Марчелло и раздраженно передернулся. Художник покорно оставил его в покое и, вернувшись к прерванному занятию, не заметил, как Хельга на миг прижала ладонь к щеке и покачала головой.

Вопреки предсказаниям старика Жерара, просвещение с утра не задалось. По крайней мере, в библиотеке. Али потратил все время на помощь Джордано и Хельге, а заодно наконец-то полностью узнал историю девушки: то, как добросердечные старики подобрали малютку, чьих родных убили на войне, и выходили ее; как ушли из жизни — он, когда девушке исполнилось пятнадцать, она — через месяц после ее девятнадцатилетия; как Хельга напросилась в помощницы к одному ромалийскому исследователю, который по возвращении на родину и порекомендовал ее служанкой в университет. Однако молодой фён живо интересовался и своей подругой, и давней войной в Иггдрисе, а потому счел беседу особым родом просвещения.

По пути к аудитории, в которой читал лекции Алессандро, художник корыстно помог уткнувшемуся в новую книгу Марчелло избежать встречи с тремя дверными косяками и, наверное, дюжиной углов. Друг не обращал на него ни малейшего внимания, но безнадежно влюбленному юноше хватило и нескольких случайных прикосновений к своему ненаглядному. Али был далек от мысли о том, чтобы соблазнить переводчика. Просто радовался мимолетному теплу.

А в стенах огромного помещения, залитого лучами весеннего солнца, творилось что-то не то. Определенно не то.