Место третьего

— Нет же, — он коротко морщится. — Не люблю ходить по кругу и циклиться на одних и тех же моментах. Присутствие пары на сегодняшнем вечере — вещь добровольная. Меня интересует другое: чем ты намерен заниматься дальше, Сэймей?

— Тем же, чем и раньше, сенсей.

— То есть посещать обычную школу, время от времени прерываясь на поединки; потом поступить в университет и, ввиду сильной нагрузки, сократить количество сражений в несколько раз; чтобы, наконец, устроиться на обыкновенную работу и забыть о Системе, как о детском хобби?

Вот зараза. Ведь ничего же особенно не сказал, а настроение сразу ниже некуда упало.

— Почему вы думаете, что всё будет именно так?

— Так происходит почти со всеми системными. Даже с подающими очень большие надежды.

Так, лесть включил. Ну, точно чего-то хочет. Этот приём, сенсей, у нас с вами друг на друге уже опробован. Забыли, что без толку?

— Подающими кому?

Минами тихо смеётся и наконец избавляется от тлеющего окурка.

— Я полагал, ты рассчитывал сделать карьеру в нашем мире. Не обидно будет зарывать в землю такие таланты?

— А вы, может, знаете способы, как ямы засыпать без талантов?

— Одно я знаю точно: если твоё желание не изменилось, тебе стоит держаться ближе к нашей организации. Возможно, даже стать её частью.

— И в каком же качестве? Я слышал, садовник выходит на пенсию. Может, хотите предложить мне занять его место, чтобы, так сказать, приобщиться?

— Не стоит утрировать, — хмурится Ритсу. — Я думал, что смогу серьёзно поговорить со взрослым человеком, а не ребёнком, принимающим в штыки каждое моё слово.

— Для серьёзного разговора, сенсей, в ваших словах слишком мало конкретики.

— Её не будет больше, пока я не убежусь в твоих намерениях.

За этими красиво построенными фразами в действительности скрывается очень простой смысл, умещающийся в старую поговорку: держи друзей при себе, а врагов ещё ближе. У Минами нет никаких прямых предложений, он просто хочет иметь возможность не спускать с меня глаз, только ещё не придумал как. До сегодняшнего вечера я значился учеником школы, и он мог меня контролировать. Но завтра я проснусь свободным человеком, и тогда он меня не достанет, даже если отрастит себе руки длиною до Токио.

— Хорошо, я расскажу вам о своих намерениях. Я намерен войти в учебники как Жертва сильнейшей пары за всю историю Системы, не проигравшей ни одного боя. А околосистемная суета меня не интересует. Как вам такой вариант?

— Неплох. Но не стремись войти туда, откуда нет выхода. Ты пока слишком молод, чтобы пылиться на страницах книг. Я же предлагаю тебе системную деятельность… при жизни.

— Я окажусь там, где хочу, задолго до своей кончины, не беспокойтесь.

— Приятно видеть, что твоя самонадеянность тебя не покидает. Обычно со временем это проходит.

— Потому что я, в отличие от всех остальных, в себя верю.

— Или же время ещё не пришло, — замечает Ритсу вскользь.

— Что вы хотите этим сказать?

— По-твоему, как долго могут валяться на дороге оброненные кем-то золотые монеты?

— Думаю, что не очень.

— Вот именно. Либо хозяин вернётся и подберёт их, либо их возьмёт кто-то другой. Проблема в том, что чем дольше они остаются на земле, тем больше посторонних людей обращают на них внимание. И тем выше вероятность того, что достанутся они не тому, для кого предназначались.

Красиво завернул. Нет, мне, конечно, приятно, но…

— Ну тогда их хозяину нужно было лучше следить за своими монетами. Например, проверять перед выходом, нет ли дыр в карманах.

Ритсу молчит какое-то время. Понятно же, что сказать ему нечего, я полностью прав. Наконец он вздыхает и отходит к дверям.

— Сэймей, так уж вышло, что дыр в карманах у него не было. Просто монеты сами накалились и прожгли ткань. И рано или поздно он за ними вернётся. Только цены к тому моменту уже вырастут, и золото будет стоить не дороже меди. Всего хорошего.

М-да… Отличные перспективы он рисует. Только одного не учитывает. Цены не меняются — нет у нас инфляции. Золото и через десять лет останется золотом. А вот хозяин может оказаться нищим. Тогда и посмотрим, монеты будут его просить их подобрать, или хозяин станет умолять их запрыгнуть к нему обратно в карман.

Мои абстрактно-денежные размышления прерывает телефонный звонок. Номер я не узнаю и машинально думаю, что сейчас получу вызов от новой пары. Но когда раскрываю телефон, слышу до боли знакомый голос:

— Сэймей? Сэймей, это ты?

— Видимо, да, раз ты звонишь мне. Накахира, чем обязан?

— Слушай, это срочно! Чияко-сенсей стало плохо. Она в больнице. Можешь приехать?

Вот так сюрприз.

— Куда приехать?

— Да в Яманаси, в больницу!

— Ты соображаешь? Ты знаешь, где я нахожусь? Сегодня выпускной. Я только что школу, кстати, закончил.

— Поздравляю, но ей очень плохо. У неё слабость и…

— Не тараторь. И я не хочу слушать про её болячки. Чем я могу ей помочь из Гоуры?

— Но она совершенно одна, если бы ты…

— А ты для чего? Ты же хотел устроить ей уход на дому, а я не подписывался.

— Ты что, не понимаешь? А если… если она сегодня… умрёт?

— Тогда сбросишь sms. На похороны приеду.

— Аояги! Как у тебя язык поворачивается такое говорить?!

— А что ты хочешь от меня? Я не целитель и не Будда. Мне очень жаль старушку, но сделать для неё я ничего не могу. Так что разбирайся сам и не пори чепухи. Я не могу сорваться посреди ночи и примчаться в Яманаси.

— У тебя есть Боец! Он тебя перебросит.

— Головой стукнулся? На пятьсот километров?

— За несколько заходов.

Хоть ситуация и немного не подходящая, мне уже откровенно смешно.

— Так, Накахира, во-первых, прекращай панику, ясно? Во-вторых, думай, прежде чем ляпать. В-третьих, даже будь я в Токио, мой приезд ничего не изменит. Ты сам хотел ей помогать — вот и помогай. Год прошёл, конечно, ей будет становиться только хуже. Не дёргай меня больше из-за каждого её головокружения. Старушка крепкая, ещё лет десять проживёт. Пусть лечится. Всё.