Место третьего

— Я рад, но… Здесь мои однокурсники.

— И это должно означать, что я не могу приходить туда, куда захочу?

Соби непроизвольно отодвигается, словно воздух вокруг меня стал непригоден для дыхания.

— Вовсе нет. Ты можешь делать всё, что захочешь.

— Тогда что за претензии?

— Прости… хозяин.

Сколько мы к этому шли, больше года? И шли бы наверняка ещё столько же, если бы Соби наконец не осознал, что мой мир вокруг него не вертится. Думаю, это случилось в то время, когда в моей жизни появились Bloodless. Соби как будто почувствовал, что фокус моего внимания сместился с его персоны куда-то в сторону.

Раньше у меня в списке главных задач значилось: подчинить Бойца, оторвать его от Минами, победить этих, вызвать тех… Не считая школьных и домашних проблем, вся моя жизнь так или иначе была связана с Соби. Теперь же среди моих системных интересов появились и Штаты, и работа в Лунах, и союзники, о которых ему неизвестно. А у него по-прежнему есть только я. И это куда больше, чем что-либо ранее, делает его таким испуганно-грустным и трогательно-уязвимым.

Очевидно пытаясь вернуть мой интерес к себе, Соби стал вести себя иначе: теперь он почти не перечит, тщательнее выбирает слова и задаёт вдвое меньше вопросов. Из-за чего наши разговоры порой похожи на диалог человека с кошкой. Но это оказалось довольно удобно.

Пока я учился в Лунах, у меня не было дефицита в собеседниках. Зато после выпуска я стал ощущать непривычную потребность в живом слушателе, который гарантированно не обратит услышанное против меня. Пусть Хидео знает о моих делах больше, чем Соби, на эту роль он не годится, потому что никогда не бывает один. А когда я начинаю что-то рассказывать им вдвоём с Юрию, всё никак не могу отделаться от чувства, будто стою с отчётом в руках перед очень сердитым начальством утром понедельника.

Соби, видимо, воспринимает мои долгие излияния как некий акт доверия, поэтому всегда слушает очень внимательно. Не подозревая, что моя новоприобретённая расслабленность в его компании всего лишь признак того, что я уже слишком привык к нему, чтобы и дальше напрягаться, удерживая какую-то планку специально для него. Думаю, что в скором времени Соби и сам перестанет изображать интерес ко мне, и тогда между нами не останется ничего, кроме приказов и их выполнения. Наверное, это будет хорошо, потому что… ну, потому что нельзя поддерживать огонь там, где всё уже перегорело.

— Нужно, чтобы ты кое-что рассказал мне, — говорю я, протягивая Соби папку. — Здесь краткие досье на трёх членов Совета. Всего лишь сухие однотипные строчки, а я хочу знать, что из себя на самом деле представляют эти люди.

— Я не так хорошо с ними знаком… — начинает Соби, с такой осторожностью перелистывая карточки, будто они в любой момент могут воспламениться.

— Но ты знаешь их с детства. И наверняка лучше, чем многие.

Мои слова воскрешают какие-то воспоминания, проступившие тенью на его лице. Соби возвращает папку мне, откидывается на спинку лавки.

— Из них только один системный — Кунуги-сан. В Совете он для того, чтобы регулировать взаимодействие системных с обычным миром.

— Это какое же взаимодействие?

— Например, если кто-то после битвы попадает в больницу или тюрьму. У него очень опасный Боец. Не самый сильный, зато глава полицейского участка.

— То есть может быть очень полезным, а может и сильно нагадить, так? Ладно. Дальше.

— Чома-сан, — произносит Соби после паузы и почему-то умолкает.

— И что с этим калекой?

— Пусть тебя не смущает его инвалидность. Он очень неприятный человек. В детстве он часто меня пугал.

— Я думал, в детстве ты боялся только темноты и того, что Минами пересолит суп.

— Это был страх другого рода. Просто в его присутствии я всегда чувствовал себя так, словно храню какую-то ужасную тайну, а ему о ней известно, и в любой момент он может меня разоблачить. У него… плохие глаза.

Мельком смотрю на фотографию высохшего старика, который — если верить досье — на прошлой неделе простился со своим восемьдесят шестым годом. Обычный морщинистый дед с дряблой шеей, как у черепахи.

— Он системный аналитик, — продолжает Соби, тоже взглянув на снимок. — Все системные правила, нововведения и законы, начиная с шестидесятых, — его заслуга. Он очень проницателен и дотошен.

— Значит, приглашать его на чашку чая не буду, — хмыкаю я. — Дальше.

— Хориэ-сан.

Для наглядности перемещаю наверх третье фото, запечатлевшее невзрачного мужчину с неуверенной улыбкой.

— Если в двух словах, то… добряк и неудачник. Вся его биография — сплошная комедийная пьеса, начиная с развода и…

— Проматывай дальше, — морщусь я, — куда-нибудь на Луны.

— Раньше он занимал пост начальника службы безопасности, но с тех пор как появилась Нана и переняла большую часть его обязанностей на себя, надобность в нём отпала. Его должность сохранили номинально, а в Совете его оставили из уважения. К нему никто никогда не прислушивался и не воспринимал всерьёз, — Соби поворачивает голову ко мне, но поскольку я задумчиво таращусь в пространство и не прерываю, решает поделиться ещё парой сплетен: — Когда он, ещё до Наны, предложил обновить систему безопасности, над его идеей только посмеялись. А когда несколько лет спустя то же самое предложила Нана, Совет тут же выделил средства на…

— Довольно, Соби, — отмираю я. Задумался я вовсе не над комедийной биографией Хориэ-сана, а над тем, насколько удачно этот персонаж вписывается в мои планы. — Ты должен убить его.

Соби, нужно отдать ему должное, даже в лице не меняется. Однако смотрит на меня с немым ожиданием, то ли надеясь, что ему послышалось, то ли рассчитывая, что сейчас я рассмеюсь и скажу, что пошутил. А смеяться, собственно, тут не над чем. Как я и говорил, этот выбор не будет радостным.

— Повтори, пожалуйста, — просит Соби, не дождавшись от меня никаких пояснений. Очень спокойно просит, как будто я учу его стихотворению.

— Ты должен убить Хориэ-сана, — внятно повторяю я. — Не сейчас, недели через две-три.

Соби перестаёт высматривать что-то в моём лице, садится прямо и долго молчит, глядя перед собой. Поначалу может показаться, что ему плевать на новое задание. Но я-то в состоянии представить, чего ему стоит изображать это арктическое хладнокровие.

— Разреши мне закурить, — наконец просит он.

И я настолько впечатлён его нынешней выдержкой, вместо обычных подрагивающих пальцев и отчуждённо застывшего взгляда, что без колебаний разрешаю. Пока он достаёт сигарету из пачки и прикуривает, пытливо слежу за его руками. Но отлавливаю лишь, что колёсико чиркнуло со второго раза.

— Он несистемный, Сэймей, — говорит Соби, выпустив дым в сторону.

— Без тебя знаю.

— В обычном мире это уголовное преступление. В системном — нарушение закона, которое карается…

— Заткнись. Если бы я хотел забить себе голову этим, открыл бы книгу по юриспруденции.

Соби делает ещё две затяжки и пристраивает руку с сигаретой на колене. Столбик пепла медленно съедает белоснежную бумагу.

— Я всего лишь пытался сказать, что если дело раскроет полиция, пострадаю я один. Но если обо всём узнают в Совете…