Место третьего

За спиной Гомон круглым наростом торчали настенные часы, и, когда подошла к концу двадцать шестая минута нашего разговора, я предложил встретиться уже в более приветливом антураже, предполагающем удобные стулья и горячий чай. Помявшись немного для видимости, она согласилась.

Наша первая встреча стала полнейшим кошмаром, потому что Гомон додумалась притащить с собой Бойца. Это тощее бесцветное пугало нелепо смотрелось рядом с Гомон, одетой в праздничный сарафанчик. Парень не понравился мне с той самой секунды, как мы коснулись друг друга взглядами. И судя по его дальнейшему поведению, неприязнь оказалась обоюдной.

Я повёл Гомон в кафе неподалёку от станции метро, стараясь не обращать внимания на присутствие её Бойца. Но значиться пустым местом Токино не желал. Он шёл в полушаге позади нас, но по центру, не давая мне приблизиться к ней меньше, чем на метр. Когда уже в кафе мы стали устраиваться за угловым столиком и я предложил Микадо стул, стоящий спинкой ко входу, он отодвинул противоположный, на который по привычке нацелился я, и усадил её, потянув за локоть. Я стерпел и это.

Беседа никак не клеилась, потому что, стоило мне начать что-то говорить Гомон, её Боец тут же встревал на полуслове, спрашивая у неё какую-нибудь ерунду, начиная с «Ты выглядишь так, будто хочешь салат, я закажу?» и заканчивая «Куда пойдём гулять в субботу?».

Гомон всё металась между нами, пытаясь одновременно и отвечать на его глупые вопросы, и поддерживать недо-разговор со мной, но потом вышла из себя и, чуть не плача, заявила, что он портит ей свидание. Так я узнал, что, оказывается, нахожусь на свидании.

Токино сильно огорчился, предложил самоустраниться, раз он всё портит. Но когда я уже был готов вздохнуть с облегчением, Микадо вдруг принялась успокаивать его и извиняться, чем стёрла мои последние надежды на вменяемое завершение вечера.

Уходили мы из кафе и прощались у метро всё в том же составе. Токино — притихший и расстроенный, но не прекращающий влезать посреди фразы с расспросами о её самочувствии и хотелках на ближайшую минуту. Мы с Гомон — немного злые и так и не поговорившие практически ни о чём.

Моему звонку на следующий день Микадо, судя по голосу, была очень рада, но удивлена. Ну, после такого-то «свидания» я бы тоже удивился, что мой номер не закопали на дне мусорной корзины. И словно в оправдание за вчерашний крах, я услышал доверительную исповедь.

— Мне правда очень-очень жаль, — закончила Гомон с тяжёлым вздохом. — Я знаю, что сама всё испортила. Не нужно было брать с собой Токино. Но он так настаивал… Ты должен его извинить. Понимаешь, он… он такой…

— Надоедливый? — подсказал я.

— Да, надоедливый! И суетливый, и слишком заботливый, и… Он всё время боится за меня, всё время думает, что со мной может что-то случиться. И обращается как с ребёнком. Микадо, не открывай форточку — простудишься! Микадо, не ешь эту рыбу — отравишься! Микадо, не встречайся с этим парнем — ты его совсем не знаешь…

Она запнулась, сообразив, что болтнула лишнего. Но меня это ничуть не обидело. Только что она сама рассказала мне, как провести кампанию «Стань другом за неделю».

— Он твой Боец, для него естественно волноваться за тебя.

— Ну да, конечно, ты же и сам через всё это прошёл, — усмехнулась она. — Знаешь, Аояги-кун, раньше мне совсем не с кем было поговорить о Бойцах. Я почти ни с кем не общаюсь, кроме самого Токино.

Несмотря на грубый намёк, мне захотелось подыграть.

— Вот как? Значит, и в этом мы похожи. Когда постоянно занимаешься Бойцом, на других людей совсем не остаётся времени. Но может, ты бы могла найти его для ещё… одного свидания? И в этот раз желательно тет-а-тет.

— Правда? — Гомон рассмеялась. — Я была бы рада встретиться снова. А что, если уже завтра? Ой, извини, у тебя, наверное, уже есть какие-то планы. Тогда я…

— Нет, всё хорошо, я свободен вечером. Завтра меня устроит.

— Отлично! Где поужинаем?

— Давай лучше погуляем. Приезжай на станцию Йога, выход — к банку Сэтагая. Я тебя встречу.

К середине августа Токио становится похож на огромную растопленную печь, в чреве которой лениво ворочаются тысячи влажных червей. Пронзая душный воздух, солнечные лучи рассыпаются по макушке и плечам, оставляя зудящие пятна. От них уже не спасают ни высыхающие деревья парка, ни искусственный воздух кондиционеров в кафе. Инстинктивно тянет к воде, и в очередную нашу встречу мы с Микадо приезжаем к океану.

Вдоль пристани тянется вереница пустых лавочек с потрескавшейся на жаре краской. Нагретое дерево сидений чувствуется даже через ткань брюк. У меня в руках бутылка тёплой минералки, к которой я стараюсь прикладываться пореже — всё равно вся влага тут же оказывается на футболке. А Микадо, несмотря на мой совет не налегать в жару на сладкое, облизывает клубничный пломбир. Мороженое тает очень быстро. Глядя на её перемазанные розовой слякотью щёки и подбородок, я всё гадаю: успеет она его доесть до того, как её светлое платье украсится клубникой, или нет?

— Наверное, я слишком громко чавкаю? Извини, — Гомон смущённо отворачивается, по-своему истолковав мой взгляд.

— Я ведь говорил, что есть мороженое в такую погоду — не самая лучшая идея.

— А у тебя какое любимое? — хитро спрашивает она.

— Мне надоела эта игра. Давай больше не будем.

Надоела она мне, вообще-то, ещё в первую нашу прогулку. Смысла подобной забавы я так и не понял. Какой интерес в том, чтобы постоянно спрашивать собеседника о его любимых фильмах, цветах, напитке или сорте мороженого, следом извещать о своих пристрастиях и шумно радоваться, если они совпали?

— Ты не любишь мороженое?

— Я не люблю бессмысленных разговоров.

— Тогда давай вести беседы со смыслом. Чем ты занимался вчера вечером?

— Читал.

— Правда? И я тоже!

Да нет, дело не только в играх. Микадо радуется любым совпадениям, даже таким нелепым, как это. И постоянно пытается их найти. А если находит кардинальное различие во вкусах или взглядах, жутко расстраивается, как будто есть что-то обидное и неприятное в том, чтобы хоть чем-то отличаться от другого человека.

— И какую же книгу?

— Ну… — Гомон на какое-то время замолкает, расправляясь с остатками мороженого, выбрасывает палочку и слизывает розовую кашицу с пальцев. — Я читаю мангу.

— Наверное, милые любовные истории с красивыми девушками и отважными юношами?

— Не совсем, — она продолжает обсасывать пальцы, отчего-то стремительно заливаясь краской. — И там нет девушек. Ну… а… А ты что читал?

— Учебник по литературе, — говорю я, пытаясь понять, что она сейчас имела в виду.