Москва, Адонай!
Шрифт:
Лейтенант кивнул:
– Ладно, можете забирать его… Девушка, погодите…
Полицейский подал Лике планшет с протоколом.
– Распишитесь в графе понятого. Все данные, там выше еще несколько строк заполнить нужно.
Лика оперла планшет на стену и вписала паспортные данные.
– Телефончик еще не забудьте оставить.
«Этого еще не хватало! Такого романтичного мента у меня еще не было – рядом с трупом-то, самое то».
Поймав на себе недоуменный взгляд женщины, полицейский смутился:
– Да нет, вы не поняли, в протоколе имею ввиду, чтобы в случае чего,
– А-а-а…
Лика натянуто улыбнулась и вписала телефон, после чего снова подошла к картинам.
В эту минуту в комнату вошел нерешительный молодой МЧС-ник с курсантскими погонами и молочными щечками. Раздухарившаяся хозяйка, казалось, только сейчас его вдруг разглядела, как будто только что проснулась, разлепив свои жирные веки. Она подбоченилась и с вопросительным вызовом уставилась на интеллигентного юношу:
– Так, господа спасатели, а это что за щекастый хуесос тут нарисовался?
МЧС-ник со шрамом моментально среагировал:
– О Аллах всемогущий… женщина, это не хуесос, это наш стажер – Ванюша Андреевич… Ванюш Андреич, яви нам интеллект и чувство собственного достоинства.
– Гав! Гав!
Хозяйка брезгливо сощурилась:
– А почему он тявкает?
– Это он от нервов, сука-урод. Все-таки первая рабочая смена за стажировку, а уже седьмой человек за эту ночь его щекастым хуесосом зовет… И главное, – тут спасатель Роман возмущенно воздел руку к потолку. – И главное, как сговорились все, вот почему именно щекастый? Предположим, что на хуесоса он действительно очень даже похож, но почему, ради всего святого, почему именно щекастый?
– Гав! Гав! Гав!
Спасатель растрогался и с нежностью посмотрел на взволнованного стажера, как будто вспомнил что-то задушевное, известное о жизни курсанта лишь ему одному.
– Между прочим, очень тяжелой судьбы молодой человек… Да не переживайте, Ванюша Андреевич, скоро пойдем домой, я знаю, что вы тоже возмущены, но что поделаешь, такие у нас условия работы… Идите к ноге, Ванюша Андреич, вот сюда, к ноге, кому говорю…
Щекастый хуесос с курсантскими погонами суетливо подбежал к ноге спасателя, Роман почесал ему за ушком, а затем похлопал по макушке бритой головы.
– А теперь сидеть, Ванюша Андреич, сидеть… место, говорю, сука-урод.
Курсант послушно сел и затеребил хвостом по грязному, липкому полу.
Явление V
Через полгода после рождения сына Лиля вышла из зоны недосягаемости, всплыла на поверхность, как субмарина. Лика организовала для Орловского свидание с ней – назначила подруге встречу в кондитерской, куда пришел актер и ничего не подозревающая молодая похорошевшая мать: подчеркнуто опрятная и здоровая, чуть раздавшаяся хлебной белизной и вызревшая. Когда Арсений увидел ее, почему-то почувствовал на губах тонкое молочное послевкусие. Наткнувшись на Орловского, она вздрогнула, попятилась.
– Да погоди ты, не уходи-ты, Лиля, что ты… я просто хочу немного поговорить… Я же не прошу ничего… расскажи о ребенке, о себе… только это. Пара слов.
Актер резко встал, стол со скрипом отодвинулся в сторону – Лиля вопросительно смотрела,
в пол-оборота. Насторожилась, как поднявшая голову антилопа – обернулась на треск сучьев и приготовилась бежать…На минуту Арсению показалось, что он переигрывает.
Лиля долго и пристально смотрела – выжидательно, с боязнью заглянула в глаза – нащупала там спокойствие и прошла к столику, где Арсений только что сидел.
– Хочешь что-нибудь? Здесь какао и латте вкусный: я уже три чашки выпил, пока тебя ждал.
Равнодушно приподняла брови и пожала плечами.
– В принципе, не откажусь.
– Официант, можно еще два латте… один опять с ликером, а второй просто.
Смазливый парень с зализанными русыми волосами кивнул и пошел к бару. Пахло шарлоткой, вишневым пирогом и кофе.
Арсений с жадностью разглядывал лицо Лили, глаза торопливо перебирали каждую морщинку, коснулись ямочки на подбородке.
– Как бы после четвертой чашки тебе плохо не стало…
– Сегодня меня даже мышьяк с ног не свалит, такая во мне жажда жизни, – улыбнувшись, вскинул руки в стороны. – А вообще я уже полгода хожу, как оглашенный… очень счастлив, что ты родила ребенка… Хоть и не мне… счастлив, что он просто есть, существует…
Поправила русые волосы. Розовые губы дрогнули.
– С одной стороны, мне приятно твое отношение к наш… к моему ребенку, а с другой, я обеспокоена… Зачем ты здесь? Еще и Лику умудрился подговорить, чтобы она меня сюда заманила… Что задумал? У нас семья, и мы счастливы. А если говорить прямо: третий лишний – это же очевидно.
Поджала губы, как захлопнутые двери.
Актер развел руки в стороны:
– Ничего не задумал, просто хотелось больше узнать о ребенке… Несколько слов – что? Разве это много?
«Мы счастливы…», «разве это много?». Господи, неужели Дивиль действительно считает, что эти диалоги годятся? Меня сейчас просто вИривит… вИрвит, блядь, со всей этой слащавой ахинеи…
– Представь себе, носить в голове мысль, что у тебя есть сын, и не видеть его, вообще ничего не знать… Хоть фото покажи.
Лиля, почти не моргая, смотрела на Арсения, пытаясь проникнуть в его мысли:
– Это не твой сын… Зачать – еще не значит быть отцом.
Нет, ну просто еб твою мать… Прям афоризмы уже в ход пошли… Прям ебаный в рот какой-то…
Орловский фыркнул:
– Слушай, давай без избитых истин? В любом случае физиология остается физиологией, наследственность – не пустой звук… Покажи фото, я прошу. Иначе ты бы могла зачать от первого встречного и не парилась бы насчет выбора…
– Мы его еще не снимали… слишком маленький. Некоторые в соцсети выкладывают фото новорожденного… дикость! Я всем запретила его фотографировать пока.
– Суеверна? Боишься, что через фото что-то забрать можно?
– А даже если и так? Почему вот иконы нельзя снимать, совершенно справедливо запрещают в монастырях и соборах фотографировать… фото разрушает энергетику, оно что-то меняет… Ярослав для меня – моя икона, мой монастырь, и я не хочу, чтобы его фотографировали. Пока он такой маленький и хрупкий.