Мученик

– Не солдаты, кем бы они ни были, – заметил я, и, приподняв бровь, посмотрел на Уилхема. Он выглядел напряжённо, и мне не понравилась жёсткость в его лице, наводившая на мысли о бойцовском псе, который рвётся с привязи. – Лучше дождаться полной темноты, – добавил я. – Я возьму тех, кто хорошо обращается с кинжалом, снимем людей по краям, подожжём палатки…

– Деликатность тут ни к чему, мастер Писарь, – оборвал он. – Ещё хватает света для атаки, и местность тут довольно ровная. Впрочем, полезно перерезать им пути отхода. Возьми мастера Флетчмана и ещё четверых, кто лучше обращается с арбалетом, и обойдите лагерь с севера. Скорее всего они побегут от ручья. – Он встал, чтобы спуститься с подветренной стороны холма, бросив через плечо: – Если сможете отличите их вожака, то сохраните ему жизнь. В остальном не вижу необходимости в милосердии.

Спустя час я вместе с Эймондом, Флетчманом и ещё тремя сидел в сотне шагов от северного фланга лагеря. Лошадей мы оставили на пригорке, по широкой дуге обошли поющих дураков и заняли позицию в низине. Эймонд нетвёрдыми руками сжимал арбалет, а его лицо с того времени, как мы нашли святилище, застыло бледной маской с широко раскрытыми глазами. Он неплохо стрелял из арбалета, но далеко не идеально, и я выбрал его, чтобы избавить от атаки на лагерь. Я не сомневался, он бы послушно помчался галопом вместе с остальными, но у меня возникали зловещие мысли при оценке перспективы его выживания в драке, которая, несомненно, последует. Как и многие души, которых на войну заманили грёзы о славе, Эймонд начинал понимать, что этот кусочек на самом деле весьма горький.

– Целься ниже, – напомнил я ему. – Арбалет дёрнется вверх, когда нажмёшь на спуск.

Его бледное лицо покрылось потом, несмотря на вечернюю прохладу. Он кивнул и натянуто ухмыльнулся, когда я тихонько ударил его по плечу.

– Всё кончится мигом, – ободряюще сказал я ему. – Здесь нам встретится лишь кучка пьяных трусов.

Я взглянул на Флетчмана, который наставлял стрелу с широким наконечником на ложе своего лука. Ещё две он сунул под тесёмку на руке. Перед выездом из замка я смотрел, как он держал стальные наконечники над дымом свечи, чтобы скрыть их блеск. Я знал, что Флетчману не нужны советы, куда целиться.

– Под кем ты ходил? – шёпотом спросил я его.

– Никогда не нравилось ходить под кем-то, – ответил он. – Только если по необходимости, и когда хорошо платили. Иногда выполнял шабашки для Шильвы Сакен. – Я посмотрел, как он поджал губы, и понял, что он для неё не оленей выслеживал.

– Она ещё жива? – спросил я, благоразумно не став давить на неприятную тему.

– Насколько я слышал. Хотя нынче она не очень-то любит бродить по лесам. Зарабатывает монету на контрабанде, а те, кто раньше заправляли этим делом, несколько лет назад встретили несчастный конец. – Он говорил пренебрежительным, сплетническим тоном, каким разбойники обычно небрежно рассказывают о предательстве или убийстве.

– Я её не видел, и ничего о ней не слышал с Моховой Мельницы, – прокомментировал я, мысленно добавив: «Декин порадовался бы, узнав, что она выбралась».

– Скверная история, – проворчал Флетчман. Он повернулся ко мне и осторожно на меня посмотрел. – Слышал байку, будто это Резня на Моховой Мельнице наставила вас на путь истинный, мастер Писарь.

Я сдержал едкую усмешку.

– Ты слышал неверную байку. Путь, на который меня наставила мельница, привёл на Рудники.

– Так это правда? – Интерес в его глазах чуть вырос. – Вы сбежали с Рудников?

– Я и ещё двое. Ну, на самом деле был ещё и четвёртый, но он долго не протянул. – Мне не очень-то хотелось углубляться в рассказ о побеге с Рудников, поскольку это неизбежно подняло бы воспоминания о жертве Сильды, о Брюере, который сейчас лежал в могиле в Фаринсале, и о Тории, которая мученики знают где. В настоящих друзьях хуже всего то, что по ним скучаешь, когда они умирают.

– Потом бежали до самого Каллинтора, – быстрее зашептал я. – И там я встретил Помазанную Леди, хотя тогда мы называли её просто капитаном.

– Так значит, это её слова вас обратили?

– Можно и так сказать. – Я решил, что лучше не рассказывать Флетчману о том, что в роту Ковенанта я записался, только чтобы избежать петли, которую один восходящий хотел повесить мне на шею. Набожные души предпочитают простые рассказы, без неуклюжих сложностей и нюансов, характеризующих правдивую историю.

– Знаете, я был там. – Флетчман чуть придвинулся. – В замке Амбрис, когда вы вышли сразиться за Помазанную Леди. Видеть, как один из нас такое делает… – Он покачал головой, и от пыла в его немигающих глазах моя неловкость только усилилась. – Тогда я понял, что в её словах заключена истина. Истина, способная разбойника сделать рыцарем.

– Я не рыцарь, – натянуто улыбнулся я, избегая его взгляда. – И тот рыцарь, с которым я дрался, чуть не убил меня.

– Но вы с ним сражались, – настаивал Флетчман. – И сражались хорошо. Я видел его страх, как и все остальные. В тот день керлы узнали, что из знати кровь течёт точно так же, как и из них. Мне приятно было видеть, как из него течёт кровь, мастер Писарь. Надеюсь, со временем мы увидим больше знатных свиней, истекающих кровью, коли будет на то воля мучеников.

Я закашлялся, глядя в сторону лагеря в надежде услышать, как их пьяные завывания сменяются криками тревоги.

– Не любишь знать, да?

– Они повесили моего сына и брата. – Флетчман теперь тихонько шипел, но ненависть в его голосе я слышал ясно как день. – Люди герцога поймали их, когда они свежевали оленя, которого подстрелили, чтобы накормить голодающую семью. Их повесили медленно – разожгли костёр под ногами и смеялись, как они дёргали ногами. – Я слышал, как хрустнул лук в его сжатых руках. – Я отыскал подонков, которые это сделали – тех, что пережили войны и болезни. На это ушло несколько лет, но я их нашёл, и отомстил вот этим луком. Вогнал бы стрелу и в самого герцога, если б он за своё предательство не улёгся головой на плаху. Я стоял и смотрел, как он умирал, надеясь, что буду чувствовать… радость. Но это всё было пустое. Когда его голова покатилась по доскам, в моём сердце ничего не откликнулось. Так что я бродил по лесам – охотился, если проголодался, убивал, если нужны монеты, – и моё сердце всё это время оставалось пустым. Но всё изменилось, когда вы вышли из той толпы.

Заходящее солнце отбросило глубокую тень на лицо Флетчмана под широкой шляпой, но я разглядел его улыбку.

– Мы разберёмся с этими подонками-убийцами, – сказал он. – И со всеми остальными еретиками в этом герцогстве. Но, думаю, мы оба знаем, настоящая битва случится на севере, со знатью и их слугами-подхалимами. У моего дерьма набожности больше, чем у них всех.

К счастью от дальнейшей проницательности Флетчмана меня избавила волна криков из лагеря. Пьяное пение резко сменилось нестройным хором криков тревоги и паники, которые заглушала барабанная дробь копыт мчавшихся галопом лошадей. Вдобавок к дыму от костра взвилась пыль, закрывая большую часть того, что случилось дальше. Я различал лошадей, кружившихся во мраке, а суета тревоги сменилась криками и редким лязгом металла. Всего за несколько мгновений криков стало намного больше, а лязга – намного меньше. Вскоре после этого показались первые беглецы. Как и предсказывал Уилхем, они неслись по мёрзлой земле в нашу сторону, стараясь держаться подальше от ручья. Я насчитал по меньшей мере дюжину, и это пугало. Впрочем, я набрался храбрости от их трусости. Раз они сбежали так быстро, значит на сражение у них духу не хватило.

– Выберите себе цели, – сказал я, поднимая своё оружие. Как и у остальных верховых гвардейцев, это был стременной арбалет, который мы предпочитали за скорость перезарядки. – Стрелять с двадцати ярдов, – добавил я, наводя арбалет на парнягу в центре быстро приближающейся группы. Я держался, пока силуэт выбранной мною цели не стал шире железной скобы в передней части арбалета. Эймонд выпустил болт чуть быстрее, хотя и не настолько, чтобы это можно было назвать нарушением дисциплины. Я сдержал желание проследить за полётом его стрелы и сосредоточился на своём выстреле. Замок стукнул, арбалет дёрнулся и болт полетел, а спустя удар сердца бегущий человек упал на землю.