Мученик

– Бросайте! Бросайте живо!

Двое арбалетчиков с похвальной энергичностью послушно подняли бочку, окатив толпу алундийцев густыми потоками масла, а потом бросили в них горящий факел. Масло занялось немедленно, в воздухе засвистело, и пламя охватило Присягнувших, мгновенно породив столп дыма, воняющий горелыми волосами и кожей. Горящие люди кричали и бегали по стене, некоторые катались по полу, пытаясь погасить пламя, другие падали со стены или слепо переваливались за край и падали с дорожки во внутренний двор.

– Выталкивайте их! – крикнул я четвёрке алебардщиков, которых заметил по ту сторону густеющего дыма. Вместо дальнейших приказов я принялся рубить группу полыхающих фигур, направляя их в сторону промежутка между двумя зубцами. Вскоре и алебардщики приложили к задаче своё оружие, и нам удалось сбросить алундийцев на головы их товарищей. Некоторые пережили падение и продолжали извиваться во рву, уже набитом трупами, кричали от боли потрясённым землякам, которых вдруг словно охватила неподвижность. Лестница, по которой поднимались на стену эти горящие люди, оставалась нетронутой, её коснулась только пара языков пламени, но никто из алундийцев внизу, видимо, больше не собирался по ней взбираться. На остальных лестницах, прислонённых к стене по обе стороны от этой, тоже никого не было.

– Трусы! – крикнул алундийцам один из алебардщиков. – Точно как ваш герцог, который испугался встретиться с нашей Леди! Трусы!

Крик быстро подхватили все солдаты на южной стене, и орали с жестоким весельем и праведным гневом.

– Трусы! Трусы! Трусы!

Вглядываясь через вонючий дым, я увидел несколько лучников, сновавших внизу, и понял, что затишье вот-вот закончится.

– Сбросить лестницы! – командовал я, бегая по стене, тычками пытаясь вернуть в чувство этих насмехающихся дураков. – А потом в укрытие, если только не хотите получить стрелу в глаз!

И снова меня подивил уровень власти, которой я обладал, поскольку все солдаты в поле зрения забыли свои насмешки и бросились исполнять приказ. Я поблагодарил двоих арбалетчиков за скорость с маслом, а потом отправил их гасить непотушенное ещё пламя и скидывать со стены оставшиеся трупы. Вдову я нашёл бдительно стоявшей с пустыми глазами возле Суэйна. Капитан сидел у стены, и осмысленность его взгляду вернулась лишь частично. На лице Вдовы не читалось никаких эмоций, и только ходили желваки, поскольку она что-то жевала.

– Выплюнь, – приказал я, поняв, что именно она ест. Вдова открыла рот и дала выпасть из него полупрожёванному куску плоти. Её лицо по-прежнему практически ничего не выражало. – Помоги мне с ним, – проворчал я, закидывая на плечо руку Суэйна, и стал поднимать его. Судя по качавшейся голове и невнятной речи, капитан, видимо, крепко отхватил по голове, и в придачу ему сильно сломали нос.

– Нужен здесь… – промямлил он, покачиваясь на слабых ногах.

– Вы нужны в лазарете, – сказал я ему и повернулся ко Вдове, покосившись на глубокий порез, красовавшийся у неё на лбу. – И вы тоже. Отведите капитана к просящему Делрику. – Я отпустил руку Суэйна со своего плеча и указал на её порез: – И пусть вам там заодно зашьют это.

Она без слов кивнула и стала помогать Суэйну идти в сторону лестницы. Тут я заметил, что на ремешке на её запястье всё ещё болтаются остатки топорика. В пылу сражения лезвие свалилось, и осталась только расколотая рукоять.

– Стойте, – сказал я и наклонился, чтобы поднять боевой молот с короткой рукоятью из обмякшей ладони громилы, которому вышиб мозги Суэйн. – Возьмите это. Он, похоже, довольно крепкий и протянет дольше.

Когда она принимала оружие, на её лице снова появилось хоть какое-то выражение. Она покрутила молот и просветлевшими глазами посмотрела на блестящий боёк. «И от безумцев бывает польза», напомнил я себе, приглушив приступ вины. Я знал, что даже если эта женщина переживёт осаду, то останется мёртвой во всех отношениях, кроме желания причинить ещё больше боли.

– И отдохните перед возвращением, – добавил я, тупо глядя, как вдова и капитан хромают по ступенькам.

Больше штурмов не было. К сумеркам алундийцы отступили от южной стены, а вергундийские лучники продолжили беспокоить нас, как только опустилась полная темнота. К этому времени уже все солдаты роты на печальном опыте научились уважать искусство наших мучителей и передвигались с привычной осторожностью и опаской, не предоставляя вергундийцам новых жертв. Поэтому они вернулись к прежней тактике и стали случайным образом пускать залпы огненных стрел в надежде поджечь что-нибудь важное. Впрочем, Уилхем держал Гвардию наготове с вёдрами воды, и любые очаги возгораний тут же быстро гасили.

Когда закончился мой дозор, я надеялся вернуться на свой тюфяк в башне и проспать столько часов, сколько позволит герцог Оберхарт до очередной атаки. Однако оказалось, что Эвадина поджидает меня в главной комнате. Она сидела у очага на стуле с высокой спинкой, который наши плотники сколотили для неё из лишних досок. Когда она подозвала меня, мне пришлось опустить свой усталый зад на хилую табуретку напротив. От следующих слов Эвадины ножки моего сидения скрежетнули по камню:

– Теперь ты капитан, Элвин. – Она с сочувствием улыбнулась. – Поздравляю.

Я ошеломлённо уставился на неё, живот скрутило от страха особого рода, который появляется от нежеланной ответственности.

– Суэйн...? – начал я, но она меня оборвала.

– Будет жить, но просящий Делрик говорит, что из-за ранений ему какое-то время придётся лежать одурманенным в постели.

– Но Уилхем, сержант Офила…

– Уилхем командует Гвардией, и для этого он лучше подходит. А ещё он не пользуется в роте таким же доверием, как ты. Сержант Офила отличный и храбрый солдат, каких мало, но её… тактическая сообразительность ограничена. А твоя – нет, как ты сегодня продемонстрировал.

Я начал было формулировать новые аргументы, собираясь полностью объяснить свои многочисленные недостатки как солдата, так и человека. Но плотная решительная улыбка Эвадины сообщила мне, что все они будут бесплодны. Да, она была со мной откровенна, как ни с кем из этой роты – включая даже Уилхема, которого она знала с детства, – но это не делало нас равными. На самом деле, кто вообще мог бы считать себя равным такой, как она? Она сделала меня капитаном, и от такой чести нельзя отказываться.

Тяжело вздохнув, я некоторое время разглядывал огонь. В голове проигрывались мимолётные фантазии о том, что можно как-то ускользнуть за стены и сбежать в алундийские пустоши. О том, как я доберусь до побережья, отыщу Торию и потребую свою долю клада Лаклана, если, конечно, она его вообще нашла. Разумеется, всё это было чепухой – никаких лазеек из этого замка нет, и, даже если бы они существовали, то, несмотря на все мои абсурдные измышления, глубоко внутри я знал, что не воспользовался бы ими. Моя судьба связана с судьбой Эвадины, и так было с тех самых пор, как Ведьма в Мешке украла жизнь из меня, чтобы вылечить её. Теперь от наших уз не отказаться.