Мученик

– Трусы! – эхом от стен разносился крик, повторявшийся снова и снова. – Трусы! Трусы! – кричалку подкрепляли многочисленные похабные оскорбления и насмешки, по большей части сосредоточенные на одной конкретной теме:

– Скажите своему герцогу, пусть выйдет и сразится с нашей Леди! – крикнул арбалетчик убегающим алундийцам и рассмеялся, пригибаясь от стрелы. – Пошлите его, пускай подыхает, чтобы умирать не пришлось вам, чокнутые ебланы!

Я не мешал этим крикам, зная, что они помогут роте не хуже обеда, и в итоге они сами начали стихать. Когда радостные вопли умолкли, им на смену донеслись смешанные стоны и редкие вскрики алундийцев, оставшихся во рву. Через оставшийся дым я разглядел двигающиеся фигуры, некоторые пытались уползти, а большинство просто вздрагивали и дёргались, как бывает, когда жизнь покидает тело.

– Подниму вымпел переговоров, – сказал Уилхем, направляясь в угол внутреннего двора, где стояло несколько наших знамён. – Пускай приходят и расчищают тут всё.

– Нет, – тихо, но твёрдо сказал я.

Он остановился, удивлённо покосившись на меня.

– Обычай сражений требует… – начал он, раздражённо хмуря лоб, но я его тут же прервал:

– Обычай не помешает им вырезать каждую душу в этом замке, если они его захватят. Трупы заполняют брешь не хуже камней, и вид мертвецов наверняка замедлит атаку всех, кто пойдёт следом. Пускай лежат там, сержант. Больше никаких переговоров.

Не знаю, от отвращения или от уязвлённой гордости, но раздражение на его лице сменилось гневом. Губы сжались в суровую линию, лицо напряглось, он поднёс костяшки ко лбу и едким тоном проговорил:

– Как прикажете, капитан.

Встретившись с ним взглядом, я быстро перебрал в памяти многочисленные примеры того, как вожаки разбирались с неповинующимися подчинёнными. Декин в зависимости от настроения либо избил бы Уилхема до крови, либо просто сломал бы ему шею. Сильда дала бы ему немного покипятиться, а потом успокоила бы его внутренние раны парой тихо сказанных афоризмов. Суэйн рявкнул бы команду заткнуть пасть, а если бы тот не исполнил, то приказал бы его выпороть. Какой бы вариант я ни выбрал, главный урок этого момента состоял в простом понимании, что между мной и этим человеком всё изменилось. Эвадина привела веские доводы о том, почему нужно поставить меня над ним, но это не меняло того факта, что теперь разбойник из керлов будет руководить аристократом, пускай даже опозоренным и лишённым наследства. Время покажет, переживёт ли эту перемену та дружба, что зародилась между нами в тени Эвадины, но она оставалась глубокой.

Моргнув, я кивнул головой в сторону юго-западной стены, где солдаты Офилы перестаивались после хаоса сражения на стенах.

– Возьми Гвардию и помоги перенести раненых просящему Делрику. Вряд ли герцог попробует сегодня ещё раз, но надо подготовиться на тот случай, если всё-таки попробует.

Напряжённость чуть ушла с лица Уилхема, он кивнул, на этот раз не отбивая лоб костяшками, развернулся и крикнул приказы Гвардии. Я же снова повернулся к отрядам, по-прежнему шеренгами, стоявшим во дворе, стараясь, чтобы жалобные крики, доносившиеся от бреши, не приковали туда мой взгляд.

– Третья шеренга, разойтись! – приказал я. – Соберите все стрелы, а потом можете поесть. Остальные поедят, когда эти вернутся. Если хотите, садитесь, но оставайтесь в строю.

Как я и предсказывал, день закончился без попыток пройти через брешь. Группу Присягнувших с вымпелом переговоров отогнали тщательно нацеленными стрелами из лука Флетчмана. Жуткая какофония валяющихся раненых алундийцев доносилась несколько часов и только с наступлением ночи наконец стихла. Подозревая, что герцог под покровом темноты может начать атаку, я по очереди отправлял отряды роты поесть и поспать, сколько получится, пока не стемнело. В полночь я собрал всех, но алундийцы так и не пришли, хотя ночь выдалась богатой на топот марширующих сапог и скрежета колёс телег. Герцог Оберхарт, очевидно, решил перегруппировать свои войска, и только на рассвете его намерения стали ясны.

Большую часть ночи я провёл на башне после краткой прерывистой дрёмы в комнате внизу. Я знал, что мне снился какой-то бредовый сон, но по пробуждении его образ от меня ускользнул. «Может, Эрчел принёс мне очередное предупреждение», подумал я, потирая висок, поскольку пульсирующая боль снова дала о себе знать. В последние дни она стихла, или может я перестал её замечать из-за бесконечных задач, которые сваливаются вместе с должностью капитана. А теперь она сомкнула свои крепкие пальцы на моём черепе и сжимала с садистской настойчивостью. Я надеялся сэкономить запасы обезболивающего эликсира, но пульсация стала такой непреодолимой, что мне пришлось отхлебнуть опасно большой глоток, прежде чем подниматься по лестнице на крышу.

Тем утром солнце взошло на чистом небе, освещая лоскутное одеяло алундийских войск, развёрнутых огромным кольцом вокруг всего замка. Казалось, их расставили равномерно, и потому я не мог предугадать, где сосредоточится очередная атака. Впрочем, я отметил тот факт, что теперь все воины расположены напротив бреши. Я-то лелеял некоторую надежду, что герцог прекратит атаки до тех пор, пока не переставит Железную Башку, чтобы пробить очередную брешь во внешней стене. Второй проём в нашей обороне означал бы, что мы не сможем удерживать нижнюю часть крепости, зато это дало бы нам ценное время. Но по неизвестным причинам герцог Оберхарт, видимо, не желал потратить на всю осаду ни дня больше того, чем необходимо. Вскоре всё его воинство разом атакует стены, заставив нас их оборонять, а в это время его лучшие отряды будут пробиваться через брешь.

– Сегодня мы потеряем внешнюю стену, – сказал я Эвадине, после того, как Эйн по моей просьбе позвала её на крышу башни. – Не вижу, как этого избежать. Скажу Делрику переместить раненых в подвалы башни вместе с оставшимися запасами.

Она в ответ лишь неопределённо кивнула, и я увидел, что смотрит Эвадина не на окружающее нас воинство, а на дальний берег реки Кроухол. Я тоже провёл много часов, задумчиво глядя в ту сторону, видя лишь раздражающе пустую местность, но теперь, проследив за направлением её взгляда, удивлённо моргнул.

– Это…? – начал я, облокотившись на балюстраду, окружавшую крышу, и, прищурившись, уставился на небольшое оранжевое пятно на северном берегу.

– Маяк, – сказала Эвадина. – Нам дали ответ, Элвин.

– Но что он означает? – Я пристально вглядывался в далёкий огонь, надеясь разобрать какой-либо другой сигнал. Развевающийся флаг или же намного более приятный вид огромного количества солдат на марше. Вместо этого лишь одинокий маяк мерцал в утренней дымке. – Помощь идёт, или они предупреждают нас, что мы сами по себе?

Эвадина в ответ лишь спокойно улыбнулась, а потом направилась к лестнице.

– Надо надеть доспехи. Думаю, сегодня мне придётся обнажить меч ради нашей защиты. Если только у вас нет возражений, капитан.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Герцог Оберхарт начал атаку почти через час после восхода. Со стороны герцогского знамени донёсся звук трубы, который тут же эхом повторили другие, и этот резкий сигнал пролетел вокруг всего замка. В ответ все когорты осаждающего войска бросились бегом вперёд.

Глядя с надвратной башни на этот натиск, я отметил, что и алундийские аристократы не избежали этого испытания, поскольку насчитал несколько дюжин рыцарей в доспехах среди тащивших лестницы простолюдинов. Поначалу всё пошло плохо для атакующих. Алундийцы этим утром не взяли свои передвижные щиты, а просто на полном ходу побежали к нашим стенам. Поэтому, прежде чем они донесли лестницы до рва, многие пали от болтов и трофейных стрел наших арбалетчиков и лучников. Когда подняли лестницы, началась рутина – убивать первых взобравшихся и сбрасывать их вниз. Тела постоянно падали в ров, лестница за лестницей скидывались со стен, а стоявшие без дела ожидали своей очереди попасть под дождь из стрел. Противостояние длилось почти час, и за это время нашим врагам не удалось достичь успеха ни на одном участке стены. Да, мы растянулись, но и они тоже, и по лестнице за раз могло взобраться ограниченное количество человек.