Мученик
Шрифт:
– Уже проехали в ворота, – сказала она и нахмурилась, поскольку ритмичный топот приближавшегося плотного строя солдат становился всё громче. – И нам тоже пора.
Меня подгонять не требовалось – я пихнул Эймонда в плечо, и мы побежали по подъёмному мосту. Атака алундийцев началась несколько минут спустя – нестройная, разрозненная, начатая в спешке, когда тот, кто командовал их войсками, почувствовал, что они вот-вот лишатся добычи. Несколько дюжин алундийцев – Присягнувшие, судя по лёгким доспехам и разному оружию – набросились из темноты в безнадёжной попытке захватить подъёмный мост прежде, чем его поднимут. Большую часть свалил залп арбалетных болтов с надвратной башни ещё до того, как они
Когда накал борьбы стих, Суэйн рявкнул приказ, чтобы шеренги перестроились в две ровные колонны, и солдаты размеренно побежали в замок. Как только последний сапог сошёл с подъёмного моста, солдаты на лебёдке вернули на место штыри и начали энергично поднимать его. Трое алундийских рыцарей, у которых отваги было больше, чем здравого смысла, бросились вперёд и попытались попасть внутрь замка прежде, чем поднимут мост. Двое почти сразу пали от наших арбалетов, а третий, выдержав несколько попаданий, заставил своего скакуна запрыгнуть на скошенную плиту подъёмного моста.
Конь со всадником соскользнули по склону прямо во двор, мост за ними поднялся, и рыцарь провёл последние мгновения своей жизни, бесплодно размахивая мечом в сторону ближайших солдат. Видя, как по бокам коня течёт кровь по меньшей мере от дюжины болтов, пронзивших его доспехи, я крикнул, чтобы всадника оставили в покое. Я удивился, какой властью уже обладал к этому моменту, поскольку солдаты Ковенанта послушно отошли, расчистив круг, в котором умирающий алундиец всё махал мечом, пока из-за потери крови не вывалился из седла. Он лежал на брусчатке, задыхаясь и кашляя, пока, наконец, не замер. Я заметил, что на его шлеме не было искусного орнамента, как у лорда Мерика, но он всё равно отлично сделан, с коническим забралом, обеспечивавшим лучшую защиту, чем мой. А ещё, похоже, его конь вообще не получил повреждений.
Из этой вылазки не вернулись трое верховых гвардейцев, а ещё двое получили серьёзные раны и попали на попечение просящему Делрику. По всей видимости, эта атака заставила понервничать наших вергундийских мучителей, поскольку, хоть их преследования и не прекратились, ночные визиты стали менее частыми. А ещё они теперь старались пускать стрелы с максимального расстояния, доступного для их луков из рога, и потому выстрелы стали намного менее точными. Я почти ожидал, что вылазка поднимет у наших осаждающих более агрессивный настрой, но кольцо костров, усеивающих холмы, оставалось неизменным, дни проходили за днями, а на равнине не появлялось никаких отрядов с лестницами. А ещё на раздражающе близком холме с плоской верхушкой по-прежнему не было никаких признаков осадных машин.
Я всё так же занимался своими обычными делами – обучал Эйн, вёл ротные журналы, тренировался с Эймондом и остальными гвардейцами. А ещё, при любой возможности, проводил время со своим новым конём. Этот зверь во многих отношениях производил лучшее впечатление, чем Ярик. Его шкура была по большей части белой, кроме пепельно-серых бабок, и потому я назвал его Черностоп. Чем больше я узнавал его характер, тем больше понимал, что имя Сноб подошло бы ему лучше, поскольку надменности ему было не занимать. Кто-то сочтёт абсурдным желание приписывать себе способность оценивать лошадей человеческими мерками, но я по-прежнему уверен, что Черностопу было свойственно предубеждение по отношению к людям керлского происхождения.
– Вот, держи, – сказал я как-то утром, протягивая горсть овса к его морде, а он в ответ только фыркнул. И ещё продемонстрировал особое презрение, поняв голову и отводя глаза. И только когда я поставил
мешок овса на пол конюшни и отошёл, он соизволил поесть. Мои подозрения подтвердились, когда позднее я увидел, как он с радостью ест каштан из ладони Уилхема. Но всё же Черностоп разрешал мне себя оседлать и проехаться на нём по двору раз в несколько дней. Другое дело – останется ли он таким же податливым и во время битвы.– Давай, – пробормотал я наутро шестого после вылазки дня, протягивая морковку к его губам. Мало кто из лошадей может удержаться от морковки, но Черностоп, похоже, намеревался считаться одним из таких. – Ешь, упрямая свинота, – настаивал я, пытаясь запихнуть лакомство в его непокорный рот; безрезультатно.
Тогда я принялся сам есть морковь, многозначительно причмокивая, а Черностоп отвернулся, демонстрируя равнодушие, и тут снаружи раздался шум поднятой тревоги. Рота предпочитала барабаны, а не горны, и те зазвучали настойчивой двойной дробью, призывавшей всех строиться.
– Ой, да как хочешь, – сказал я Черностопу, бросив недоеденную морковь ему в кормушку. – В любом случае у тебя скоро будет новый наездник.
Увидев, что подняли вымпел роты, который теперь развевался под королевским штандартом на башне, я побежал на холм. Эвадина, Уилхем и Суэйн уже стояли на башне, когда я туда поднялся, и все смотрели на восточную равнину.
– По крайней мере, теперь мы знаем, чего ждал лорд Рулгарт, – сказала Эвадина. С одного взгляда на воинство, собравшееся на равнине, мне стало ясно, что эти силы куда больше той численности, которую мы приписали ранее лорд-констеблю. Глядя на армию противника, всегда нелегко определить точную численность, поскольку разум в такие времена стремится к преувеличению. Передо мной развернулась впечатляющая военная сила, расставленная в шахматном порядке: ровные шеренги воинов, менее стройные колонны Присягнувших, нестройные кучки лучников и скачущие по флангам рыцари. В центре всего этого располагался небольшой контингент верховых аристократов под развевающимся знаменем: чёрный медведь самого герцога Алундии.
– Пожалуй, тысяч десять? – предположил Уилхем.
– Больше, – проворчал Суэйн, и добавил с плохо скрываемыми нотками горечи в голосе: – В других-то местах им заняться нечем…
Сложно было упрекнуть его за такие слова. Лорд Рулгарт не начинал штурм наших стен и не сооружал осадных машин по одной простой причине: в этом не было необходимости, ведь его брат направлялся сюда со всей мощью алундийской армии. Герцог смог привести все свои силы к нашему порогу, а это значит, что никакое королевское войско не угрожает его границам. Рота Ковенанта совершенно одна в этом предприятии.
– Что это? – спросил я, когда взгляд упал на то, что поначалу я принял за обоз, направлявшийся к задней части алундийского войска. Когда он подъехал, я различил, что на самом деле это один длинный фургон – оригинальное изобретение со множеством колёс, запряжённое упряжкой из двенадцати лошадей-тяжеловозов. Фургон вёз нечто крупное и длинное, укрытое парусиной, хотя Уилхем быстро опознал, что под ней лежит.
– Так значит, мы всё-таки встретимся с машиной, – сказал он с натужной весёлостью. – Просто не с такой, какую ожидали.
Роты разделились, пропуская длинный фургон, который направился к центру воинства – погонщики остановили лошадей возле герцогского отряда. Извозчики спешно убрали полотна парусины, открыв длинный толстый ствол недавно срубленной и очень старой сосны, подвешенной на цепях к деревянной раме. На конце было прикреплено железное приспособление, напоминавшее голову барана, которую венчали огромные рога. Я сомневался, что наш подвесной мост, несмотря на всю крепость его конструкции, переживёт хотя бы один удар этой штуки, да и стены тоже.