Мы, мутанты
Шрифт:
Лорна помолчала, закусив губу. Не нужно было читать её мысли, чтобы понять, что сейчас в её голове совершается напряжённая работа.
– Но почему?! – наконец не выдержала она, хотя и понизив голос, но не менее экспрессивно. – Если он мутант, почему он позволяет так обращаться с нами?
– Я не знаю. Я не смог прочесть его память – мой дар ещё слишком не устойчив, я плохо умею им управлять. Я побоялся обнаружить себя, он и так, по-моему, что-то почувствовал. Так что могу лишь предположить. Думаю, это страх, Лорна. Он боится за себя – и потому старательно делает вид, будто к нему всё это не имеет никакого отношения.
– Но он же президент!
–
– Ну не фига себе! А нас учили в школе, что фашизм и коммунизм плохи как раз потому, что уничтожают своих же граждан! А чем эти лучше?
– В том-то и дело, что ничем, – вздохнул Чарльз. – И я очень надеюсь, что Кеннеди всё-таки одумается и хотя бы попытается всё остановить.
– А если нет?
– А если нет, нам придётся спасаться своими силами. Хотя я ещё не знаю, как.
И всё-таки, как бы отыскать возможность связаться с Эриком? Необходимость обсудить с кем-нибудь создавшееся положение становилась всё насущнее. Так дальше не может продолжаться, но Чарльз ничего не сделает в одиночку. Нужны друзья и союзники, а у Эрика, судя по всему, они есть. Быть может, у него есть и какой-нибудь план…
– Эй! – окликнул его Стив, взмахнув бутылкой. – Сам-то не хочешь по пивасику?
– Спасибо, я попозже.
– А, ну ладно. Мы тут оставили и тебе, и Жабе.
– А, кстати, где он? – вмешалась Рейн.
– Не знаю, он постоянно где-то пропадает.
И в самом деле, того мутанта, что свалил языком лестницу, в подвале не было. Чарльз сообразил, что не видел его со вчерашнего дня.
– Надеюсь, что он исчезает не для того, чтоб для нас донести. Эй, телепат, он об этом не думал?
– Да вроде нет… – отозвался Чарльз.
– А можно мне пива? – храбро спросила Лорна.
– Мала ты ещё, – отмахнулась Рейн. Лорна надулась, и Чарльз, усмехнувшись, приобнял её за плечи:
– Ничего, в следующий раз купим тебе колы.
– Да ну, не хочу я колу, не люблю её. Жаль, что мы гулять редко ходим.
– Это опасно, ты же знаешь.
– А вон Жабе не опасно. Хотя я рада, что его нету, – понизив голос, добавила девочка. – Какой-то он… противный. И правда на жабу похож.
– Лорна, он не выбирал, каким ему родиться.
– Знаю, но всё равно… Злой он какой-то, по-моему.
– Если на него все косятся, то неудивительно. Лорна, милая, ты не против завтра поскучать тут в одиночестве?
– А ты хочешь куда-то уйти?
– Да. Я хочу съездить посмотреть на свой бывший дом. У меня есть адрес. Память начинает пробуждаться потихоньку, и, возможно, если её подтолкнуть…
– А почему мы не можем поехать вместе?
– Да всё потому же – опасно. Я не хочу, чтобы нас в случае чего схватили вместе. Хорошо, что я, когда меня спрашивали, сказал, что собираюсь в Вашингтон, но всё равно – мы в опасности.
Лорна кивнула, хоть и с явной неохотой.
– Хочешь, я потом тебе расскажу, что вспомню?
– Хочу. А про своего друга ты что-нибудь вспомнил?
В памяти немедленно всплыли холодные глаза Эрика и раздирающая голову боль.
– Нет, – соврал Чарльз.
Добраться до особняка Ксавьеров оказалось не так уж и трудно. Полтора часа поездом до Плезантвилля, потом ещё примерно столько же на двух попутках, и вот впереди показался знакомый радиотелескоп. Последние пару
миль Чарльз прошёл пешком, узнавая места. Наконец узкая дорога упёрлась в закрытые ворота, висевшие между двумя основательными каменными столбами. «Частная собственность» было написано на табличке, прикреплённой к прутьям решётчатых ворот, а ниже, в петлях, красовался внушительный замок с продетой сквозь петли и дужку пломбой. Дорога уходила дальше сквозь ворота, изгибалась и исчезала за густыми зелёными зарослями. Чарльз сосредоточился, но полетевшая вперёд мысль не нашла за оградой никого. Судя по всему, в его владениях было пусто.Перелезть через не такую уж высокую ограду труда не составило. Чарльз неторопливо двинулся по подъездной аллее. Чувство узнавания стало почти физическим, отзываясь в душе щемящей тоской. Наверное, он любил свой дом. Эти заросли, которые он, как и всякий мальчишка, наверняка изучил вдоль и поперёк. Эту дорожку, по которой так здорово было мчаться на самокате или велосипеде… А катался ли он на самокатах и велосипедах? Память молчала, лишь кивая время от времени: да, это я знаю. И это тоже. И трёхэтажный особняк в неоклассическом стиле, показавшийся из-за деревьев, тоже мне знаком.
Чарльз поднялся на крыльцо, чувствуя, как колотится сердце, и стук крови отдаётся в ушах. Но двустворчатая дверь тоже оказалась заперта и опечатана. Чарльз огляделся. Напротив крыльца стоял небольшой пустой фонтан, в чашу забились сухие листья. Почему-то показалось, что когда-то он любил сидеть на его краю, опустив руку в прохладную воду, но реальное это воспоминание или плод его воображения, Чарльз сказать бы не взялся. Он вздохнул, сбежал с крыльца и пошёл вокруг дома, временами заглядывая в окна.
Годичное отсутствие хозяина не слишком сказалось на окружающем дом парке. Кое-где разрослась трава, кое-где нахальные вьюнки начали оплетать перила террасы с задней стороны дома, откуда открывался отличный вид на телескоп и плоскую равнину с разбросанными в продуманном порядке деревьями. Сквозь оконные стёкла внутри смутно проглядывала обстановка комнат – судя по всему, внутри дом был так же роскошен, как и снаружи.
Задняя дверь тоже была заперта, и ни одно окно не поддалось. Обойдя весь дом, чтобы убедиться, Чарльз вернулся к окнам, которые опознал, как окна кухни. Зачем-то оглянулся по сторонам, хотя вокруг не было ни души, и телепатия подтвердила, что внутри дома так же пусто, как и снаружи, после чего саданул локтем в стекло.
Оно разлетелось с хрустальным звоном. Осторожно, стараясь не порезаться оставшимися торчать в раме осколками, Чарльз сунул руку внутрь, нащупал запор и, распахнув окно, смог протиснуться в проём. Подошвы стукнули по чёрно-белой шахматной плитке на полу. Чарльз огляделся. Кухня была велика, но не огромна. Два стола в центре, шкафы из золотистого от лака дерева, плита, огромный холодильник у стены. На стене висело несколько фотографий. Одна из них привлекла внимание Чарльза, он протянул руку и снял её с гвоздика. Со снимка на него смотрели немолодая кудрявая женщина в строгом элегантном платье, с жемчужной ниткой на шее, и мальчик в школьной форме. Он сам? А женщина… Чарльз нахмурился, пытаясь выцарапать из непослушной памяти если уж не конкретные воспоминания, то хотя бы чувства и ассоциации. Но лицо женщины с фотографии перед его внутренним взором упорно расплывалось, изменялось и превращалось в лицо девочки лет восьми. Девочки с синей кожей, жёлтыми глазами и волосами цвета красного дерева. В её кошачьих глазах застыло опасливое удивление: «Ты… меня не боишься?»