Мы, мутанты
Шрифт:
– Под-донок! – пирокинетик от души пнул тело ногой под рёбра. Чарльза передёрнуло, хотя с прозвучавшим определением он не мог не согласиться.
– Что будем делать? – спросила мать девочки. Малышка заплакала, её всхлипывания чётко раздавались в наступившей тишине.
– Что, что… – хмыкнула Рейн. – Зовите Джима. А этого надо вытащить во двор. Не при детях же его…
Пирокинетик подтащил упавшую лестницу к стене и попытался пристроить её так, чтобы можно было подняться наверх. Рейн оттолкнулась от пола, легко допрыгнула до дверного проёма, и, стоя наверху, принялась ему помогать. Мутант с длинным языком пристально рассматривал Чарльза, но тому было не до него. До Ксавьера вдруг
– Постойте… Так нельзя!
На него оглянулись.
– Что нельзя? – осведомился пирокинетик.
– Убивать, – едва шевеля губами выдохнул Чарльз. Головная боль усилилась, всё тело охватил жар.
– А что с ним ещё делать? – пирокинетик пожал плечами. – Кстати, а откуда ты узнал?..
– Я телепат. Я услышал его мысли.
– А-а.
– Послушайте, должен же быть какой-то другой выход. Мы не убийцы, мы не должны!..
– Парень, – мутант вздохнул. – Он тебя и всех нас на смерть обрёк, чего это мы должны его жалеть? И как, по-твоему, мы ещё можем заткнуть ему рот? Как там, Рейн, держится?
– Ага, – отозвалась Рейн, и пирокинетик кивнул мутанту с языком:
– Помоги-ка…
Вдвоём они подхватили беспамятного и потащили его к лестнице, которую Рейн придерживала сверху. Чарльз привстал было, ведь им нужно было помешать, остановить… Но в следующий миг Ксавьер мешком свалился на матрас. А перед глазами вспыхнуло ещё одно видение, ярче и пронзительнее всех предыдущих…
…Лицо Эрика – жёсткое, сосредоточенное. На голове у него странный шлем, опускающаяся на нос стрелка искажает черты, и странный синий свет окрашивает его кожу голубым, однако сомнений нет – это он. Эрик подходит к Чарльзу, наклоняет голову и заглядывает ему в глаза. Нет, не к Чарльзу он подходит, а к кому-то иному, кого Чарльз держит своим разумом, чьими глазами видит, и чьими ушами слышит, и этот кто-то мысленно бьётся сейчас в страхе и отчаянии, пытаясь вырваться на волю. И его чувства странным образом совпадают с чувствами самого Чарльза, но разжать хватку нельзя, потому что тогда Эрику конец.
«Если ты меня слышишь, – глаза Эрика совсем близко, и в них отражается синий свет, – а я надеюсь, что ты меня слышишь, то знай – я согласен с каждым твоим словом. Но… ты убил мою мать. А потому мы сделаем так…»
Он отходит. Разворачивается и поднимает руку, в которой зажато что-то маленькое.
«Я сейчас досчитаю до трёх. И сдвину эту монету».
Маленький предмет отделяется от его руки и неумолимо движется к тому, кого держит Чарльз. Ближе, ближе… Вот холодный кругляшок касается кожи лба, вдавливается в неё, сильней и сильней, и кожа расползается под его напором, а потом хрустит кость… И Чарльз начинает кричать, будучи не в силах вынести боль, которую разделяет с тем, кого Эрик сейчас медленно убивает, но всё равно держит, держит, пока сознание того, другого, не гаснет окончательно, предварительно послав через мозг Чарльза последнюю волну агонии…
– Джек!! – как сквозь вату пробился к его ушам вопль Лорны. Чарльз осознал, что лежит без движения, прижав руку ко лбу и, кажется, стонет. Он открыл глаза и попытался улыбнуться испуганной девочке дрожащими губами, а потом повернул голову и окинул подвал взглядом. Рядом, кроме Лорны, были только старик да мать, утешавшая плачущую дочь. Остальные исчезли. Чарльз почему-то не усомнился, что сможет с лёгкостью найти их, не вставая с места, с помощью телепатии, но при одной мысли, что именно он может при этом увидеть и почувствовать, ему стало дурно.
– Джек? – Лорна наклонилась к нему. – Может, тебе воды дать? Да скажи хоть что-нибудь!
– Всё в порядке, –
голос Чарльза звучал хрипло. – Мне уже лучше.– Правда? – она не поверила, но всё же слегка расслабилась. – Что с тобой случилось?
– Воспоминания, Лорна, просто воспоминания. Они пробуждаются потихоньку.
– И что ты вспомнил?
Чарльз прикрыл глаза. Да, если бы он знал такого Эрика раньше, то не стал бы удивляться его поведению с собой.
– Не лучший момент моей жизни. Но теперь мне кое-что стало понятнее.
– У тебя жар…
– Это просто синдром отмены, Лорна. Я перестал принимать лекарство, которое глушило мою телепатию. Надо просто перетерпеть…
Рядом с ними зазвучал дребезжащий голос – старик, так и пересидевший всю стычку в своём углу, снова запел:
На далёком холме старый крест виден мне,
Знак позора, страданий и мук.
О кресте мы поём, потому что на нём
Был распят лучший грешников друг.
Старый крест осудил суету,
Старый крест дал покой для усталых сердец…
Я душою прильну ко кресту,
Ко кресту,
Чрез него обрету я венец.
– Лорна, – почему-то шёпотом произнёс Чарльз. – Я не Джек. Меня зовут Чарльз Ксавьер.
Женщина, всё ещё обнимавшая дочь, вдруг тихо начала подпевать, тоже покачиваясь в такт, и девочка затихла, прислушиваясь. А потом и Лорна, во все глаза смотревшая на Чарльза, подтянула им своим чуть ломким подростковым голоском. Так они и допели втроём:
Старый крест возвещать и к Христу призывать –
Вот на что я себя отдаю.
По скитанье земном перейду в Отчий дом,
Бог меня примет в славу Свою.
========== Глава 7 ==========
– Я литературу не очень люблю, – призналась Лорна. – Ни литературу, ни английский. Мне больше нравится география.
Чарльз лежал на своём матрасе в углу уже ставшего привычным подвала, а Лорна сидела рядом с ним. Кроме них в подвале были только старик и Рейн с малышкой.
– В прошлом году, когда была вся эта свистопляска с Кубой, учительница литературы посоветовала нам прочитать что-нибудь из Айн Рэнд. Дескать, она не понаслышке знает, чем плох коммунизм. А я так ничего и не прочитала…
– На мой взгляд, ты немного потеряла, – сказал Чарльз. Боль в костях и жар уже начали отступать, но голова всё ещё гудела.
– Почему?
– Потому что художественные достоинства её книг, как по мне, достаточно слабые. Что до содержания… Ну, там, где она пишет о Советском Союзе, я ничего не могу сказать – я там не жил. Но вот «Атлант расправил плечи» – не столько роман, сколько манифест. «Источник» поживее, там всё-таки в центре повествования находится человек. Вот только… Нет, талант и несгибаемость Говарда Рорка безусловно заслуживают уважения. Но как человек он мне резко неприятен.
– Почему? – повторила Лорна.
– Потому что я так и не понял, отчего, по мысли миссис Рэнд, сила духа обязательно должна сопровождаться высокомерием, а самодостаточность – наплевательским отношением к другим людям.
Лорна шмыгнула носом и слегка поёрзала на краю матраса.
– Ты не устал? – спросила она.
– Нет, наоборот, разговор отвлекает. Расскажи ещё что-нибудь о тебе и твоей школе, если тебе не трудно.
– Ну… – Лорна задумалась. – Странно. Знаешь, я обычно не говорила так долго со взрослыми мужчинами. Даже с папой. Я даже с парнями не дружу. Ну, в смысле… В младшей школе дружила с мальчиками, они мне даже помогали на взрослые сеансы в кино ходить. А потом как-то перестала.