На заре земли русской

– Так он… Так то неправда?.. – в изумлении прошептала Злата, прижав ладонь к губам. – Он жив?

– Да, – Димитрий совсем растерялся. – Жив и во здравии, я ведь с ним расстался-то недавно совсем…

Злата улыбнулась – впервые за много дней. И когда Мстислав вернулся, чтобы спросить её ещё раз, он мог лишь подивиться тому, как легко она согласилась.

Так прошло лето. Святослав встал на ноги спустя несколько седмиц, Изяславу всё шли грамоты из Польши с предложениями о заключении союза с Византией. Сказать было просто, а сделать – почти невозможно, и Изяслав тянул время, не отвечал Болеславу Храброму, ждал благосклонности Константина, но и от того была тишина в ответ. Гертруда всё пыталась уговорить мужа уехать в Польшу, соединиться с отцовым войском, а там и в Киев вернуться, и половцам дать отпор. Но князю казалось, что польский король не примет его, и останется он один посреди всей земли, враждебно к нему настроенной: ни киевляне, ни поляки, ни тем более жители северных и западных уделов не встанут на его сторону, особенно после поражения на Альте-реке.

– Богдан! – позвал он наконец, зная, что его неугомонный стольник вертится где-то неподалёку. Почти тотчас юноша появился на пороге, поклонился.

– Что в городе?

– Всё ладно, – соврал тот, пожав плечами. Изяслав знал, что он лжёт. Медленно поднявшись из-за стола, он неторопливо подошёл к Богдану, замершему в дверях, посмотрел в глаза ему. Тот опустил голову, понимая, что князь не поверил.

– Недовольны тобою в городе. Сызнова хотят в степь идти, отвадить половцев от земли русской. Вооружения просят.

Изяслав задумался, прошёл из угла в угол, скомкал одну из польских грамот. Богдан терпеливо ждал.

– Не будет нового, – сердито бросил Киевский. – Не ждать нам помощи от иноземцев. Уйду я из Киева, видит Бог…

– Куда?! – возмущённо перебил его Богдан. – Ты уйдёшь, кто останется? Вовсе без защиты стоять? Вот хорошо!

– Не смей мне перечить! – взвился Изяслав. – Не твоё дело! Ни слова дельного от тебя, поди вон!

Богдан незаметно улыбнулся. Изяслав сам звал его и тут же, распаляясь, прогонял. Впрочем, действительно, не его это дело. Выйдя за пределы горницы, он расхохотался, вспоминая разгневанного Изяслава, который сам себе противоречил.

Мстислав же ходил угрюмый, всем недовольный, как и отец. Злата отказывала ему, ждала непонятно чего, а без её согласия венчаться с ней было бы невозможно по христианскому закону. Изяслав, будучи в хорошем расположении духа, предлагал сыну самому потолковать с несговорчивой девицей, но тот сердился и не соглашался, впустую надеясь, что она однажды покорится ему.

Осень выдалась холодной, вовсе не такой, какой была год назад. С первых дней подул холодный ветер, небо затянулось беспросветной серой мглой, все спешили убрать летний урожай. По уделу ходили слухи, что соседние деревеньки разграблены и сожжены степняками, которые после победы на Альте совсем измучили приграничные городища и укрепления набегами и пожарами. Горел Псков, горела Рязань, Киев, оставшийся почти без военных сил после поражения, боялся набегов, однако Изяслав с вооружением не торопился. Людям, более близким ко двору, в том числе и Богдану, было известно, что он собирается бросить город.

– Надо подняться! – однажды заявил Андрей, вернувшись с очередного сбора дружины. Ничего нового он там не услышал, воевода был как всегда под хмельком и отдавал непонятные приказы вместо толкового разъяснения обстановки.

– Либо Изяслав встанет во главе второго похода, либо…

– Не горячись, – перебил его Богдан. – Всё одно не встанет. Всеслава Полоцкого освободить надо.

– Тогда Изяслав тем более откажется…

– Да к чёрту Изяслава! – рассердился брат. – Если мы будем дальше ждать, он сбежит в Польшу к отцу жены своей, Болеславу, аль как его там, и останемся мы без защиты и без оружия. Так бы сами хоть пошли!

– А кто Полоцкого-то поддержит? – спросил Андрей уже тише.

– Все, – веско ответил Богдан, и этого было довольно, чтобы старший понял.

– Тогда наутро последний раз к Изяславу придём, – продолжал Андрей. – Последний раз. Младшая дружина со мной выйдет на площадь, где ярмарки бывают, а ты дворовых подыми.

Отвечать было нечего, младший брат был согласен. Всю ночь он не сомкнул глаз, то меряя шагами пол в горнице, то шепча молитвы перед иконой Божией матери за благополучный исход, на который и сам не особенно надеялся. Едва дождавшись утра, он бегом вернулся в княжеский терем. По всей видимости, князь Изяслав уже не спал, но в его покои Богдана не пустила ночная стража. Из горницы слышались голоса, Киевский был не один, с кем-то горячо спорил. Приходилось ждать, и Богдан пошёл на улицу. У крыльца ему попался десятник Данияр, в ту ночь оставленный на страже при воротах. Обязанности свои Данияр исполнял не очень хорошо, от скуки чертил носком сапога какие-то непонятные фигуры на песке. Богдан окликнул его; едва не подпрыгнув от неожиданности, десятник обернулся, узнал Изяславова стольника, облегчённо вздохнул.

– Чего пугаешь, – буркнул он недовольно. – Я уж думал, сам князь пришёл.

– Значит, так, Данияр, – тихо начал Богдан без предисловий, – твоё дело небольшое. Собери всю дворню, всех, кого найдёшь, и веди на площадь городскую. Брат мой с дружиною будет ждать там. Последнее слово сей день Изяславу, либо идём в степь, либо – сам понимаешь.

– Погубишь всех, Данька, – покачал головой десятник. – Ничего не добьёшься, только потеряешь.

– Это уж не тебе судить, – грубо одёрнул его Богдан. – С нами аль как?

– С вами, с вами, куда ж от вас денешься, – пробурчал Данияр, направляясь на задний двор. Убедившись, что он не переменит решение и не пойдёт обратно, Богдан поторопился на площадь.

Люди собирались. Многие уже знали, для чего собралась большая часть дружины и дворовых князя. Сам же Изяслав ни о чём не подозревал, в очередной раз позвав к себе воеводу и пытаясь сообразить, как будет спокойнее: уехать в Польшу, как он и хотел, а оттуда вернуться с войском, или всё-таки дать киевлянам добро на вооружение. Впрочем, они и сами вооружатся неплохо, луки со стрелами есть, почитай, у всех, топоры и ножи в домах найдутся… Да мало этого, мало! Мечи нужны, копья, кольчуги, щиты, в конце концов, конница для дружинников, а где всё это взять, когда в городе так непросто сейчас со всякого рода мастерами? Даже ювелир и тот взялся за ковку оружия, хоть не умелец он был, да сейчас каждые руки дороги. Подумал Изяслав о том самом парне из Полоцка, который предлагал свою золотую работу, и теперь пожалел князь, что отказал ему. Может, от ученика теперь было бы более проку, чем от мастера, который и молот в руках едва удерживает.

Когда первый камень, поразительно метко брошенный в окно, разбил стекло и с дождём осколков влетел в горницу, Изяслав ничего не понял. Зато воевода, доселе молчавший, сообразил:

– Опять они!

– Погляди, что там, – приказал князь. Воевода послушно подошёл к окну, на всякий случай загораживаясь руками, выглянул во двор и увидел собравшуюся толпу на площади. Людей было поистине много, будто весь Киев вышел на улицу и соединился в одном месте, напротив окон главного терема.

– Собрались, – выдохнул воевода, оборотившись к Изяславу. – Что делать прикажешь, княже?

– Что делать… – передразнил Изяслав. – Ждать. Постоят и разойдутся.

Однако шло время, а народ всё стоял. Молчаливая, хмурая толпа зашевелилась, проснулась, будто муравейник, со всех краёв послышались недовольные голоса и выкрики. Изяслав нервно крутил в руках кинжал, то и дело оглядываясь на дверь, точно ожидая, что кто-нибудь из тех, что собрались на улице, войдёт. Но никого не было. Только из всей толпы вдруг выделился один человек, подошёл ближе к воротам, крикнул:

– Княже, выходи! Разговор есть!

Изяслав со страхом узнал своего стольника Богдана. Вот кто истинный изменник! Конечно, верностью и преданностью Богдан никогда не отличался, как, например, Василько – где же он теперь? – но того, что и слуги встанут против него, князь не ожидал, поэтому обернулся к своему воеводе с какой-то беспомощностью во взгляде.

– Да выйди ты к ним, – предложил Коснячка. – Авось как всегда мечей да коней требовать пришли.

– Убьют, – мрачно отверг его предложение Изяслав. – Вон окно мне уже разбили. Просто так, думаешь?