На заре земли русской

Внезапно за стеной послышались шаги, нарушившие звенящую предутреннюю тишину. Дверь отворилась без скрипа, и в горницу влетел Димитрий. Словно его что-то остановило, замер у порога. Дорожный плащ его был кое-где порван, на щеке виднелась свежая ссадина. За какую-то долю секунды окинув глазами горенку, заметил Всеслава. Тот прижал палец к губам – тише, мол, – и молча указал ему на дверь. Не умея скрывать эмоций, Димитрий заулыбался, и Полоцкий, поняв его радость, вышел вслед за ним.

В коридоре юноша едва не бросился ему на шею, но сдержался, лишь сверкая счастливыми голубыми глазами, шёпотом воскликнул:

– Слава Богу! Я отлучался из града, а воротился только что. На двор пришёл, а там – пепелище. Я к срубу – там дверь сломана. Я к Богдану – он, благо, не спит – а вы здесь…

Всеслав улыбнулся ему в ответ. За окном уже брезжил рассвет, сентябрьское утро окрашивало небосвод в нежно-розовый оттенок. Редкие облака, просвечиваемые первыми лучами солнца, легко проносились по голубовато-серой глади. Кажется, пора…

Богдан действительно не спал – сидел в общей горнице и выстругивал тоненькие лучинки для освещения. Небольшой нож, послушный руке, в несколько точных движений делал кривую веточку прямой и относительно гладкой. Услышав, как вошли Всеслав и Димитрий, Богдан поднялся им навстречу, смахнув стружки со стола.

– Не спится тебе, княже?

– Нет. Богдан, кликни Андрея и собери дружину. Тех, кто остался. Мои полочане присоединятся к нам за городом.

– Идём? – настороженно спросил юноша.

– Идём, – серьёзно ответил князь. – Я обещался.

Богдан кивнул и ушёл будить брата. На улице светлело быстро, солнце уже освещало дорогу, окружающая природа снова приобретала разнообразные оттенки. За двором распушились алые и лиловые астры, раскрывая свои взъерошенные лепестки, тянулись к осеннему солнцу. Начало осени чувствовалась в воздухе, в аромате палых листьев, влажной земли, чего-то лёгкого и одновременно терпкого.

Дружина собиралась за городскою чертой.

Проснувшись утром, Злата обнаружила небольшой букетик последних осенних цветов на столе. Вокруг стояла тишина. Выйдя из горницы и обойдя дом, девушка обнаружила, что он пуст. Нет никого, кроме неё. Нерешительно остановившись в передней, она огляделась, думая, что делать, и тут решение пришло само. Вернее, вбежало в избу в лице молоденькой рыжеволосой девушки в алом сарафанчике. Хозяйка на секунду замерла в дверях, оглядывая гостью. В тёмно-зелёных глазах искрился смех, не сорвавшийся с уст.

– А ты – князя нашего жена? – спросила девчонка, хитро улыбнувшись. Злата смутилась, чуть покраснела.

– Нет…

– Ясно. А меня Ольгой звать. Оля, если хочешь.

Оля была очень похожа на Богдана, в дочери ему явно не годилась, и Злата, догадавшись, что она – сестра ему, протянула руку в знак приветствия. Тёплая Олина ладошка крепко пожала её руку.

– Пошли, поможешь мне прибраться тут, – распорядилась Оля. – С этими братцами что ни день, то сызнова полы мыть. Ты хоть умеешь, боярышня?

Зелёные глаза насмешливо и одновременно настороженно глядели на Злату из-под светлых ресничек.

– Умею, – поспешила ответить она. Было неприятно, что девчонка, да ещё и младшая, столь плохого мнения о ней. Да мало ли, что боярина дочка! Что ж теперь, всю жизнь сложа руки сидеть…

– Олечка, а куда все подевались? – поинтересовалась Злата спустя какое-то время, распрямляясь и откидывая растрепавшиеся волосы со лба. Полы в их доме обыкновенно мыла Дарина, Злата не всегда помогала ей, и теперь стыдилась того, что рыжая девчонка так ловко управляется с тряпкой, а она только воду по полу развозит.

– Известное дело, куда, – Оля тоже распрямилась и отжала воду сначала из тряпки, потом из подола, который забыла подоткнуть, из-за чего он насквозь вымок. – Данька сказывал, сеча с половцами знатная грядёт. Бывший князь уж проиграл одну, так кияне и того… захотели вернуть победу.

– Боже мой! – воскликнула Злата. – Не живётся в мире, никак не живётся! Сохрани Господь, – добавила она уже чуть тише. Оля улыбнулась на сей раз без насмешек.

– Это ты верно подметила, – сказала она. – За Андрейку я не боюсь, он и не в таких сечах бывал, а вот Данька – нет. Он неосторожен да горяч, не бережётся вовсе.

День пролетел быстро, за работой да разговорами. Оля немного напоминала Злате Дарину: столь же живая, быстрая, острая на язык. Когда стемнело, девушки поднялись в верхнюю горницу и зажгли свечи. Оля взялась за вышивку, Злата вызвалась помогать ей. Какое-то время они сидели в тишине, но вскоре Ольге наскучило молчание, и она поинтересовалась:

– А Димитрий, тот самый, что ювелира ученик, он тебе кем приходится?

Злата задумалась, чуть не выпустила нить из иголки.

– Брат мой во Христе, – ответила она. – А что?

– Да так, – пришёл черёд смущаться Оле. Все веснушки, рассыпанные по светлой коже, разом вспыхнули. – Он зимою спас меня. Он ведь киевский?

– Мы все с северной земли, – молвила Злата, и некоторая гордость промелькнула в голосе её. – Из Полоцка.

– Жалко, – огорчилась Оля и более уж ничего не сказала.

Дорога была долгой. Пока выехали из города, собрали вместе обе дружины и разъяснили обстановку, солнце начало клониться к закату. На небосклоне собрались тучи, поднялся небольшой ветер, откуда-то потянуло прохладой. Зябко кутаясь в плащ, Димитрий подвёл коня к Всеславу.

– Всё как в тот раз, – тихонько промолвил он, перебирая поводья. – Только что нас гораздо больше.

– Больше-то больше, – задумчиво ответил князь, – да всё одно мало. Послушай… Ты говорил, что знаешь кого-то, кто тоже за нас, да только не из Киева эти люди.

Димитрий вспомнил, как пару седмиц назад он возвращался из стольного города в Полоцк, а по дороге наткнулся на большую лесную шайку разбойников во главе с бойким, храбрым молодцем по прозванью Сокол. Об этом он и поведал Всеславу.

– Да, они. Их стрелы хорошую службу сослужили бы, – Полоцкий ненадолго замолчал, посмотрел вдаль, будто что-то прикидывая. – До темноты успеешь?

Отыскать тех самых лесных безбожников? «Ищи ветра в поле, сокола в небесах», как сказал сам Стёмка на прощание. Но попробовать стоило, и Димитрий, развернув коня, помчался по северной дороге.

Вот и речушка, та самая. Лес густел, сходился высокими живыми колоннами над головой у юноши, заросшая тропка стелилась под ноги лошади. Ни звука, ничего, лишь чуть отдалённый плеск воды и шёпот ветра в листьях нарушает ночное спокойствие. Стремена звенели при каждом шаге коня, и Димитрий, невольно сравнив этот звук со звоном цепей, постарался тут же отогнать это жутковатое воспоминание. Отвлёкшись на мысли свои, он и вовсе забыл о своём пути, поэтому, когда его окружили, а лошадь, испуганно фыркая и брыкаясь, резко дёрнулась назад, скинув всадника, он испугался. Неожиданно круг разомкнулся, послышался знакомый голос – громкий, властный.