Надрыв
Шрифт:
– Они?
– Девочки, которые сидят сразу позади младшей, - девушка показывает ему на места, и он вспоминает их, броских девиц с хорошей успеваемостью и зачастую наглым поведением.
– Скрытой съемки будет недостаточно, - Уилл качает головой.
– Не для того, чтобы уничтожить вашу репутацию одними сомнениями, - виноватый взгляд не смягчает ситуацию, и Уилл знает, что ему стоит одобрительно улыбнуться, пусть даже он не трогает. Ничего не поделаешь с тем, что все эмоции снова схлопнулись внутри, оставив его выпотрошенной рыбой жить до очередной вспышки.
– Спасибо, мисс Фрейзер, - кивает он,- я буду иметь ввиду и сам
Она поднимается, и, уже у самой двери оборачивается, и шепчет одними губами: 'Будьте осторожны'. Уилл кивает и смотрит долгим взглядом, размышляя о том, что с этим стоит сделать.
Наведаться к ним самому, будет вполне достаточно, решает мужчина, задумчиво разглядывая узор на тяжёлой двери.
В последнее время Уилл ловит себя на том, что всё чаще сравнивает трёх девушек, связанных кровными узами. Насколько они непохожи, остаётся лишь удивляться - при такой близкой внешности и какие разные характеры.
Амелия, в его воображении, носит в себе оттенок царственности, что присущ этой версии, но и трудолюбивое стремление добиться большего.
Габи же видится ему скорее нежным облачком, чем мужественной и упорной женщиной, которую олицетворяет её имя. Зато Лия, которая должна бы быть кроткой, напротив является воплощением статности, гордости и чего-то ещё, столь близкого к упрямству но им не являющемуся.
'Наверное, дело именно в этом - в непохожести того, что роднится, как день и ночь', размышляет Уилл, выходя из кабинета, и уточняя у одной из однокурсниц Лии Фрейзер место, где он может найти мисс Куинси, мисс Уэйнрайт и мисс Олдрич, которая, возможно, совсем не причём.
'Да', решает он, и распахивает дверь комнаты отдыха, чувствуя себя уверенным в своей победе, даже когда видит ничуть не удивлённых девушек перед собой. Она жива лишь до тех пор, пока его взгляд не пересекается с одной из этих чёртовых привилегированных девиц.
Меган Уэйнрайт расплывается в улыбке, и он предчувствует нечто страшное. Такое, от чего приходится держать себя в руках крепче, чтобы не сорваться.
Провал.
Лия
– Ты сделала ЧТО?!
Лия знает - обе их соседки сейчас слушают то, что она говорит, но ей абсолютно наплевать на них, потому что они квиты, ведь их сплетни ей так же приходилось выслушивать несколько лет. И даже больше, сейчас её, откровенно говоря, вообще не заботит кто её слушает, ведь она в таком бешенстве, что там, из глубины души, она чувствует, как поднимает свою голову дракон, врастая в саму суть каждый раз, когда стоит переполниться одному особому чувству.
Ярость.
– Я просила тебя, - Лия даже отступает на шаг, чтобы не ударить сестру и цедит слова, стараясь не открывать рот слишком широко. Там, в её воображении у неё уже два ряда невероятно острых клыков и струйки дыма окутывают лицо, стоит выдохнуть посильнее, - просила всего об одной вещи. Всего одной!
Голос падает до вкрадчивого шёпота, и Лия понимает, что сейчас, ей бы пригодились транквилизаторы, чтобы унять взрывающуюся лаву ярости в груди, но она не принимает таблетки. Ей их даже никогда не прописывали, ведь она тихий и мирный псих, не поднимает руку, на тех кто рядом.
Нельзя. Запрещено. Табу. Даже если очень хочется...
'Иногда, приглушив свет, она смотрит в зеркало. Там, в отражении, на неё смотрят всё те же глаза из других ночей. Ночей, когда она распускала
ещё длинные волосы, прикрывая шрам и вглядывалась в то, что видит.Только в такие моменты она уверена - она прекрасна. И на неё снисходило что-то вроде облегчения и удовлетворения. Да, может быть при свете дня она, Лия, чудовище, взаправдашний монстр, но это не имеет значения, потому что в полумраке, когда время давно перевалило за полночь, в отражении Лия ясно видит, как она красива.
Даже сейчас её волосы не прикрывают шрама, а привычка держать его на виду не дремлет. Кончики пальцев скользят по повреждённой щеке там, где на стыке шрамов нервные окончания особо чувствительны.
Немного неловко от этого жеста, от которого внутри обнажается ранимость. Хорошо, что её никто не видит в такие мгновения, потому что она и без того ненавидит подобную слабость. Нет, у неё нет никакого на слабость и ранимость. В конце концов, они сделали это с ней. Они сломали её. Разрушили.
И кто? Те, кому она доверяла больше, чем остальным. Её родная сестра. Её собственная мать.
Тихий шорох привлекает её внимание - Габи вертится во сне, устраиваясь поудобнее, и даже там она улыбается.
'Как ты можешь', - в отчаянье думает Лия.
– 'Как смеешь быть счастливой после всего, что с тобой случилось? Как тебе удаётся, чёрт побери?!'
Ярость накатывает от затылка, накрывая её удушающей волной. Лия не знает, что она схватила ножницы. Не осознаёт того, что рука возвышается над спящей сестрой готовая нанести удар. Сотню тысяч ударов, раз на то пошло, лишь бы она прекратила.
Чтобы никогда больше не смела быть такой невинной. Чтобы никогда не смела быть такой счастливой. Чтобы ей тоже было больно смотреть на себя в зеркало и думать о том, что она уже никогда не станет той, кем могла бы быть. Танцовщицей, моделью, скрипачкой...
Чтобы дверь в её душе захлопнулась так же как у Лии, и она каждый день чувствовала себя жутким зверем, запертым в клоаке, но всё равно скалящим зубы.
Лия уже почти готова ударить. Её. Себя. Не имеет значения кто будет истекать кровью и орать от боли, освобождая тело от скопившейся ярости - запах крови уже бьёт в ноздри и наполняет рот своим особенным солоноватым вкусом, крики боли и отчаянья затекают в уши, как единственный шанс облегчить страдания, когда в безотчётном жесте кончиками пальцев она проводит по щеке. По другой, здоровой.
Остановись.
Этот голос опять в её голове. Она готова снова впасть в ярость, но осознание того, что она только что чуть не сделала выбивает из неё все силы. Там, глубоко в душе она рыдает, но этого не видно.
'Я не такая как вы', - думает Лия, падая на свою кровать.
– 'Не такая. Но как же я хочу стать по-настоящему такой...'
Она рыдает, но от неё не слышно ни звука, её глаза сухи, а плечи не сотрясает нехватка кислорода. Она рыдает, но её лицо равнодушно, а ведь все только и говорят, что главное в человеке душа.
'Что за бред',- мелькает в её голове мысль на краю яви и сна.
Все смотрят лишь на лицо и никто не видит того, как того, кто бьётся о прутья собственной клетки день за днём пытаясь выбраться наружу. Никто.'
Это помогает обсуждать свернувшегося и оглядывающего всё вокруг пустыми глазницами дракона.
'Нужно успокоиться', думает Лия, разжимая пальцы на плечах своей сестры.
– Он сказал, что сам разберётся, - лепечет Амелия, и это невероятно раздражает, - что я поступила верно.