Надрыв
Шрифт:
– Ты здесь не для этого, - огрызается Амелия внезапно злым тоном, которого Габи никогда прежде не слышала от старшей кузины.
– Ты здесь лишь для того, чтобы подтвердить или опровергнуть мои слова. Считай это очная ставка.
– С кем?
– хмыкает Лия и опирается о парту напротив сестры, глядя ей в глаза с насмешкой.
– С тобой что ли?
– Амелия, - мягко вмешивается Габриэль, ощущая, что эти двое готовы повздорить прямо сейчас, и их конфликт заставляет её чувствовать всей кожей желание убраться отсюда поскорее, чтобы не видеть и не слышать того, как кто-то ссорится, - зачем
Кузина тушуется, отводит взгляд и теряет половину своего боевого задора, с которым она так яростно вступила в перепалку с сестрой.
– Мне нужно рассказать тебе кое-что, - наконец, выдавливает из себя Амелия.
Габи присаживается рядом, бросая взгляд в окно, где полоса заката медленно тлеет, заставляя глаза привыкать с сгущающемуся мраку.
– Я тебя внимательно слушаю, - она вся подбирается, готовясь услышать о новых проблемах, которые снова обрушились на её голову.
– Это... Это касается тебя и мистера Кастра, - Амелия пытается подобрать верные слова, а голос её становится тише.
Лия не вмешивается, хотя выражение её лица особенно красноречиво. На нём, словно неоновая вывеска с вопросом 'О, да неужели?'. Габи кутается в тонкую пижамную рубашку, хотя сегодня тёплая ночь.
– Что-то случилось?
– подсказывает она Амелии, и та кивает головой.
– Да. То есть...
– снова заминка и взгляд направленный в сторону. Этот разговор ей неприятен, понимает Габи, вспоминая как себя вела Амелия, когда рассказывала о том, кто виноват в том, как выглядит и ведёт себя её младшая сестра.
– То есть нет, но...
– Амелия, - Габриэль протягивает к ней руку и берёт её пальцы в свои, чуть сжимая. Подруга поднимает на неё взгляд, в котором испуг, стыд и отчаянная решимость, смешались в однородную массу, переполняющую её, - всё хорошо. Я поддержу тебя, помнишь?
– Дело не в этом, - Амелия качает головой и смотрит ей в глаза, кусая губы, и решаясь, выпаливает, - ты не виновата!
Кажется, это та фраза, которую менее всего ожидает услышать Габриэль. Она ставит её на несколько секунд в ступор, и девушка пытается понять зачем это было сказано, уточняя:
– В чём?
– Ни в чём. Ты должна это знать. Тебе не за что винить ни себя ни его. Вы оба не при чём, я хочу, чтобы ты помнила об этом, когда я расскажу тебе кое-что.
– Ты что, рылась в моих вещах?
– внезапно зло цедит Лия, в упор глядя на сестру.
– Да пусть даже если и так, какая разница?! Она должна знать!
– Амелия заводится по новой, вскидывая подбородок и поджимая губы, сверкает глазами.
– Должна?
– неприятно повторяет Лия, - и с чего это ты взяла что у тебя есть право решать,ж что она должна знать, а что нет?
– Знать о чём?
– Габриэль снова пытается увести сестёр с тропы войны, но, кажется, её неосведомлённость только подстёгивает их, и они продолжают, не обращая внимания.
– Если бы там было хоть что-нибудь стоящее, нечто-то большее, чем неподтверждённые ничем догадки, тогда нам было бы что обсуждать и я бы не стала скрывать этого.
– Да? А что насчёт точно известного тебе, а, Лия?
– Амелия пылает такой яростью, что Габи чувствует страх, который никогда не испытывала к старшей кузине.
– Или десять процентов
– Потому что мы одна семья, - внезапно спокойно и твёрдо говорит Лия, но Габи не до этого уже через мгновение, когда лия поворачивается, и, глядя ей в глаза таким же уверенным тоном сообщает.
– Ты родная дочь нашей тёти Роуз и, скорей всего, её мужа. Но тёти Роуз точно родная. И нам тоже.
Ненависть имеет неограниченные возможности, когда речь идёт о людских душах. Она меняет их до неузнаваемости, но кое-что остаётся. Отголоски того, кем ты был до того, как эта болезнь поразила тебя.
'Та, какой бы была Лия Фрейзер, если бы не решила кануть во тьму,' - размышляет Габи, упуская суть ещё несколько мгновений, - 'наверное, она, как и сейчас, была бы преданной своей семье. Была бы опорой, способной вынести удар какой угодно силы. Как жаль, что её сломали ещё тогда, в детстве...'
– Нет ни одного факта..., - повторяет Лия терпеливо, снова переводя взгляд на сестру.
– К чёрту факты! Она имеет право знать даже о возможности!
– взрывается Амелия, когда до пергруженного мозга Габи, наконец, доходит о чём её сообщили.
– Постойте, - её голос просел, и она даже откашливается, пытаясь не звучать как маленькая девочка, потерявшаяся в лесу сомнений, - так меня что, не удочерили?
– Документы фальшивка, - замечает Амелия, но и здесь сестра даёт ей отпор.
– Нет, документы настоящие, - Лия качает головой, - а вот их содержимое ложь. Я не знаю зачем бабушка сделала это, но то, что тебя забрали из приюта это чушь. Ты наша родная кузина, единственная дочь нашей тёти, будь уверена, я отправила твои волосы, чтобы убедиться в том, что то как ты похожа на тётю Роуз в юности не совпадение. Думаю так бабушка пыталась тебя защитить от дел нашего отца и Джины, если она в этом тоже была замешана.
– Не думаю, - Амелия качает головой.
– Мама не пошла бы на такое.
– Мы не можем этого знать наверняка, - спокойное замечание потрясает на мгновение, а уже в следующее Габи соглашается. Действительно, узнать то, на что способен человек можно лишь предоставив ему неограниченные возможности.
– О возможности чего я должна знать?
– одна мысль цепляется за другую, и Габи переводит взгляд с одной девушки на другую, пытаясь понять о чём они вели последний жаркий спор.
В комнате повисает гнетущее молчание на несколько секунд и, когда оно затягивает опасно, ито разрывается одновременным:
– Ничего.
– Самоубийства, - шепчет Амелия под напряжённым взглядом и спешит объясниться, - того что ты могла быть причиной самоубийства Фредерика Дайсона, отца Уильяма Кастра. Он, скорее всего не знал, о том что ты выжила после той автокатастрофы, и думал, что убил беременную женщину, словно сделал это с собственной женой.
Едва Амелия это произносит, как её лицо меняется. В дверях кабинета стоит их сегодняшний дежурный учитель, в задачу которого входит следить за тем, чтобы все ученицы оставались в своих комнатах после отбоя и не мешали всем остальным.