Наш новый учитель – Дракон

Лениво просмотрела передовицу.

«Открыт механический мост через залив. Впервые при его создании механики королевства работали вместе с магами. Грандиозное сооружение поражает размерами и хитроумным устройством. Главный инженер обещает невиданное зрелище, когда части моста буду разводиться».

Вот бы посмотреть на это чудо!

«В королевский зоосад привезли из-за моря новых зверей, среди них реликтовые ящеры и два василиска. Целый месяц зоосад будет открыт для публики».

Для нас уже не новость. Госпожа директриса обещала нам экскурсию.

А это что такое?

Рывком я придвинула газету ближе и впилась глазами в текст.

«Ограблен «Полуночный папирус» – знаменитый книжный магазин господина Фолиуса. Пропали несколько ценных томов. Наш репортер выяснил, что книги были похищены из закрытого зала, где, предположительно, хранятся издания, посвященные запретной магии драконов. Ведется дознание. Стоят ли за ограблением южане, которые не оставляют планов вернуть драконов к жизни и ищут для этого средство?»

Новость не имела ко мне ровно никакого отношения, но все же меня взбудоражила.

Ограбление – обычное дело в столице, где полно всякого сброда. На последних страницах газет – дешевых, для низов, которые, несмотря на запрет, все-таки попадали в наши руки – постоянно публиковались заметки о грабежах, налетах, полные кровавых подробностей.

Но я побывала в «Полуночном папирусе». Я хотела попасть в тот зал, да не смогла. Он хорошо охраняется. И я собственными глазами видела, как из него вышла женщина в плаще покроя, принятого в нашей Академии.

Я никому не рассказала о том происшествии. Наверное, следовало. Но кому?

Магистру Шторму? О нем подумалось в первую очередь, но с сомнением. Не хотелось напоминать ему о тайной вылазке, когда он поймал нас с Тарой. Он пообещал хранить наш проступок в тайне. В обмен на мои уроки. От которых я отказалась. Магистр не донес, но... Некрасиво все-таки я поступила.

Сначала нужно обсудить это с Тарой. С кем же еще?

И тут она собственной персоной появилась в гостиной. Где была до этого – неизвестно.

Она вошла в комнату, разрумянившаяся и взволнованная. Встретилась со мной взглядом и потупилась.

– Где ты пропадала? – спросила я спокойно.

– Да так, нигде. – Пожала плечами, отвернулась и села рядом с Викторией.

Обидно стало до слез. Я сильно разозлилась и демонстративно уткнулась в газету.

– Эмма! – окликнула меня Лиза. Застенчиво улыбнулась, накрутила на палец рыжий локон. – Ты сейчас занята?

– А что?

– Хотела попросить об одолжении. Я готовлю выступление на осенний бал. Буду играть балладу на арфе королевы Клариссы. Но я пока не исполняла ее на публику. Можешь меня послушать? Я стесняюсь играть, когда на меня смотрят. А когда я буду выступать, на меня будет таращиться уйма народа! Мне нужно подготовиться.

– А что Адриана? Не хочет тебя слушать?

– Адри терпеть не может игру на арфе. И она сейчас занята – на уроке у магистра Шторма с Ровеной, – упавшим голосом объяснила Лиза.

Не одна я лишилась подруги. У Адрианы появились новые последователи, и Лиза, ее самая верная обожательница, утратила свои позиции.

– Хорошо, – улыбнулась я Лизе. – С удовольствием.

Лиза просияла.

– Пойдем в музыкальный зал, там сейчас никого нет.

Тара прислушивалась к разговору. Внезапно она робко попросила:

– Можно мне с вами?

Взгляд у нее был виноватый. Может, ей стало стыдно, что она вот так со мной обходится?

– Конечно! – просияла Лиза.

Музыкальный зал располагался в конце коридора на втором этаже, за дверью с плотной подбивкой. Сквозь нее звуки не просачивались и не тревожили остальных. Когда в зале занимались девушки, порой стояла такая какофония, как будто на уроке гоняли вениками дюжину кошек, а те вопили во всю глотку.

Сейчас зал пустовал. Мы с Тарой уселись на кушетки, Лиза заняла стул в середине комнаты и расчехлила арфу, которую выпросила у Мастера Арсенала. Последние недели она упражнялась на ней каждую свободную минуту.

Арфа была миниатюрная, из черного лакированного дерева с золотой окантовкой и ручной росписью. Вот только вместо привычных цветочков художник изобразил на деке драконов. Они переплетались хвостами и скалили зубастые пасти.

Рама арфы изгибалась хищным углом, который напоминал о прародителе этого инструмента – боевом луке. Отчего вид у арфы был грозный. Не удивительно, если учесть, для чего она использовалась по легендам. Чтобы изгонять дракрыс! А может, и кого похуже.

Однако Лиза обращалась с арфой, как с котенком – гладила, ласково теребила струны, чуть не целовала в резонатор.

– Сыграю балладу «Мой возлюбленный ворон», – похоронным тоном объявила она, разминая кисти. Выпрямила спину, заправила рыжие пряди за уши, деликатно потрясла пальцами.

Мы с Тарой приняли изящные позы и приготовились слушать.

Как только музыка полилась, я загрустила.

Звуки арфы называют чарующими. Я же нахожу их меланхоличными. Когда начинают играть на арфе, у меня под ложечкой появляется сосущее чувство. Не то печаль, не то несварение.

Мне больше по душе инструменты, которые издают громкие, задорные звуки. Кларнеты, тромбоны, тарелки! Люблю слушать полковой оркестр, когда он играет боевой марш. Совсем другое дело! Это мелодия жизни и борьбы.

А арфа... ну, мило, нежно. Уныло.

Да еще Лиза выбрала балладу, которая всегда вызывала у меня множество вопросов. Она тихонько напевала слова приятным, но слабым голоском – будто плаксиво жаловалась.

В балладе рассказывается о девице, которая потеряла возлюбленного. Он ушел на войну и погиб. Его душа вселилась в ворона, который кружил над павшими на поле боя. Ворон стал навещать девицу и всячески помогал ей в ее безрадостной жизни.

Сначала приносил в клюве цветы. Потом, видя, что девица бедствует, принялся таскать ей золотые кольца и цепочки. Жизнь у девицы наладилась, она продавала подношения, собрала себе солидное приданое и даже вышла замуж за купца. Но по ночам продолжала ходить на свидания с вороном и горевала, что им не суждено быть вместе.

Романтичная история, чего уж... Но меня мучил вопрос: где ворон брал золотишко? Уж не с трупов ли на поле боя? Ворон-то был падальщиком. И, выходит, обыкновенным мародером. А девица, значит, торговала краденым. Может, он ей и выдранные золотые зубы притаскивал, но баллада тактично не упоминала эту деталь.

Все старинные легенды, даже самые красивые, имеют мрачную подоплеку, подумалось мне. Мы украшаем прошлое. Видим его более светлым, чем оно было на самом деле. Даже обыденные, пошлые вещи в легендах вдруг становятся поэтическими.