Наша навсегда
Шрифт:
Он смотрит, долго-долго, пальцы чуть заметно подрагивают, словно сдерживается, чтоб не дотронуться. Не прижать к себе, не поцеловать, как когда-то давно, когда мы никак расстаться не могли, все целовались и тискались в машине. И они, два моих безумных парня, вырывали меня друг у друга, чтоб получить свой кусочек кайфа.
Обжигает внутри мышечной сладкой памятью.
Хочется зажмуриться, но…
Может, этого он и ждет?
Не дождется.
— Пошли. — Наконец, после долгого молчания, приказывает Лис и выходит из машины.
Открывает мне дверь, подает руку.
Не
— Что дальше? — спрашиваю сухо, не отводя взгляда.
— Дальше? — жестко усмехается он, — программу я тебе обозначил.
— А потом? — продолжаю я.
— А потом… — он тянет ко мне ладонь, сграбастывает на затылке за основание хвоста, подтаскивает ближе к себе, заставляя запрокинуть голову в позе покорности. Подчинения. — А потом еще раз выебу. И еще. Пока не успокоюсь.
— Так себе план, — шепчу я прямо в склоненные ко мне губы, задыхаясь от их близости, — мне не нравится.
— А мне похуй, малышка, — так же тихо шепчет Лис, — похуй.
Он склоняется еще ниже, ведет сухими губами по моим, жадно дыша, не целуя, а только обозначая, трогая.
— Тогда ты меня потом лучше в окно выкинь, Лис, — мне трудно говорить, трудно соображать, когда он такое делает. Флешбеки нашего общего прошлого, словно фейерверки, загораются и рвутся в мозгу, мешая думать. Но кое-что остается, видно, потому что Лис, уже, практически, зашедший в процесс, как говорится, неожиданно слышит мои слова и даже их воспринимает, потому что тормозит, отрывается от моей шеи, куда уже уполз целовать и прикусывать кожу, и непонимающе смотрит в глаза.
И я, поздравив себя с тем, что не совсем все потеряно со мной, продолжаю, пользуясь моментом:
— Потому что, как только ты меня отпустишь, я пойду прямиком в полицию. — И, видя, что по губам его скользит усмешка, добавляю, — а, если там откажутся принимать заявление об изнасиловании, сразу же выложу признание в сеть. И поверь, на него откликнутся.
— Ты с ума сошла? — на всякий случай уточняет он и снова прижимается губами к моей шее. Ох, мурашки вы проклятые, какого черта? — Какое изнасилование?
— Самое обычное. Пять лет назад вы с Камнем весело поиграли со мной. Я была дурочка и верила вам. Теперь поумнела. Больше вы меня так таскать не будете, понятно? Терять мне давно уже нечего.
Лис уже отпустил меня и даже чуть отступил, чтоб тщательнее изучить мое лицо. И найти в нем признаки слабости. Того, что я блефую.
А я нет.
Не блефую.
— Я приехала сюда по семейным делам, — сухо добавляю я, пользуясь моментом и отступая подальше, едва сдерживаюсь, чтоб радостно не втянуть ноздрями свободный от его терпкого возбуждающего запаха воздух, и продолжаю, — у меня умер отец и мать в больнице с инсультом. Но ты в курсе, раз примчался туда…
Он кивает.
Понятно, значит, за родителями следили. Меня-то не поймаешь, Тошка позаботился. Хоть что-то хорошее от него…
— И потом я уеду, — завершаю разговор, и добавляю, — к мужу. Все разговоры, все воспоминания и попытки снова поиграть в дурочку Васю закончены. Я не шучу, Игнат. Не трогай меня больше. И Каменеву передай большой
привет и до свидания. Надеюсь, больше не увидимся.Разворачиваюсь и иду прочь.
Не торопясь, чтоб не спровоцировать хищника на погоню.
И считаю про себя шаги. Чтоб не спровоцировать себя на слабость и не обернуться.
Загадываю, что, если досчитаю до десяти, то все будет так, как мне хочется.
Взгляд Лиса жжет раной между лопаток.
Раз, два, три, четыре… Шесть… Восемь… Десять.
А как мне хочется?
13. Лис
Я задумчиво отслеживаю красную точку на экране, не двигающуюся уже полчаса примерно.
Спать легла, малышка? И правильно, нехрен по темным улицам мотыляться.
Щурюсь на ночной город, отмечая, что за время моего отсутствия огней стало вроде бы побольше. Новая администрация блюдет, отец говорил, что вполне нормальные люди к власти пришли. И теперь даже мусор вовремя вывозят из спальных районов.
Я, конечно, услышав про мусор от отца, знатно поржал, но тот нахмурился сурово, и пришлось затыкаться и тоже делать суровое понимающее лицо.
Я с некоторых пор послушный сын, да.
Хотя где вывоз мусора и где Бешеный Лис, прямо загадка.
Отец в последнее время в политику серьезно метит, и есть у меня ощущение, что все у него срастется, несмотря на очень неоднозначное прошлое.
Не просто же так свалил из родного города, подался в столицу… Там и теплее, и люди мягче. И никто про Бешеного Лиса не знает, в рожу не тыкнет лишний раз.
Отпиваю коньяк, закидываю ноги на низкий столик, тянусь к кальяну.
Старые привычки вспоминаются легко, словно и не было этих гребаных пяти лет ада.
Надо же, только вернулся, и сразу в омут с головой… Даже и не ожидал…
Телефон пульсирует красной точкой, словно маленькое живое сердце, в том же ритме бьется.
И мне стоит огромных усилий не рвануть туда, где оно, мое сердце, осталось.
Изо всех сил стараюсь не расслабляться в этом направлении, не представлять себе, как встаю, прыгаю в тачку и лечу в дурацкий дешевый отель, где остановилась Вася.
Захожу в номер, падаю на колени перед ее кроватью и сграбастываю ее, вместе с одеялом, маленькую такую, тонкую и сонно-теплую. Вдыхаю, втягиваю ноздрями ее родной запах, словно оголодавший зверь — аромат своей самки.
Как отбрасываю мешающее одеяло и рву на ней топ, сорочку или в чем она там спит… Блядь… Не представлять, в чем спит, не представлять!!!
Злобно смотрю на выпирающую ширинку, раздраженно тянусь сначала за бокалом, а затем за трубкой кальяна.
Успокоиться. Надо успокоиться.
Вася — уже не та наивная девочка, ее нахрапом и силой не возьмешь.
Причем, ведь поплыла в самом начале, я же видел!
Глаза такие огромные были, когда меня увидела. Ничего, кроме этих глаз, значения не имело в тот момент!
Даже тяжелая лапа вечного моего соперника-соратника, по-хозяйски лежащая на хрупком плече Васи. Наоборот, она смотрелась не чужеродно, а правильно. Знакомо.