Нашествие гениев

«Но убивают все любимых, —

Пусть слышат все о том.

Один убьет жестоким взглядом,

Другой — обманным сном,

Трусливый — лживым поцелуем,

И тот, кто смел, — мечом!» Не больше и не меньше, Майл. Не больше и не меньше. Либо ты из доброты душевной решил создать иллюзию любви, но не выдержал, либо наигрался, очень быстро поняв, что кукла — существо неинтересное и тебе не ровня, и решил уйти, но, опять же, из доброты душевной, бросить, сказав: «Все кончено», — не решался, а потому всеми силами пытался отстраниться. И не важно, где правда, а где ложь. Утром у тебя в глазах было сочувствие и больше ничего. Других чувств ко мне у тебя сейчас нет, а потому я не вижу смысла и дальше тебе навязываться.

— Хорошо, — пожал плечами Майл. — Надеюсь, без обид?

— Естественно, — ответила я. — Я не собираюсь обижаться на тебя.

— Из принципа «на дураков не обижаются»? — вскинул бровь геймер.

— Нет. Из принципа «мне уже все равно», — пожала плечами я.

— Вот и хорошо, — хмыкнул он и ушел на кухню, а я до самого конца провожала его взглядом. Я не надеялась — я прощалась.

Дверной проем. Когда-то родная, но теперь такая далекая спина, затянутая полосатой кофтой. Боль. Пронзительная, разрывающая сердце на миллион частиц… Темнота коридора. Пустота комнаты. Одиночество всей моей жизни…

Я закрыла глаза и откинулась на спину. Ну и ладно, ну и пусть. Так и должно было быть. «Жизнь — игра, у тебя нет масти», — вспомнилась строчка из песни «Кукрыниксов», стоявшей на мелодии звонка моего мобильного, оповещавшей весь мир, что меня домогается мой вражина. О да, Ионов — снова мой враг номер раз, ибо я выспалась, увидела кошмар, и глюк в стиле: «Он такая душка, он обо мне заботится», наконец исчез: сняла царица-ночь с глаз лошадки по имени Маня шоры! Ура ей… Вот только почему-то именно сейчас, полностью осознавая, какая Ионов гадость, мне захотелось, чтобы наступила ночь, чтобы именно эта гадость отвела меня на поляну в лес и, усадив на плед и вручив горячий чай из термоса, сказала: «Знаешь, когда я смотрю на звезды, я верю, что даже в моем будущем возможен свет. Как и в твоем. Не верь никому — верь только им, только этим звездам. Возможно, тогда они придут в твою жизнь светом и счастьем. Ведь ты это заслужила». Тогда, в ту ночь, после моей третьей победы в финале подпольных боев, когда я билась в истерике, он именно так и поступил, и это единственное, за что я ему безумно, искренне, всем сердцем благодарна. Когда он это говорил, он искренне улыбался, а не ухмылялся, и я поверила. Поверила в свет звезд, и это дало мне силы жить дальше. Вот только сейчас свет почему-то погас, и мне жизненно необходимы были те самые слова, говорящие, что даже я могу надеяться на счастье, и что, возможно, свет загорится вновь… Но он этого не повторит, к сожалению. Он ведь никогда не повторяется… Ну и ладно, переживу очередную маленькую драму своей жизни и так, без поддержки вампиров со склонностью к лиризму. Я же сильная, как он любит повторять… Вот и не буду в драматизм впадать!

Повалявшись на диване, я таки соизволила соскрести себя с него и пошлепала на кухню. Ниар и L обнаружились за столом, с чашками чая в лапках, и я, усевшись на свое законное место, набрала номер Ионова на мобильном. L как ветром сдуло — даже чай на столе оставил. Ага, ломанулся играть в шпионов, хитрая ты харя?

— Как спалось, моя Королева? — раздался в динамике ненавистный мне голос, который я хотела услышать.

— Как в первый день двадцатипятилетнего заключения в колонии строгого режима, — вздохнула я, а Ионов озадачился:

— Почему же? Вряд ли на тебя так подействовал тот бой.

— Да так, ничего особенного, — хмыкнула я, сверля взглядом скатерть. — Всего-то явился мой рабовладелец и вверг мою жизнь в ад кромешный. А больше ничего не произошло, да. И кошмарам сниться не с чего.

— Ты вспомнила тот день? — вопросила эта пакость странным тоном.

— Нет, блин! — возмутилась я. — Я о нем забыла напрочь и даже под гипнозом вспомнить не способна! Иди ты на фиг!

— Вряд ли что-то изменится с изменением моего местопребывания, — флегматично заявил он. — Однако нам стоит встретиться, чтобы обсудить твою плату, не находишь? А сделать это, если я уйду по указанному тобой адресу, будет проблематично.

— Ладненько, давай встретимся. А потом можешь смело топать на фиг, — усмехнулась я, отчаянно желавшая сейчас его увидеть. Ведь когда на душе черным-черно, статичность, холодность и абсолютное понимание человека, который говорил, что является моим другом, и при этом порой поступал как враг, а порой спасал, могли дать то, что я так ценю. Определенность. Ионов никогда не сумеет меня предать, потому что он мой враг, и я жду от него лишь подлости. Но при этом он меня понимает и никогда не скажет: «Верь мне», — однако, когда мне будет плохо, наверняка процитирует «Божественную комедию» и скажет нечто мрачное, но неизменно совпадающее с моей собственной философией. И эти слова заставят меня продолжать бороться. Как и всегда… А затем он назовет меня другом, и на мое возмущение рассмеется и ответит, что его понятие дружбы отнюдь не такое, как принято в обществе. А я так и не сумею понять, что же для него значит дружба, ведь в этом я его понять тоже не смогла…

— Я подумаю над последней частью твоего любезного предложения, — вывел меня из раздумий Ионов, — а пока давай встретимся в парке, на нашей скамейке, через час.

— Да какая она «наша»?! — возмутилась я, но ответили мне короткие гудки, ясно вещавшие о том, что разговор окончен и восстановлению не подлежит.

— Вот гад! — тихо возмутилась я, глядя на экран мобильника, на котором стояла заставка в виде первой страницы из манги «Певчая птица крыльями не машет» с главным героем — Яширо — и хокку от Йонеды Ко, автора этой чудесной, но очень тяжелой яойной манги: «Будь ты сломлен. Будь ты развратен. Нет выбора, кроме как жить». Я тяжко вздохнула и сменила заставку на другой фрейм из той же манги — первую страницу третьей главы, изображавшую все того же Яширо, и подписанную автором словами: «Чувствительность. Апатия. Удушье». Она идеально передавала мое состояние сейчас, и я, усмехнувшись, подумала, что быть похожим на Яширо в силе духа — это не такая уж плохая мечта, несмотря на все пороки этого персонажа…

— Когда встреча? — вывел меня из раздумий голос Ниара. О как, оказывается, не такой уж у гениев идеальный слух, как я думала…

— Через час, — пробормотала я и тут же добавила: — Я пойду одна. Не хочу проблем: он явно жаждет с тобой пообщаться, а я не хочу, чтобы он тебе гадость мог сделать.

— Ты думаешь, у него получится? — нахмурился Ривер, словно говоря: «Опять ты в меня не веришь?»

— Он может сказать какую-нибудь гадость, которая тебя расстроит. А я не хочу, чтобы тебе было больно, Найт. Прости, — честно ответила я, умолчав лишь о том, что вдобавок ко всему этому еще собираюсь попытаться привести нервы в порядок в компании человека, от которого постоянно жду подляны.

С этими словами я ускреблась к себе в спальню, выпроводила из нее Рюзаки, подслушавшего весь мой разговор с Ионовым, и, быстро переодевшись, свалила в туман, попросив Ниара передать Юле, куда я умотала, и не нервировать ее лишний раз рассказами об утреннем происшествии.

Погодка стояла просто чудная, если ты решившее покончить с собой мороженое. Тридцать градусов, ни ветерка, ни облачка, асфальт начал плавиться с самого утра, а похолодания не предвиделось, как и грибного дождичка. Короче, кошмар… Пешеходы вяло влачили свои бренные тушки по тротуарам, птицы шухарились в тени веточек, листиков и прочей зелени, а собаки и кошки ныкались под кустами и мечтали о хорошем таком ливне. Я же, как и все несчастные, лишенные транспорта с кондиционером, лениво переставляла ноги по нагретому звездой по имени «Солнце» асфальту, и мечтала о большем, чем кото-песики: о ливне и мороженом. Доскребясь таким вот образом до парка и окунувшись в его спасительную сень, я возблагодарила Ананасовую Фею, его ученика и мэрию города за существование сего дивного места, заползла на уединенную аллею и уселась на лавочку, где мы обычно встречались с Ионовым летом. Изнывая от скуки, я выудила мобильник и начала читать яойную мангу «Dog style», вечно загонявшую меня в глубокую депру, но почему-то поддерживавшую в тяжелых жизненных ситуациях. Стоит Грелле сказать «спасибо» уже за то, что, благодаря ее страсти к аниме, я нашла отдушину в таких вот шедевральных произведениях. Да, я не только Гюго считаю автором, способным вывесить на мою жизнь табличку «Умотал в пессимизм, к обеду не ждите», не удивляйтесь.

Примерно через пятьдесят минут после того, как Ионов шваркнул трубку посреди нашего разговора, он соизволил нарисоваться в пределах моей видимости, а если точнее, уселся рядом со мной, отрешенно читавшей мангу, на лавочку, и вопросил:

— Ты снова читаешь что-то мрачное, моя Королева?

Я вздрогнула от неожиданности и, бросив на него возмущенный взгляд, заявила:

— Ага, не хочешь присоединиться?

С этими словами я ткнула ему в нос экран, на котором красовалась откровенная яойная сцена без цензуры, но на него это никакого впечатления не произвело. По крайней мере, плеваться, осенять меня крестным знамением и орать: «Сгинь, нечистая!» — он не начал. Печалька… Я убрала мобильный, а Ионов усмехнулся и, шмякнув лапки на колени и сведя кончики пальцев, вопросил:

— И что же тебя больше раздражает, мое возвращение в твою жизнь или грядущие бои?

— Это синонимы, — пожала плечами я, облокотившись на спинку лавочки и глядя на пыльный асфальт.

— Я бы не сказал, — протянул Алексей-свет-Леонидович, и я лишь фыркнула в ответ, а потому он перевел разговор в более перспективное русло: — Итак, что ты хочешь, чтобы я сделал с твоим обидчиком?

— Да ты меня не меньше обидел, — хмыкнула я. — Не тебе так обзываться.

— Не скажи, — усмехнулся Ионов. — Все же ты с самого начала знала, чего от меня ждать, и я тебя не предавал. Я твой «враг», и ты меня опасаешься, не подпускаешь ближе, чем это необходимо, не доверяешь мне. А потому, ожидая удара в спину, ты не боишься его получить, и если он последует, тебе не будет больно. Это даже предательством для тебя не будет — враг предать не способен, он может лишь нанести очередной удар. А вот от Ягами ты удара в спину не ожидала, и думаешь, что он тебя предал. Но пойми, те, кто наносят подлые удары, — враги априори, и это даже не столько предательство, сколько атака. А вот те, кто не наносят тебе этот удар, хотя могут, не такие уж и враги, поскольку не собираются предавать.