Наследие Санторо

Шокированная таким началом тренировок, Аделина прорычала, а то и простонала, закрыв лицо ладонями.

— Боже! Реборн, ты просто… садист! Мне страшно представить, что ты делал с Савадой. Отправлял его будить Занзаса, чтобы развил скорость?

Оценив шутку и явно взяв на заметку такой способ, Реборн едва сдержал смех, но вспомнив про спящую, но всё равно бдящую Бьянки, коротко кашлянул.

— Знаешь, я до сих пор тренирую Тсуну, так что возьму это на заметку. Ему ещё учиться и учиться. Но если бы ты выбрала тренировки «босса», мы бы занимались совсем другими вещами.

Санторо заинтересовалась такими подробностями, и будто просто из любопытства, спросила:

— Они легче?

— Нет, возможно, в твоём случае даже сложнее. У тебя проблема с социальными связями и привязанностью к ближним своим. Точнее полное её отсутствие. Но я считаю, что нет ничего невозможного, — почти что завуалированное предложение оступиться и задуматься о своей семье, ведь как-никак, а она законная наследница кресла. И Реборн, кидая несложные намёки, испытующе смотрел в её глаза, ожидая, что она всё-таки сдастся. Хотя бы под первым страхом. Но Аделина вытянувшись и кокетливо проведя по бедру мужчины, с вызовом прошептала ему на ухо:

— Нет уж, я, пожалуй, все-таки стану киллером.

И намекнув, что разговор окончен, устроилась на своей ложе, повернувшись на бок, укрывшись едва ли не с головой.

Покачав головой и цокнув языком, Реборн больше не стал возражать и, выключив свет, покинул девушку, на этот раз в сердце которой бушевала окончательная решимость.

Аделина так и не смогла понять, спала она или нет, только девушка проваливалась в сон, как тут же заставляла себя проснуться, с ужасом опасаясь, что сейчас Бьянки откроет дверь и с перекорёженным от гнева «измены» лицом нашинкует её на завтрак. А может и на обед хватит. Но что было хуже — Лина не могла попросту определить который сейчас час. Дошло до того, что она вылезла из своего ложа и приоткрыв дверь следила, когда займётся рассвет. Так как шла только весна, лучи солнца должны были показаться только после семи утра. Когда в комнате более-менее посветлело, Санторо на цыпочках покинула убежище. Чтобы добраться до выхода в квартире студии, ей нужно было миновать целую комнату. Голубки, как она их окрестила, сладко спали, Гокудера собственнически оккупировала любовника, пристроившись на его плече, а когда Аделина встретилась с взглядом Реборна, который своё слово держал и действительно не спал, по спине невольно пробежались мурашки.

Он точно не человек. Решив бросить заботы со спальной ванной на киллера, Аделина прокралась через всю комнату под тяжёлым взглядом репетитора, повернула ключ двери, как можно тише опустила ручку, открыла дверь, фантастическим образом точно так же тихо закрыла. И облегчённо вздохнула, рванув на лестничную площадку, решив, что терпения ждать лифта у неё не хватит.

И только она почти достигла первого этажа, как из-за пролета выскочил некто или нечто, расставив руки по ширине, не позволяя ей проскочить, и слишком бодро для раннего утра кричавшего:

— Время тренировок, кора!

— Занзас меня подери!!! — завизжала Санторо, шарахнувшись назад от объекта столкновения.

Уставившись во все глаза на подбоченившегося незнакомого блондина, гордо вздёрнувшего подбородок, Аделина постепенно осмысливала им произнесённые «тренировки».

— Ты ведь Аделина? Я Колонелло. Реборн назначил меня твоим тренером, я лично займусь твоей физической подготовкой! Ты и глазом моргнуть не успеешь, как на твоём животе вырастут шесть кубиков пресса, кора!

Вот и всё, она добилась своего. Тренировки начались, и даже не зная радоваться, что она своего добилась, или плакать, ведь ночью она не спала и сейчас была готова душу дьяволу продать за тёплую постель. А когда Колонелло объявил, что начнут они с разминки в виде бега в пять километров, Аделина истерично захохотала в голос.

====== Глава 23. «Погребенная живой» ======

Весенний дождь накрапывал над кладбищем, стуча по закрытой крышке гроба, который несли в сопровождении вереницы тёмных фигур, ленивой рекой направляющейся по протоптанной тропинке к уже вырытому участку, где навеки упокоится тело Аделины Санторо, так трагично погибшей в пожаре.

Занзас ступал в самом конце процессии с бутылкой виски, чтобы выглядеть, как сказал патлатый мусор, хоть капельку расстроенным из-за трагической потери бедной и несчастной Аделины. Уж кем, а бедной и несчастной Скариани назвал бы её в последнюю очередь. Обнаглевшая сука, после всего, что он для неё сделал, сбежала из больницы, и на этот раз бросив на них всю грязную работу. Подбросить уже предварительно сожжённый труп «неопознанной девушки» на место трагедии, где он её нашел, не составило труда для Вонголы. Новость о смерти последней Санторо сотрясла весь эшелон не только итальянской мафии, учитывая, как быстро распространилась шумиха вокруг наследия за пределы границы. И вскоре Фредерико Альерти, который, о чудо, оказался живым и лишённым только одного пальца, официально признали Восьмым Боссом Санторо. Он не явился на похороны, но выразил свои соболезнования через поверенного, горько причитая и плача в платочек, как была молода Аделина и заслуживала лучшей участи.

Вокруг смерти Санторо ходило много слухов. Кто судачил на Фредерико, как оно и было, и Вонгола с Варией уже даже знали подробности, благодаря «проверенному источнику» Реборна. Кто-то обвинял во всём Вонголу, что не уследили, а то и вовсе — виновны. Сам Фредерико винил во всём злой рок, нависший над их семьёй. Вот только новоявленный босс Санторо залёг на дно так, что даже разведка Вонголы не могла определить его местонахождение.

Занзаса тошнило от разыгрывающейся трагикомедии. Его обуревал неистовый гнев, что попадись ему сейчас под руку Аделина, не пришлось бы ломать трагедию с подделкой трупа, он бы лично зашвырнул её в белый бархат вечного ложа, предварительно перед этим сломав шею. На то она, видно, и делала расчёт, сбегая, зная, что по головке он её не погладит.

Гроб опускали с заупокойной мессой, что набатом отдавалась под не прекращающийся стук дождя. Видимо, Вонгола даже тучи решила согнать над кладбищем, для пущего эффекта трагичности.

— Да пошло оно все на хуй, — пророкотал Занзас, разбив бутылку о ближайшее надгробье. Несколько свидетелей обернулись на его удаляющуюся фигуру. Скуало, заметив, что босс не выдержал, со сдержанным скорбным видом, ринулся из толпы следом.

— Врой, Занзас, представление ещё не закончилось.

— Я пробыл здесь достаточно, чтобы потешить горе Десятого мусора.

— Всё должно выглядеть естественно.

— Естественно? То есть это естественно, что меня с какой-то стати должна волновать смерть неблагодарной суки?

Скуало едва не заикнулся, что возможно должна, потому что мир полон слухами, и как бы Вонгола ни пыталась скрыть факт беременности «умершей», всё тайное рано или поздно выходит даже за пределы врачебной тайны.

— Где бы она ни была, надеюсь, ей хватит ума никогда не попадаться мне на глаза.

Реборн искоса наблюдал за двумя варийцами, стоя рядом с учеником. Как он и ожидал, Вария отреагировала равнодушно к новости о побеге. По крайней мере, сделали вид. Своё они получили за выполненное, пускай и не удачно, задание, после чего не горя желанием задерживаться у Вонголы, вернулись на Сицилию. Но что больше удивило, Занзас даже не пожелал вникнуть в подробности. О чём свидетельствовало, что он прекрасно знал и о Франческо Гвидо и о Фредерико Альерти, и водил Вонголу всё это время за нос. Вероятно, в глубине души он даже понимал, что совершил ошибку не меньше Аделины, скрыв правду из-за желания показать Саваде, что он не на своем месте.

Савада же принял новость тоже на удивление сдержанно и спокойно, что сказать — как ни как, а ученик вырос на глазах.

А вот Хранители, узнав правду о Франческо и Фредерико и, самое главное, об истинной форме наследия, подняли панику, выстроив вокруг Тсунаеши круглосуточную охрану. Десятого Босса собирались отравить, причём ядом, который если верить после изучения Верде, никак себя не проявляет целые сутки, его невозможно заметить в организме, даже с помощью анализов. Оно убивает спустя сутки внезапно, поражая все органы, едва ли не разлагая их. Савада проявил мужественное хладнокровие, когда Хранители едва не готовы были пожертвовать собой, пробуя пищу, как настоящие слуги короля. Но паника постепенно поубавилась, Тсуна отказался сидеть в четырех стенах, выбрав политику «Делаем вид, что ничего не произошло, и тихо ищем Фредерико». Семьи-союзники уже были в курсе сложившейся ситуации.