Назови меня по имени

– А если мой папа тоже заболеет и умрёт?

– Все мы когда-нибудь умрём, Петька.

– Если он умрёт, – сказал сын, – я, наверное, узнаю об этом лет через сто.

– Почему через сто?

– Потому что ты забудешь мне сказать.

Петька настолько прямо и просто высказал свои мысли, что Маша даже не нашлась что ответить. Ей стало стыдно. Петька глядел на Машу в зеркало заднего вида, и Маша не знала, куда девать глаза. Она стала смотреть вперёд, на дорогу, а видела перед собой кое-что другое. Ей вспомнилось всё: собственное детство, мучительное ожидание праздников и воскресений, ревность к новой отцовской жене Наталье, ревность к Альке и понимание, что тебя, живого человека, – бросили, забыли. Она вспомнила наконец безоговорочную свою капитуляцию, отказ от борьбы за отца и горькую, жестокую обиду на мать, на всю жизнь проложившую между ними полосу отчуждения.

Тем же летом она оставила Петьку у Заряднова с уговором, что тот отправит сына в Москву в конце августа, перед началом школьных занятий. Маша звонила почти каждый день, спрашивала Петьку о мельчайших подробностях его жизни в новой отцовской семье – в общем, «держала руку на пульсе». Заряднов тогда уговор выполнил. С той поры счастливый Петька был на связи с отцом и часто ездил в родной город.

А сейчас, казалось, бывший муж что-то задумал. Он действовал так, словно ребёнок стал его полноправной собственностью. Маша ещё раз посмотрела на весь расклад, и в груди у неё похолодело. Петька всё-таки проболтался, решила она. Наверняка рассказал отцу про пьяную новогоднюю поездку – может, хвастался, а может, просто к слову пришлось. Противник получил козырь, о каком раньше не мог и мечтать. Если на основании Петькиных показаний Заряднов выстроит свою защиту в суде, Маша рискует вообще никогда не увидеть сына. С её бывшего мужа станется, что и говорить.

С трудом сосредоточившись на работе, она провела два последних урока, у восьмого «А» класса и у одиннадцатого «Б». Оставаться в школе для проверки тетрадей сегодня было необязательно, и Маша постаралась как можно более незаметно выскользнуть из учительской.

На крыльце школы она столкнулась с Алёшей.

– Марья Александровна! А я знал, что вы тут пройдёте.

Ученик улыбался. Удачная встреча, подумала Маша. Значит, не нужно будет звонить его матери, Светлане Павловне, и сообщать про отмену занятия.

– Алёша, во вторник я приехать к тебе не смогу, – сказала она. – Уезжаю на два дня.

Алёша шёл с ней рядом по направлению к стоянке.

– Как твой первый день в школе? – спросила Маша, просто для того, чтобы не идти молча.

– Вы всё видели. – Алёша снова улыбнулся. – Коллеги мне не слишком-то рады. Но своё мнение они переменят. И месяца не пройдёт.

– Молодец, – сказала Маша. – Не подведи меня перед Анной Сергеевной. Эти два дня она будет меня замещать.

Ученик щёлкнул каблуками и взял под козырёк.

Маша села в «тойоту» и, не опуская стекла, помахала рукой Алёше, а потом выехала со стоянки во двор жилого дома.

Она видела в боковое зеркало: Алёша так и стоял, вытянувшись во фрунт, пока Машин автомобиль не скрылся за углом. Тоже мне гусар, усмехнулась она и наконец почувствовала, что буря в её душе начинает успокаиваться.

Медлить было нельзя. К дальней поездке Маша оказалась совершенно не готова: по дороге ей требовалось зарулить в супермаркет и купить там воду, еду, крем для лица и что-нибудь из одежды, хотя бы запасную пару колготок. А ещё обязательно заехать на заправку и залить полный бак. О том, чтобы заглянуть домой за вещами, речи вообще не шло: на этой петле Маша теряла целый час, а может, даже полтора.

Запоздалый ответный звонок от Петькиного отца она приняла во всеоружии: с металлом в голосе Маша сообщила бывшему, что завтра, двенадцатого января, ровно в два часа дня, она будет стоять возле ворот дома Зарядновых на Технологическом… Ах, они сейчас живут за городом? Ещё лучше: Маша будет стоять возле ворот дома в Сестрорецке, и поэтому она советует заранее, как можно быстрее, собрать Петькины вещи. Нет, к сожалению, она уже в дороге. Нет, задерживаться не собирается. Да, было бы хорошо, если бы её и Петьку завтра избавили от долгих прощаний и бессмысленных разговоров.

Глава 3

Во время резкого торможения напротив пешеходного перехода телефонная трубка соскользнула с пассажирского сиденья. В Химках, заехав в случайный карман на Ленинградском шоссе, Маша остановила автомобиль и подобрала телефон.

Она отыскала номер, который могла бы набрать и безо всякой записной книжки.

Ответили не сразу. Маше пришлось выдержать несколько длинных, очень длинных гудков.

– Слушаю, – раздалось из динамика.

Казалось, человека на том конце оторвали от какого-то важного дела, и он поднял трубку из чистого снисхождения к звонящему. Но Маша знала, что дело обстоит совсем не так.

– Папа, это я. Когда ты уже запомнишь мой номер?

Отец засмеялся. Голос его сразу же стал близким и тёплым.

– Номер твой у меня записан, – сообщил отец. – Прямо в телефоне. Даже дважды.

Было слышно, как папа, прикрыв рукой микрофон, говорит кому-то: «Это моя Маша». И потом, через секунду: «Что? Обязательно передам»

– Наталья привет тебе передаёт. – Отец вдруг заволновался. – У тебя всё в порядке?

– Всё в порядке, пап, – сказала Маша. – Я в Питер еду. За Петькой.

– Да? – обрадовался отец. – Скажи дату, я тебя встречу.

– Прямо сейчас. Буду завтра утром. На один день.

– Не понял. – Голос отца дрогнул. – Прямо сейчас? Что ж ты не предупредила…

– Да всё как-то… – Она подбирала нужное слово. – Как-то всё внезапно.

Отец молчал.

– Заряднов Петьку не вернул после каникул. – Она уже почти оправдывалась. – Вот, собралась и поехала.

– Внезапно у неё… – Отец сердился. – Маша! Почему ты приезжаешь каждый раз, когда я отбываю в командировку? У меня ночью самолёт. Вот и сумку уже собрал.

– Самолёт! – восхищённо сказала Маша. – Куда на сей раз?

– В Барнаул. В царство снега и льда. Но если б я знал…

– Хорошей поездки, пап. – Её радость сменилась гулкой пустотой. – Ты у меня всегда на коне. Всегда нарасхват.

– Да уж… – сухо сказал отец. – Где остановишься? Можно у нас, я скажу Наталье, она тебе постелит…

– Пап, – Маша уже взяла себя в руки, – я лучше переночую… Ты знаешь где.

– На даче в Репино, конечно? – Отец кашлянул. – Кстати, мы в прошлом году отвезли туда два старых обогревателя и одно электрическое одеяло. Они, наверное, всё ещё лежат в кладовке, рядом с душевой.

Маша улыбнулась: отец так же, как и раньше, умел читать мысли своей младшей дочери на расстоянии. Ничего не изменилось.

– Добро, – ответил отец на её молчание. – Про одеяло не забудь.

Папа говорил ещё что-то, в его тембре снова появились официальные нотки, но Маша уже знала, что всё это видимость. Профессор Иртышов не любил показывать свою досаду, не хотел, чтобы Маша догадалась, как сильно он расстроен.

Когда разговор был уже окончен и трубка снова лежала на пассажирском сиденье, Маша подумала про себя: вот балда! Хотела как лучше – а в итоге огорчила папу, и без того вечно печального. Скоро он поедет в Пулково, войдёт в самолёт, забросит сумку на полку для багажа, пристегнёт ремень… Сколько длится перелёт в Сибирь – три, четыре часа? Так вот, папа теперь целых четыре часа, уцепившись за подлокотники самолётного кресла, будет крутить одну и ту же мысль, что могли бы увидеться с дочкой, да не увиделись. Теперь вся надежда была только на Наталью. Может, ей удастся как-нибудь его развеселить.