Необратимость

Я чувствую поражение.

ГЛАВА 30

Я щурюсь от мириад мигающих огней.

Камеры щелкают без остановки.

Но я не на подиуме. Я не в студии с профессиональными фотографами и загримированными моделями. Никаких вечеринок, шампанского, дорогих платьев и блестящих туфель на высоких каблуках.

Я сижу в кресле-каталке и меня везут по тротуару к дверям больницы, а репортеры устроили засаду. Приложив ладонь ко лбу, я оглядываюсь по сторонам. Они повсюду.

Это ослепляет.

– Эверли Кросс!

– Как вы себя чувствуете?

– Миссис Кросс! Что с вами случилось?

– Где вы были?

– Это был трюк для СМИ?

Последний вопрос заставляет меня вскочить. Врач скорой помощи хватает меня за плечо, толкает обратно вниз, но я сопротивляюсь и вырываюсь. Я несусь к морю камер, шлепая босыми ногами по тротуару.

– Мэм, давайте зайдем внутрь, - обращается ко мне врач скорой помощи.

Я игнорирую его. Негодование сжигает мою кровь, когда я смотрю на нетерпеливые лица. На меня направляют микрофоны.

– Сделайте, пожалуйста, заявление, - говорит брюнетка с аккуратным пучком, красными губами и в черных очках.

Я медленно моргаю. Осознавая вопрос.

У меня сводит живот, тело слабеет. Меня начинает лихорадить, но ярость придает сил.

– Это был не трюк.
– Все умолкают, слышны только щелчки камер.
– Меня держали в плену. Меня использовали и оперировали ужасные люди. Монстры.

Начинают сыпаться вопросы.

– Кто они были?

– Как вы выжили?

– Есть ли другие жертвы?

Прежде чем я успеваю ответить, Джаспер оказывается рядом со мной, оттаскивая меня подальше от слишком ретивой толпы.

– Эверли, пойдем. Ты выглядишь так, будто вот-вот упадешь.
– Он уводит меня от толпы, прикрывая своим телом от ослепительных вспышек фотокамер.
– Сейчас не время для заявлений.

– Они… они думают, что я притворялась.

– Пусть. Это не имеет значения.

Меня возвращают в кресло и завозят внутрь через автоматическую дверь. Джаспер отпихивает свою коляску и берет меня за руку, поддерживая, пока я еду по коридорам, а сердце колотится где-то в горле.

Он проводит рукой по своему грязному лицу, а затем переключает внимание на меня.

– Уверен, у тебя тоже есть вопросы.

Мои глаза наполняются слезами, когда я сжимаю его руку.

– Я видела, как в тебя стреляли. Ты не двигался, едва дышал. Мне сказали, что ты мертв.

– Мне казалось, что так и было. Я едва выжил.
– Качая головой, он смотрит на свои дрожащие ноги и сглатывает.

– И долгое время я жалел, что пуля не забрала мою жизнь, потому что я не мог представить себе жизнь без тебя.

Наши глаза встречаются на мгновение, пока меня везут по коридору.

– Сколько времени тебе понадобилось на восстановление?

Его челюсть сжимается от боли.

– Вечность, - мрачно отвечает он.
– Но теперь ты вернулась, так что, возможно, конец не за горами.

Мы снова сжимаем руки, повторяя ощущения в моем сердце.

Когда мы приближаемся к моей палате, я оглядываюсь по сторонам в поисках темноволосого мужчины. Я замечаю кого-то, лет тридцати, с черными, как смоль, волосами до плеч. Мои глаза вспыхивают, я резко поднимаюсь на ноги и поворачиваюсь, чтобы лучше рассмотреть его.

Он смотрит на меня.

И я понимаю, что это не он.

Он слишком худой, слишком низкий. И глаза у него не карие.

Надежда покидает меня.

Вскоре меня закатывают за голубую занавеску и устраивают в небольшой палате. Мою ночную рубашку заменяют новой, из колючего хлопка с полупрозрачными пуговицами. Джаспер придвигает стул к моей кровати, и я ныряю под одеяло, стуча зубами. Адреналин иссякает, оставляя меня лишенной всех сил, и я чувствую, как в крови бушует лихорадка. Боль пронзает низ живота, заставляя меня с шипением подтянуть колени к груди.

– Эверли.
– Голос мужа звучит успокаивающе, когда он хрипло произносит мое имя. Он обхватывает мою ладонь двумя руками и наклоняется, упираясь подбородком в сжатый кулак.

Мои веки трепещут, пока я пытаюсь сосредоточиться и побороть боль. Медсестра подходит к моей кровати, возится с аппаратами и проводами. Я почти не чувствую, как игла вонзается в мою руку.

– Я скучала по тебе… так сильно.
– Я чувствую, что отключаюсь. Я не хочу уходить.
– Не оставляй меня.

– Я никуда не уйду.

– Ты тоже скучал по мне?
– От истощения мои слова еле слышно.
– Я держу Джаспера за руку. Это мой якорь.

– Больше, чем ты думаешь.

Его слова - фон для прекрасных снов.

Я жива.

Я здесь.

Я свободна…

Через некоторое время я просыпаюсь с ощущением, что нахожусь в своей камере с белыми стенами. Лампы дневного света над головой режут мне глаза, пока я пытаюсь стряхнуть с себя дымку сна и вздохнуть полной грудью. Я слышу писк приборов. Шуршание. Тихий шепот.

Голос.

– Милая?

Мои глаза распахиваются, сердце делает сальто под ребрами. В поле зрения появляется панельный потолок, и я боюсь посмотреть налево. Я боюсь, что этот пузырь лопнет и я окажусь… там.

Теплые пальцы переплетаются с моими.

Воспоминания возвращаются ко мне.

Это реальность.

Она реальная.

– Мама?
– Я поворачиваю голову и смотрю на свою маму. Моя красивая мама, со слезами на глазах. Золотистые волосы с вкраплениями серебра собраны в свободный пучок. Морщинки обрамляют ее запавшие глаза, когда она смотрит на меня в ошеломленном изумлении.
– Мама…

Она бросается ко мне, прижимаясь всем телом.

Мы плачем вместе. Два года сдерживаемых слез.

Мои хрупкие руки обхватывают ее тело, пока она дрожит надо мной, ее горе и любовь увлажняют изгиб моей шеи. Она прибавила в весе.

Она потрясающая.

– О, Эверли.
– Она целует меня в ключицу, прежде чем оторваться от меня.
– Я причиняю тебе боль? Боже, прости, я…

– Нет, ты не делаешь мне больно.
– Мой голос низкий и надтреснутый.
– Я не могу поверить, что ты здесь.