Непознанный мир (цикл повестей)
Шрифт:
Но едва Стайлз, падая, коснулся земли в тот момент, когда челюсти Бартоломью с лязгом сомкнулись на его горле, грянул выстрел. Из пистолета, который сектант крепко держал в руках. И огромный пёс, взревев от боли, мгновенно обмяк и рухнул на тело мёртвого сектанта, не издав больше ни звука.
Послышался громкий крик ужаса. Аделаида, опомнившись, бросилась к мстителю и его мёртвой жертве. Но добежать не успела. Тело чёрного пса вдруг вспыхнуло серебристо-синим сиянием, которое затем плавно стекло с боков дворецкого на землю, открыв взору уже не собаку, а человека. Перед Аделаидой лежал на теле Стайлза старый дворецкий Бартоломью, поражённый выстрелом сектанта в самое сердце.
Анастасий очнулся от какого-то необъяснимого чувства тревоги, и обнаружил,
– Мартемьян, мы что, горим? – вдруг вырвалось у Анастасия. – Мартемьян! Где ты?
Конюх не откликнулся. Анастасий, с трудом поднявшись с дивана, побрёл, пошатываясь, куда-то в сторону, но споткнулся обо что-то, и упал. Тут только он и увидел, что запнулся о лежащего на полу Мартемьяна. Из-за густого дыма Анастасий почти ничего не видел, но понял, что случилось что-то плохое.
– Марти! – жалобно окликнул он конюха. – Вставай… Что с тобой?..
Видя, что Мартемьян не отзывается, Анастасий взял его за здоровую руку и поволок за собою к выходу. Из-за дыма он не заметил, что конюх ранен, и не понимал почти ничего, что происходит – временная потеря памяти от удара головой о подлокотник дивана и пережитый шок не давали его сознанию проясниться. Старик только знал, что где-то в замке вспыхнул пожар, и теперь изо всех своих сил стремился к выходу вместе с тем, кого он смог найти. Про похищенную Аделаиду он не вспомнил.
Действительно, огонь полыхал уже в большинстве комнат замка – сектанты, уходя, подожгли несколько комнат с помощью дров, вынутых из камина в герцогской спальне. И теперь пламя полыхало уже в начале первого этажа, уверенно захватывая парадную лестницу. Если бы Анастасий вовремя не очнулся, и он, и Мартемьян, сгорели бы заживо.
Мысли Анастасия беспорядочно путались в голове, пока он тащил Мартемьяна, но он уже начал кое-что вспоминать. И к тому времени, когда он, совершенно обессиленный, выполз за порог, последним усилием вытащив конюха вслед за собою и рухнув на гранитные ступени, свежий воздух сумел восстановить некоторый порядок в памяти старого лакея.
Перед собою он увидел несколько полицейских машин, пожарную и скорую помощь – последние две только что подъехали. Анастасия и Мартемьяна бережно подняли и отнесли в машину. По пути в больницу Анастасий гадал, жив или нет Мартемьян, и в какой-то момент услышал его слабый стон и едва слышные слова, обращённые, вероятно, к нему, так как сам Анастасий всё ещё пребывал в каком-то сверхстранном состоянии наподобие сильного дурмана, – а может, врачи ему уже что-то вкололи. Раненый конюх без конца твердил одни и те же слова:
– Ада… Моя Ада… Её забрали. Найди её… Найди её… Я не смогу жить… Я умру без неё… Найди её… Ада…
Мартемьян говорил и говорил, – до тех пор, пока Анастасий, уже проваливаясь в глубокий дурман, не услышал какой-то беспрерывный писк, который появился после того, как голос Мартемьяна вдруг оборвался на полуслове, и больше Анастасий ничего не услышал, провалившись в глубокий искусственный сон.
– Барти! Барти-и!.. Этого не может быть… НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!..
Аделаида рыдала, стоя на коленях перед распростёртым на земле телом дворецкого.
– Барти, не смей умирать, слышишь? – говорила она уже после в состоянии полной отстранённости, вызванной чудовищным шоком. – Что скажет наш господин, если ты это сделаешь? Подумай хорошенько, Барти! Это будет очень, очень глупо, если ты так сделаешь. И все назовут тебя дураком! Все, даже сэр Гис. Узнаешь тогда, как пугать подобными вещами добрую кухарку Аделаиду!.. Барти! Барти! Ты слышишь меня? Вставай! – Она ударила мясистым кулаком по спине Бартоломью. – Ну давай же, Барти! Хватит притворяться!..
– Отойди, – вдруг сказал у неё за спиной чей-то спокойный голос.
Кухарка в испуге обернулась. Позади неё стояла большая чёрная собака.
– Отойди, – повторила собака, делая шаг вперёд. Удивительно,
но она говорила, не открывая рта!Аделаида безропотно повиновалась, резко вскочив от испуга, и в страхе прислонилась к стене туннеля. Чёрный пёс подошёл к дворецкому, наклонил к нему голову, затем выпрямился и взглянул на испуганную кухарку.
– Передай ему, – произнёс он, – что люди, бывшие в наёмниках у сектантов, освобождены и излечены от своих тёмных мыслей силой драконов Склона Мира, и вскоре вернутся к своей прежней жизни. Как только вернётесь домой, сообщите вашей полиции о том, где всё это время скрывались «Божьи праведники». – Тут он вновь взглянул на Бартоломью, а затем многозначительно поднял взгляд на Аделаиду. – Он оплатил свой долг, великая История Гулсена завершена, она написана. И мы больше не нужны вам.
– Умоляю вас, спасите его! – взмолилась кухарка, упав на колени. Что-то ей подсказало, что этот пёс может вернуть Бартоломью к жизни. – Вы ведь Хранитель, верно? Вы же можете это! Барти говорил мне, что вы волшебные!
Пёс так строго на неё взглянул, что Аделаида враз смутилась. Она никогда бы не подумала, что станет смущаться перед животным, и опустила глаза долу, но тут позади Проциона из тьмы туннеля вышел Аполлон и сказал кухарке:
– Он, несомненно, достоин жизни. Но если ты желаешь, чтобы он жил, – так и будет. – Кухарка просияла, но лев добавил: – Но тогда мы исчезнем, и вам придётся добираться до дома своими силами.
– Пусть так, я готова на всё, – радостно произнесла Аделаида, – только верните его к жизни!
– Об этом нас просить не стоило, – ответил Процион. – Великий Фреммор не берёт себе души тех, кому ещё стоит пожить на этом свете.
С этими словами чёрный пёс припал головой к голове Бартоломью, и в его собачьих глазах вспыхнул ярко-синий свет: Процион отдавал ему всю свою силу.
Аделаида завороженно глядела на то, как тело Бартоломью постепенно охватила полупрозрачная синевато-серебристая дымка. Кровь на его ливрее, которую он вновь обрёл, вернувшись в человеческий облик, и та, что вытекла на землю, исчезла, а от пулевой раны на месте сердца не осталось и следа. Проциона тоже окутала похожая дымка, а он сам постепенно становился всё более и более прозрачным, пока не стал похожим на призрака. Дымка уже полностью скрыла в себе тело Бартоломью, и в конце концов подняла его над землёй, а затем мягко положила рядом с Аделаидой и тут же погасла. В этот же миг Процион тоскливо и жалобно взвыл, словно прощался с земным миром. Ещё миг – и он исчез, растаяв последними клочками призрачного тумана.
Аполлон, глядя на то, как Аделаида со слезами на глазах обнимает всё ещё не ожившего Бартоломью, произнёс:
– Ему нужно время, чтобы исцеляющая сила Canis Adoriri начала действовать на его организм. – И, подойдя к немного струсившей перед хищным зверем кухарке, тихо добавил: – Аделаида, ты не принимала участие в этом противостоянии, но твой муж за много миль отсюда совершил поступок, делающий ему высокую честь. – Аделаида замерла, вслушиваясь в слова льва, который разговаривал с ней не открывая рта, и уже догадывалась, что он хочет этим сказать. – Он принял пулю, предназначенную старому лакею Анастасию, и тем самым спас ему жизнь. И заплатил за это высокую цену. – Кухарка ахнула и закрыла рот ладонями, получив подтверждение своих худших опасений, но Аполлон невозмутимо продолжил: – Но раз уж мы спасли жизнь одного достойного, то и другой не менее достоин того же самого. Возьми, – с этими словами лев поднял к своей пасти правую лапу, взял в зубы один из пальцев и резко рванул. В ладонь Аделаиды упал львиный коготь. – Положи его в рот своего мужа, когда найдёшь его. Это вернёт ему жизнь. Он любит тебя всем сердцем, а подобная любовь вечна и чиста, как утренняя роса. Сделай это ради своей любви, и тогда она вернётся к тебе… И помни: мы не умираем. Мы возвращаемся в свой истинный мир, – как и люди, когда они заканчивают свой жизненный путь на этой земле. Помни о том, что я тебе сказал, Аделаида. Прощай. Я должен вернуться в свой мир, в Гулсен.